В статье доцента СПбГЭУ и СПбПДА, кандидата философских наук священника Игоря Иванова рассматриваются некоторые аспекты византизма, проявившиеся в сфере социального служения, благотворительности, медицины и образования. Особое внимание уделяется социальному идеалу правителя.
Чтобы сохранить свое царство безупречным, не берись делать то, за что ты порицал бы других…
Василий I Македонянин
Культура, государственность, вера
Известно, что византизм представляет собою единство трех элементов: эллинистической культуры, римской государственности и христианской веры. Лучшие достижения античной мысли в культуре Византии были переосмыслены в свете христианского учения о любви к Богу и ближнему, при этом филантропия заняла в общественной и церковной жизни византийцев важное место, а формы благотворительности были официально закреплены государством.
Авторитетный отечественный византолог Б.Е. Вальденберг пишет, что Восток не был единственным фактором, повлиявшим на ментальность Византии: «рядом с ним нужно поставить и другие три: римскую государственную традицию, эллинизм и христианство. Определить взаимное отношение всех четырех факторов, их удельный вес, указать в точности, чем именно обязан византийский государственный строй каждому из них в отдельности, это составляет важную научную задачу…»[1].
В своем классическом труде «История византийского государства» выдающийся историк XX века Г.А. Острогорский формулирует основу византийской культурной парадигмы:
«Римская политическая концепция, греческая культура и христианская вера — вот три главных составляющих, которые определили развитие Византии. Без них жизненный путь Византии был бы невозможен. Проникновение эллинской культуры и христианской религии в лоно Римской империи дало возможность возникнуть такому историческому явлению как Византийская империя. Это соединение оказалось возможным благодаря все возраставшим деловым контактам Римской империи с Востоком, с необходимостью, вытекавшей из кризиса в III веке. Первым видимым выражением этого явления было признание христианства и основание новой столицы на Босфоре. Оба эти события — победа христианства и перенос политического центра империи на эллинизированный Восток — отмечают начало Византийского периода. Таким образом, история Византии — это новая фаза Римской истории, так же как и византийское государство является лишь продолжением прежней Римской империи.
На протяжении всего существования Византии римские законы всегда оставались основой законности и права, а греческая мысль — основой интеллектуальной жизни. Греческая наука и философия, греческие историки и поэты были образцами для подражания среди наиболее образованных византийцев. Сама Церковь много изучала языческих философов, усвоила их интеллектуальные достижения и использовала их для большей внятности проповеди христианского учения.
Такое прочное усвоение классических достижений стало особым источником силы Византийской империи. Укоренившись в греческой традиции, Византия в течение тысячелетия была крайне важным оплотом культуры и науки, а укоренившись в римской концепции государственности, Византийская империя занимала преимущественное положение в средневековом мире. Византийское государство обладало уникальной административной машиной и высококвалифицированной и хорошо отлаженной системой городского хозяйства. Ее военная техника — самая высокая по техническому уровню того времени. У нее была отличная система законов, высокоразвитая экономическая и финансовая системы, громадное благосостояние. Обращение золотых монет стало в ней стержнем государственной экономики. По всем этим признакам Византия кардинально отличалась от других государств поздней античности и раннего средневековья с их натуральной экономикой»[2]. (Перевод мой — И. И.)
Довольно хорошо изучены за рубежом связи византийской благотворительности и медицины. Одним из первых, кто пролил свет на византийские медицинские литературные источники, был основатель немецкой византологии Карл Крумбахер. В своем классическом труде «Geschichte der byzantinischen Literatur von Justinian bis zum Ende des Ostroemischen Reiches» (Мюнхен, 1897) он рассмотрел известное на тот момент византийское литературное наследие и, в частности, трактаты византийских врачей — Оривазия, Аэция Амидского, Александра Тралльского, Павла Эгинского и других. Вопросам развития византийской медицины в рамках становления социальной благотворительности посвящены труды греческого ученого прот. Д. Константелоса[3], а также английского исследователя Т. Миллера[4]. Несколько работ написано о влиянии на византийскую медицину наследия Гиппократа[5]. Интересен также ряд зарубежных статей, посвященных взаимоотношениям медицины и духовности[6]. Кроме того следует отметить, что еще в 1983 году в Гарвардском центре византийских исследований прошел специальный симпозиум «Медицина в Византии». Материалы этой конференции были опубликованы в 1984 году[7]. Таким образом, зарубежные историки медицины касались медицинской темы в Византии[8]. А в русскоязычной литературе средневековой византийской медицине уделяется некоторое внимание в двухтомном труде Т. С. Сорокиной[9].
Но широкого развития медицины как социально ориентированной области общественной жизни не могло бы быть без соответствующей государственной этической традиции.
«Ревнуя о благе и полагаясь в остальном на Бога…»
Византийский универсализм основывался на общей для римского и византийского сознания идее — «о мире всего мира». Как пишет прот. И. Мейендорф, «идеал и цель, т.е. мысль о создании мировой империи, которая преодолеет беспорядочное противоборство народов и водворит вселенский мир, Византия получила в наследство от древнего Рима. Эта идея „pax romana» смешалась с христианскими чаяниями вселенского Царства Христова. Византийцы, конечно, умели провести необходимое богословское различие: даже христианизированная Римская империя не была еще Царством Божиим. Однако христианский император в определенном смысле предварял Царствие Христа и даже становился как бы наместником Его в управлении настоящим, непреображенным еще, грешным и несовершенным миром; опыт истинного Царства давала евхаристия, церковь, управляемая духовной иерархией. Император же, прежде всего, обязан был охранять и укреплять ее, ибо только церковь обеспечивала законность имперских притязаний и только через нее император мог осуществить свою функцию распространителя апостольской веры и охранителя христианской истины в жизни общества. Византийская теория об отношениях церкви и государства не могла быть выражена на чисто юридическом языке и свое совершеннейшее воплощение нашла в идеальной концепции „симфонии», созданной императором Юстинианом. Официальные и юридические тексты изобилуют ссылками на идеально-универсальную власть императора и соответствующее ей столь же универсальное распространение церкви»[10].
Законодательный сборник императора Юстиниана I (527-565 гг.) под названием «Новеллы» (лат. Novellae Constitutiones, т.е. «Новые законы») говорит о приоритете благотворительности и народного блага, что выражается, прежде всего, в заботе о наиболее слабых элементах общественного организма. Так, 74-я новелла говорит о служении людям как о задаче императорской власти; новелла 77 говорит о том, что заботу императора составляет благоденствие вверенных ему людей. В новеллах 80, 85, 148 читаем об ограждении подданных от всякого вреда и о доставлении им всякого блага как о задачах, лежащих на государственной власти. Таким образом, в основу деятельности государственной власти кладется промышление о подданных (πρόνοια, pronoia). Новелла 81 говорит, что забота эта имеет своим предметом общую пользу и благоденствие государства.
Кроме того, 6-я новелла Юстиниана, формулирующая концепцию симфонии властей, гласит: «Величайшие блага, дарованные людям высшею благостью Божией, суть священство и царство, из которых первое заботится о Божественных делах, а второе руководит и заботится о человеческих делах, а оба, исходя из одного и того же источника, составляют украшение человеческой жизни. Поэтому ничто не лежит так на сердце царей, как честь священнослужителей, которые со своей стороны служат им, молясь непрестанно за них Богу. И если священство будет во всем благоустроено и угодно Богу, а государственная власть будет по правде управлять вверенным ей государством, то будет полное согласие (συμφωνία, symphonia — И. И.) между ними во всем, что служит на пользу и благо человеческого рода. Потому мы прилагаем величайшее старание к охранению истинных догматов Божиих и чести священства, надеясь получить чрез это великие блага от Бога и крепко держать те, которые имеем»[11].
Вот что пишет по этому поводу В.Е. Вальденберг: «Если управление государством в целях извлечения из него максимальных выгод для обладающего верховной властью при полном равнодушии к интересам подданных мы будем условно называть восточной деспотией, то название это, очевидно, совершенно не подойдет к Византийскому государству, ибо там власть, хотя бы только официально, ставила своей целью благо народа. Это обстоятельство в связи с правовым обоснованием императорской власти в Византии, укрепляет за ней характер народной, или демократической, монархии»[12].
Классическая византийская формула взаимоотношений между государственной и церковной властями заключена в правовом документе под названием «Эпанагога» (вторая половина IX в.): «Мирская власть и священство относятся между собою, как тело и душа, необходимы для государственного устройства точно так же, как тело и душа в живом человеке. В связи и согласии их состоит благоденствие государства»[13]. А в X веке император Иоанн I Цимисхий писал так: «Я признаю две власти в этой жизни: священство и царство. Создатель мира вручил первой заботу о душах и последней — заботу о телах; если ни одна из них не ущемлена, мир находится в безопасности»[14].
Такую симфонию Г.А. Острогорский трактовал как диархию: «С окончанием иконоборчества миновали наиболее тяжкие распри в недрах византийской церкви, а шедшая параллельно этим распрям тяжба церкви со светской властью привела в конечном итоге к соотношению, резко отличному от характерного для ранневизантийского периода положения. Вместо подчинения церкви государству устанавливается известное равенство и равновесие между обоими началами, некая диархия константинопольских императора и патриарха… Таковое было учение о царстве и священстве «Эпанагоги», официального свода законов могущественнейшей византийской династии. «Эпанагога» устанавливает равенство между главой светской и духовной власти, независимое друг от друга, но параллельное и солидарное в действии. Ни государство церкви, ни церковь государству не подчинены»[15].
Следует особо отметить, что наиболее отчетливо византийский социальный идеал сказался именно в формировании образа идеального правителя. Характерен тот факт, что за всю историю империи, несмотря на социальные, экономические и военные катаклизмы, незыблемым оставалось представление о государственном устройстве Византии — императоры могли быть разные, они могли в большей или меньшей степени соответствовать или не соответствовать образу идеального правителя, но сам социальный идеал империи и императора никогда в Византии не отвергался.
Этот идеальный образ государя фактически и являл собой сплав трех элементов византизма: греческой культуры, римской государственности и христианской веры. Император мыслился неким христианином-стоиком, управляющим христианским обществом (империю часто именовали «христианским царством» или «христианской политией») по справедливым законам человеческим и Божественным.
В правление императора Василия I Македонянина (867-886 гг.) было написано сочинение, отражающее некий социальный идеал правителя — «Учительные главы» (около 880 г.). В этом документе многие главы непосредственно связаны с христианским антропологическим идеалом: гл. 2 «О вере» (т.е. о христианской вере), гл. 3 «О почитании священников» (т.е. христианских священников), гл. 4 «О суде и воздаянии» (имеется в виду «Небесный суд»), гл. 5 «О милостыне» (о том же — гл. 37), гл. 11 «О целомудрии» и гл. 19 «О чистоте и целомудрии», гл. 14 «Об уничижении», гл. 17 «Забота о Божьем слове», гл. 38 «О том, что все преходяще в этом мире», гл. 41 «О царствии небесном», гл. 42 «Память о Боге», гл. 45 «О смерти и бессмертии», гл. 65 «О гордыне».
Наряду с этим «Учительные главы» затрагивают и другие вопросы социальной ориентации: гл. 6 «О заботе и бдении», гл. 9 «О желаниях», гл. 10 «О достоинстве характера», гл. 20 «О почитании родителей», гл. 21 «О справедливости» (ср. гл. 44 «О несправедливости»), гл. 24 «О презрении к имуществу», гл. 27 «О богатстве и корыстолюбии», гл. 28 «О великодушии и кротости», гл. 34 «О милосердии» (ср. гл. 50 «О сострадании»), гл. 47 «О мире», гл. 49 «О внимании», гл. 51 «О снисходительности», гл. 52 «О благодарности», гл. 53 «О телесной красоте», гл. 57 «О благодеянии», гл. 59 «О терпении», гл. 63 «О воздержании от удовольствий»[16].
Социальный идеал правителя связывается напрямую с его нравственным состоянием. «Чтобы сохранить свое царство безупречным, — поучает Василий в гл. 21, — не берись делать то, за что ты порицал бы других, ибо подданные горазды судить дела архонтов; если ты будешь придерживаться этого правила, то совершишь тем самым два следующих поступка: ты и себя убережешь от порицания, и подданных научишь… всячески изощряться в добродетели; если же ты будешь делать противное тому, что говоришь, то совесть тебе судья; а если, говоря благое, ты и поступать будешь так же, то обретешь одновременно и свидетелей, судей твоей жизни, и безукоризненных подражателей твоему совершенству»[17]. Здесь проявляется утверждение одинакового отношения к поступкам своим и чужим, соответствие слов делу как предпосылка и условие справедливости. В гл. 32 «О благозаконии» Василий полагает в основу правопорядка нрав императора и соблюдение им «добрых законов» предшествующих императоров[18].
В гл. 44 «О несправедливости» автор подчеркивает, что большую ответственность за несправедливость несет не непосредственный виновник, а не пресекающий ее; император должен внимать жалобам потерпевшего несправедливость, ибо последнему, если он не нашел защиты у государя, остается лишь уповать на отмщение Бога, который и взыщет с тебя за небрежение. В гл. 4 «О высшем суде и воздаянии» также идет речь о возможном возмездии свыше, коль скоро вершитель правосудия на земле (император) не исполнит своих обязанностей.
Отношение к экономической деятельности, то есть к имению и управлению им, также связано с этикой, чему посвящена гл. 24. Согласно Василию, возвышенность и независимость императорских помыслов состоит не столько в обилии власти, сколько в презрении к имуществу, в этом особенно проявляется благородство его души; презрение к имуществу — не в том, чтобы втуне копить его в мешках, а в том, чтобы щедро им распоряжаться по необходимости; более других император обязан благодетельствовать друзей и защищаться от врагов, но и то и другое требует расходов; по Василию, условие возвышения надо всеми — презрение к стяжанию; «все это не твое собственное, но твоих сорабов, а особенно бедных и странников»[19]. Отношение к накоплению определяется в гл. 27 «О богатстве и корыстолюбии» мыслью о том, что процветание государства обеспечивается богатством государственной казны лишь тогда, когда она пополняется праведными приношениями; собранное же неправедно не только уничтожает накопленное праведно, но и навлекает суд Бога — Законодателя справедливости.
Гл. 38 проникнута своего рода христианско-стоическим воззрением о необходимости сохранять невозмутимое спокойствие и в удаче, и в неудаче, о «малодушии» как качестве, несовместимом с «императорской доблестью»: «и в том, и в другом (счастье и несчастье — И. И.) оставайся неколебим и постоянен, ревнуя о благе и полагаясь в остальном на Бога»[20]. А в гл. 45 «О смерти и бессмертии» даже более того — земная власть воспринимается только как возможность обрести Царство Небесное.
Тема благотворительности отражается в нескольких главах. Так, в гл. 34 «О милосердии» Василий наставляет, что богатство накапливается не ради удовольствия, а для помощи нуждающимся, и только в этом случае оно является пособником добродетели, приносит пользу и душе, и телу.
Нравственный идеал правителя, лично стремящегося к совершенству, дается также в гл. 28 «О великодушии и кротости». Здесь император призывает своего наследника Льва к моральному совершенствованию: безудержный смех — это невоспитанность, надо быть великодушным в наказаниях, достойным нравом, кротким в речах, спокойным и обходительным по характеру; сказанное, утверждает Василий, делает для подданных государя желанным и больше отцом, чем императором. Более того, в «Учительных главах» взаимоотношения императора и Церкви описываются через метафору «дети и родители». Если человек обязан чтить своих плотских родителей, то тем более он должен почитать тех, кто родил его в «Божьем Духе», поскольку первые даровали ему лишь кратковременную жизнь, а вторые приобщают к жизни вечной.
Можно сопоставить вышеизложенные идеи с памятником правовой мысли времен Василия. Это — уже упоминавшийся свод постановлений «Исагога» (или «Эпанагога»)[21], в который были включены два взаимосвязанных параграфа («Об императоре» и «О патриархе»), определявшие как сферы, так и содержание деятельности светской и церковной властей. Обратим внимание на то, как мыслилось соотношение императорской и церковной компетенций в делах веры. Несмотря на то, что основу всех перечисленных «Исагогой» направлений императорской деятельности составляют обязанности монарха в светской, гражданской (по преимуществу правовой) сфере, все же можно выделить два пункта, имеющих прямое отношение к Церкви. В компетенцию императора входит, согласно нормам «Исагоги», обязанность хранить то, что содержится в Священном Писании, догматы семи Вселенских Соборов, а также ромейские законы, и вместе с тем сам император должен отличаться православием, благочестием и ревностью Богу («Исагога», титул 2).
Таким образом, роль императора в Церкви определяется, по «Исагоге», не только его значением как хранителя правовых устоев, но и личными качествами василевса как образца православия и благочестия, что перекликается с образом императора в «Учительных главах». Иными словами, социальный идеал императора в этих документах отразился, во-первых, в стремлении утвердить важность лично императорского примера как образца «благочестия» и в утверждении Церкви как гаранта конфессионального благополучия империи и императора, а во-вторых — в отведении императору роли блюстителя в охране правовых (гражданских и канонических) норм.
Поэтому зачастую и называют византизмом в узком смысле эту сложившуюся в Византии концепцию особого типа отношений между Церковью и государством, где Церковь и государство не противостоят друг другу, а, напротив, взаимодополняют друг друга и действуют в стремлении к достижению согласия (гармонии) и сотрудничества (синергии). При этом свобода и самостоятельность каждой стороны и в ее собственной области не отменяется. Сфера Церкви — дела божественные, небесные, а государства — земные, человеческие. Государство постоянно вспомоществует Церкви в сохранении чистоты веры, церковных канонов и самого института священства. Церковь же в согласии с государством направляет и ведет общественную жизнь по путям, угодным Богу. В таком понимании Церковь и государство — это два различных проявления одного и того же органичного целого. Власть императора и патриарха — «величайшие и необходимейшие части государства», имеющие каждая свой круг обязанностей. В контексте антропологического органицизма их единство уподобляется единству человека, состоящего из души и тела. «Символизация» отношений Церкви и государства выражается в чине венчания Царя, которое, начиная с IX века, является литургическим выражением византизма. Царское миропомазание становится «конституционным» моментом венчания на царство. Церковь дарует императору особую «харизму» (благодать) для управления государством. Это означает не «огосударствление» Церкви, а воцерковление империи.
Здесь уместно будет вспомнить определение византизма, или, как тогда говорили, византинизма, данное еще в начале XX века выдающимся византологом И.И. Соколовым в работе «О византинизме в церковно-историческом отношении» (СПб., 1903). На его взгляд, византинизм характеризуется следующими признаками:
- преданность византийцев Православной Церкви, точное соблюдение («акривия») догматов и канонов, а также православная миссионерская деятельность[22];
- своеобразная система взаимоотношений Церкви и государства («Византии именно, — писал И. И. Соколов, — принадлежит историческая заслуга провозгласить идею оцерковленного государства[23], когда представители государства одинаково с представителями Церкви горячо преданы интересам Церкви и способны понять истинные ее интересы»)[24];
- церковно-религиозный характер Византии: божественное происхождение императорской власти, церковный обряд коронования византийских императоров, их выходы в храм Св. Софии, влияние Церкви на политическую жизнь, господство Церкви в жизни общественной; Церковь и семья, молитвы на разные случаи общественной и частной жизни[25];
- церковно-религиозный характер византийской науки и просвещения, церковно-религиозный оттенок византийской истории и философии, церковная поэзия, народные школы, религиозный характер византийского искусства[26].
Как отмечает Ж. Дагрон, образ «законной власти» в «Учительных главах» восходит к эллинистической Греции. Император должен быть подобием Божества, дабы являть людям образ для подражания; он должен быть сам водим Божественными законами, дабы законно управлять своими подданными; он должен сам себя обязать уважать закон, зная, что никто не может его к этому принудить; он должен мыслить себя как «сотоварища» своих подданных в их «земном рабстве», сотворенным, как и они, из праха, о котором ему напоминает наполненный землей мешочек («акакия»), который он держит в руках… Если идея евномии и не является специфически христианской, то усвоение нравственных норм и приобретение легитимности путем личного обращения оказываются куда более христианскими, и посему жанр «княжеского зерцала» было легко христианизировать»[27].
Постепенно римское право прониклось христианскими идеями филантропии и попечения о благе всякого подданного, в том числе и о мире внутри Церкви. После иконоборческого кризиса возникло новое понимание идеи «симфонии властей» как «диархии» двух равных начал — светского и духовного, сосуществующих и содействующих друг другу в достижении одной цели — блага народа.
В этом стремлении осуществить идею блага народа лучшие достижения античной мысли были переосмыслены в свете христианского учения о любви к Богу и ближнему, филантропия заняла важное место в общественной и церковной жизни византийцев, а формы благотворительности были официально закреплены государством.
Храмы, приюты, больницы
Эллинистический идеал филантропии, преображенный христианской заповедью о любви к ближнему, особенно сказывался в области социальной благотворительности, в храмостроительстве и в медицинской сфере. В Византии, в эпоху первого христианского государства, мы видим не только продолжение эллинской медицины, но и ее совершенствование. Здесь применяется высокоразвитая фармакология, излечиваются инфекционные заболевания, совершаются операции самого разного характера.
Но самым большим достижением этого времени было применение медицины в широком общественном спектре: в соответствии с христианским идеалом попечения о нуждающихся создаются приюты для сирот и вдов, госпитали для бездомных и нищих, больницы для прокаженных и немощных: nosocomim — для больных; brеphotrophium — для подкидышей; orphanotrophium — для сирот; ptochium — для неимущих и немощных; gerontochium — для стариков; xenodochium — для бедных и больных паломников. Только за годы правления императора Константина (306-337 гг.) в Новом Риме было построено 30 дворцов и храмов, более 4 тыс. зданий для знати, два театра, цирк, ипподром, более 150 бань и 8 акведуков. В период с 325 по 843 годы в Константинополе было 164 филантропических учреждения: 59 странноприимных домов, 49 больниц, 22 приюта для неимущих, 10 домов для престарелых, 8 «диаконий» (водо- и зернохранилищ), 7 родильных домов, 6 лепрозориев, 2 детских дома и 1 дом для слепых[28]. В латинском тексте жития св. Пульхерии, сестры императора Феодосия II, говорится, что «она построила много домов для странников и бедняков» (Acta Sanctorum, XLIII). Самих же монашеских общин одно время было в Константинополе и предместьях числом 345.
Все это говорит о том, что в Византии дело благотворительности было широко связано с храмостроительством. В Константинополе различались три вида церковных построек: частные, императорские и собственно построенные Церковью. Можно сказать, что в византийском мире, где воедино сплелись римская государственность, греческая культура и христианская вера, Константинополь стал не только Новым Римом, Новыми Афинами, но и Новым Иерусалимом[29].
От того времени сохранился весьма интересный документ на латинском языке: «Notitia Urbis Constantinopolitanae» («Заметки о городе Константинополе») — он был впервые опубликован немецким византологом Отто Зееком в составе издания «Notitia dignitatum. Accedunt notitia urbis Constantinopolitanae et laterculi provinciarum» (Берлин, 1876). По замечанию проф. Д. Б. Бьюри, «Notitia» были написаны во времена императора Феодосия в промежутке между 447 и 450 годами[30]. Согласно этому тексту, в городе тогда было 4388 домов. Для каждого городского района указывались самые важные памятники. Так, например, в 1-м районе перечисляются: Idem palatium magnum, Lusorium, Palatium Placidianum, Domum Placidiae Augustae, Domum nobilissimae Marinae, Thermas Arcadianas, Vicos sive angiportus viginti novem, Domos centum decern et octo, Porticus perpetuas duas, Balneas privatas quindecim, Pistrina publica quattuor, Pistrina privata quindecim, Gradus[31], Curatorem unum, qui totius regionis sol-licitudinem gerat, Vernaculum unum, velut servum in omnibus et internuntium regionis, Collegiatos viginti quinque, qui e diversis corporibus ordinati incendiorum solent casibus subvenire, Vicomagistros quinque, quibus per noctem tuendae urbis cura mandata est. Bo 2-м районе: Ecclesiam magnam, Ecclesiam antiquam, Senatum, Tribunal purpureis gradibus exstructum, Thermas Zeuxippi, Theatrum, Amphitheatrum, Vicos sive angiportus triginta quattuor, Domos nonaginta et octo, Porticus magnas quattuor, Balneas privatas tredecim, Pistrina privata quattuor, Gradus, Curatorem unum, Vernaculum unum, Collegiatos triginta quinque, Vicomagistros quinque.
Итак, мы видим первое упоминание о Великой церкви (во имя Божественной Премудрости[32]) и о Старой церкви (во имя Божественного Мира). Новый Рим — это Новый мир, осененный Божией Премудростью — Христом-Словом Божиим. Далее будут упомянуты Basilicam и Ecclesiam sive martyrium sancti Menae (4-й район), Ecclesias tres, Irenen, Anastasiam et sancti Pauli (7-й район), Basilicam Theodosianam (8-й район), Ecclesias duas, Caenopolim et Homonoeam (9-й район), Ecclesiam sive martyrium sancti Acacii (10-й район), Martyrium Apostolorum (11-й район), Ecclesiam (13-й район). Ecclesiam (14-й район). В последней главе приводится общее количество общественных зданий, среди которых упоминаются 40 церквей (Ecclesias quattuordecim) и 2 базилики (Basilicas duas).
Что касается теоретических знаний по медицине, то нужно сказать, что античная медицинская литература была византийцам хорошо известна, она постоянно копировалась, усваивалась и служила источником новых идей. Помимо трудов Гиппократа и Галена, популярностью пользовались компилятивные работы. По этому принципу был написан «Синопсис» Оривазия (325-396 гг.). Первоначальное образование он получил, как сообщает Евнапий Сардийский в своей краткой биографии Оривазия, от знаменитого врача Зенона Кипрского, йатрософиста (с античных времен йатрософистами называли особенно искусных врачей, имевших нередко и философскую подготовку). В Малой Азии Оривазий познакомился с будущим императором Юлианом Отступником, который пытался реставрировать язычество. В 355 году Юлиан взял Оривазия к себе на службу как личного врача и библиотекаря. По велению Юлиана он составил обширный труд «Врачебное руководство» (в 70 книгах), представляющий собою систематическую компиляцию греческих врачей начиная с Гиппократа. Каждой главе предпослано имя автора, что делает это сочинение еще более ценным в историческом отношении, так как знакомит с трудами древних врачей, особенно александрийских, сочинения которых не дошли до нас. Оривазий также составил для своего сына Евстафия популярный вариант вышеназванного сочинения «Синопсис для Евстафия» в 9 книгах (он сохранился в латинском переводе — «Synopsis pros Eustathion»). После смерти Юлиана Оривазий был отправлен в изгнание, но спустя несколько лет снова призван в Константинополь. Другим учеником Зенона был некто Магнус, написавший трактат по уриноскопии[33].
Важно отметить, что ко времени правления Юлиана Отступника (361-363 гг.) христианские общины по всему Востоку стали организовывать странноприимные дома и больницы. Здесь можно упомянуть имена главных основателей: епископ Антиохийский Леонтий (344-358 гг.), константинопольский диакон Марафоний, Евстафий Севастийский (357-377 гг.), св. Ефрем Эдесский и, наконец, св. Василий Великий, епископ Кесарии Каппадокийской (370-379 гг.), около 372 года основавший первый крупный благотворительный центр под названием «Василиас», в котором была больница, помещения для ухода за прокаженными, комнаты для паломников, помещения для престарелых, детей-сирот и для больных, и постоянный персонал из врачей и монахов.
Эту систему высоко оценил св. Григорий Назианзин, называя ее «новым градом, кладезем благочестия, общей сокровищницей богатых». Такие же организации появлялись в других крупных городах империи[34]. Характерен тот факт, что в 362 году император Юлиан Отступник, обращаясь к язычникам, призывает их следовать человеколюбию христиан, учреждающих повсеместно приюты для странников, бедняков и больных[35]. В IV-V веках странноприимницы основываются св. Иоанном Златоустом, св. Иеронимом Стридонским, св. Августином Блаженным. В середине VI века даже персидский царь Хосров I основал по совету придворных врачей-христиан у себя в столице подобное учереждение[36].
Интересна история одного из старейших приютов для сирот в Константинополе — орфанотрофиума св. Зотика Сиропитателя. Наиболее раннее упоминание о Зотике относится к 472 году — это распоряжение византийского императора Льва I о даровании особых прав и привилегий благотворительным учреждениям, в том числе и детскому дому (orphanotrophium) св. Зотика Сиропитателя[37]. Как отмечает Т.С. Миллер, сведения о жизни Зотика дошли до нас благодаря «Похвальному слову» Константина Акрополита 99 (в рукописи XIV в.), которое восходит к утраченному житию XI века[38].
Согласно этому тексту, Зотик принадлежал к числу вельмож, призванных императором Константином I Великим из Рима в основанный им Константинополь. Позже, поняв, что мирская суета и почести его не привлекают, Зотик принял сан священника. Когда в городе началась эпидемия проказы, император, чтобы пресечь ее дальнейшее распространение, повелел утопить всех зараженных в море. Зотик же решил спасти больных. Он явился к императору и попросил у того средств на приобретение драгоценных камней для государственной казны. Получив деньги, он отправился на берег моря, выкупил у палачей больных и переправил их на другой берег Золотого Рога на холм Элеонес. После кончины Константина I на престол взошел его сын Констанций II (337 г.), он был еретиком-арианином и не любил Зотика Си-ропитателя, однако не решался открыто обвинить его в распространении проказы. Дочь Констанция оказалась в числе больных и должна была быть казнена, однако Зотик спас ее в числе прочих, поселив на Элеонесе. Вскоре в городе начался голод, в котором и обвинили Зотика. Констанций повелел схватить его, однако Зотик сам пришел во дворец. Император потребовал от него отчета о потраченных государственных средствах, и Зотик предложил показать ему приобретенные драгоценности. Он привел Констанция туда, где собрал всех больных, и, выведя их из укрытий, указал на них со словами, что это и есть те самые драгоценности, приобретенные с великим трудом. В гневе император распорядился привязать Зотика к диким ослам и пустить их в поле. Когда мученик предал дух Господу, ослы человеческим голосом обличили жестокость императора, а на месте гибели святого забил источник с целебной водой. Увидев эти чудеса, Констанций раскаялся и приказал похоронить Зотика с почестями и построить на государственные средства приют для больных[39]. Позже, в 571-572 годах, в орфанотрофиуме св. Зотика император Юстин II воздвиг церковь свв. апостолов Петра и Павла. А в районе холма Элеонес существовала церковь, посвященная самому св. Зотику Сиропитателю.
Около 500 года в Константинополе практиковал прославленный врач Иаков Психрестий — он отличался своими талантами диагноста и терапевта, а также тем, что, будучи штатным больничным врачом, при частной практике не брал платы с бедняков. Его отцом был известный врач Исихий из Дамаска, воспитавший еще двух сыновей-врачей — Асклепиодота и Палладия[40]». Здесь нужно отметить, что практика безвозмездного врачевания была широко распространена среди врачей-христиан. В IV-VI веках сложилось почитание целителей-бессеребреников: святые Косма и Дамиан, Кир и Иоанн, Пантелеймон и Ермолай, Сампсон и Диомид, Фотий и Аникита — некоторые из них упоминаются в проскомидийной молитве Литургии св. Иоанна Златоуста, а также в чине таинства Елеосвящения.
Книжная мудрость и врачи-подвижники
К началу VI века относится история списка древнего фармакологического трактата — «De Materia Medica». Он был написан римским врачом Диоскуридом в I веке н.э. Одна из дошедших до нас копий этого трактата была изготовлена для Юлианы Аникии — дочери малоизвестного императора Западной Римской империи Флавия Аниция Олибрия (472 г.) и Галлы Плацидии. Трактат был поднесен Юлиане Аникии в благодарность за постройку церкви в пригороде Константинополя. В современной науке манускрипт называется «Vienna Dioscurides» и датируется 512 годом. Он содержит описания и изображения около 400 растений. В нем содержатся также изображения змей, насекомых, пауков, скорпионов, различных животных и птиц, всего 498 иллюстраций. На одном фронтисписе изображена Юлиана Аникия, окруженная персонификациями и просыпающая золото на копию книги, а на другом — величайший врач античности Гален в окружении попарно сидящих учеников: первая пара — Кратей (Crateuas) и Диоскурид (Dioscurides); вторая пара — Аполлоний Мис (Apollonius Mys) и Никандр (Nicander); третья пара — Андрей (Andreas) и Руф (Rufus).
Трактат был широко известен в средневековой медицинской литературе, переведен на латынь, англо-саксонский и иврит[42]. В IX веке этот текст был знаком патриарху Константинопольскому Фотию, который был известен своей широкой образованностью — он составил описание многих литературных произведений под названием «Мириобиблион». В X веке император Роман II (959-963 гг.) подарил прекрасно выполненный экземпляр списка «De Materia Medica» кордовскому халифу. Вплоть до XIV-XV веков трактат постоянно копировался и комментировался. В это время монахи монастыря св. Иоанна Предтечи в городе Петра дополнили трактат цитатами из византийских медицинских трудов. Среди этих монахов был Натаниил, врач расположенного поблизости госпиталя, основанного сербским королем Стефаном Урошом Душаном. В 1406 году Натаниил попросил Иоанна Хортасмена восстановить и переплести рукопись; Хортасмен частично переписал текст, написанный унциалом, и добавил, минускулом, названия лиц и растений. В 1422-1423 годах рукопись все еще была в библиотеке монастыря. После 1520 года она перешла в руки Сулеймана Великолепного и затем была приобретена Карлом V[43].
Собственно первым крупным византийским йатрософистом считается Аэций из Амиды (502-575 гг.), который, будучи императорским врачом при дворе Юстиниана Великого, на основании трудов Галена составил «Врачебное руководство» со своими комментариями. Эта 16-томная энциклопедия по медицине традиционно называется «Четверокнижие» {«Tetrabiblon») из-за ее четырех разделов. Энциклопедия изобилует цитатами из многих авторов греческой и римской античности[44]. Она состоит из сжатых изложений по вопросам фармацевтики, диетологии, общей терапии, гигиены, болезней головы, офтальмологии, косметики и зубоврачебных знаний. В ней приводится анализ предвещающих симптомов и общей патологии; рассматриваются методы уриноскопии, вопросы гинекологии и акушерства; описываются методы применения лекарственных трав и противоядий; способы лечения ран и ожогов[45]. Как отмечает современный исследователь, раздел офтальмологии дает самое лучшее ее описание вплоть до эпохи европейского Просвещения[46].
Современником Аэция был Александр из Тралл (525-605 гг.), сын врача и брат архитектора Анфимия, строителя храма св. Софии в Константинополе. Свой 12-томный трактат о лечении патологий и внутренних болезней он снабдил независимыми от древних авторов суждениями. В сравнении с Аэцием Александр более озабочен не медицинской теорией, а вопросами практического применения лекарственных препаратов[47]. Александр Тралльский также по праву знаменит своим «Посланием о кишечных червях», в котором отражается точность и проницательность в его наблюдениях симптомов и описаниях историй болезни. Б его медицинских сочинениях содержатся хороший очерк офтальмологии, описание простудного заболевания, которое мы называем ангиной, легочных заболеваний и плеврита, болезней почек и мочевого пузыря, а также подагры[48].
Делами широкой благотворительности известны были патриарх Константинопольский Тарасий и Симеон Новый Богослов. Патриарх Тарасий (730-806 гг.), мудро управлявший Церковью 22 года, вел суровую аскетическую жизнь и все свое имение тратил на богоугодные дела, питая и покоя стариков, нищих, сирот и вдов, а на Пасху устраивал для них трапезу, на которой сам прислуживал. Про Симеона Нового Богослова известно, что, когда в конце X века он прибыл в Студийский монастырь, за неимением свободной кельи он был размещен именно в странноприимнице, которая имелась в каждом монастыре. Позднее, будучи назначен игуменом пришедшего в упадок монастыря св. Маманта, Симеон Новый Богослов сделал из него центр благотворительности, которая была настолько широкой, что некоторые чиновники подозревали его в растрате средств.
Восточная Римская империя имела в изучении медицины явный приоритет перед Западом. Университет Константинополя (Pandidakterion), основанный императором Феодосией II в 425 году, был первым университетом в мире (первый западный университет, Болонский, появился лишь в 1088 г.) и включал три факультета: медицины, философии и права. Пандидактерион располагался в здании дома сената -Magnaura. Кроме того, крупнейшим центром науки была Александрия. Она славилась также своей медицинской школой, которая функционировала и после завоевания города арабами (до начала VIII в.). Например, уже упомянутый врач-христианин Аэций Амидский, служивший начальником императорской свиты и врачом при дворе Юстиниана, учился именно в Александрии. Его «Tetrabiblon» охватывает почти всю практическую медицину Средиземноморья того времени. В первой половине VII века Иоанном Александрийским и Стефаном Александрийским также были составлены комментарии к Гиппократу и Галену. В Александрии получил медицинское образование и Павел Эгинский, составивший руководство по хирургии. А 12-томный труд Александра Тралльского о внутренних болезнях и их лечении пользовался популярностью на протяжении всего средневековья, был переведен на латинский, сирийский, арабский и еврейский языки, широко известен как на Западе, так и на Востоке. Важные медицинские центры были и в таких крупных городах, как Фессалоники и Никея. К XII веку медицинские учреждения имели достаточно кадров, чтобы обеспечить лечение в больницах и на дому. К услугам благотворительной медицины прибегали не только неимущие слои населения, но и средний класс, и даже аристократы, что говорит о высоком уровне лечения в благотворительных медицинских заведениях[49].
Самой известной в Константинополе была больница св. Сампсона. Преподобный Сампсон Странноприимец был сыном богатых и знатных римлян. В молодости он получил прекрасное образование, изучил врачебное искусство и с любовью, безвозмездно лечил больных. Однажды тяжело больному императору Юстиниану было откровение, что он может получить исцеление только через святого Сампсона. Помолившись, святой дотронулся до больного места рукой, и император получил облегчение, а вскоре совсем выздоровел. В благодарность он хотел наградить целителя золотом и серебром, но святой отказался и просил Юстиниана построить странноприимницу и больницу. Император охотно выполнил просьбу. Известно, что император Юстиниан построил и много других лечебниц. Византолог XVII века Шарль Дюканж в своей работе «Historia Byzantina, II, Constantinopolis Christiana» перечисляет 35 подобных учреждений в Константинополе. Святой Сампсон весь остаток своей жизни посвятил служению ближним. После кончины (ок. 530 г.) он был погребен в церкви святого мученика Мокия. От гроба святого Сампсона совершались многочисленные исцеления. Его странноприимный дом и больница оставались открытыми, и святой не оставлял свои заботы о страждущих. Он дважды являлся нерадивому работнику больницы и укорял его в лености. По просьбе почитателей св. Сампсона странноприимница была превращена в церковь, а рядом с ней построили новое здание для приема странников. Во время сильного пожара Константинополя пламя не коснулось странноприимницы св. Сампсона; по его молитвам пролился сильный дождь, который потушил пожар. Больница св. Сампсона просуществовала с IV по XIV век. Император Юстиниан расширил ее и превратил в крупное специализированное медицинское учреждение, осуществлявшее как амбулаторное лечение, так и стационирование больных.
Должность «архиатра» (главного врача) существовала уже в античности. Юстиниан перевел таких врачей из муниципального ведомства на бюджет больниц. Главный врач подчинялся лишь директору больницы, ксенодоху, и имел в подчинении целый штат обычных врачей, служащих и медбратьев[50]. Должность главного врача была достаточно важной, и он участвовал в официальных императорских церемониях[51].
В VII веке появился учебник по медицине Павла Эгинского (607-690 гг.), созданный на базе трудов Оривазия и содержащий новые идеи, особенно по хирургии. Большую часть своей жизни Павел провел в Александрии, оставшись там для преподавания и проповеди даже после арабского нашествия (642 г.). Исламские источники приписывают Павлу три произведения по гинекологии, токсикологии и медицинской практике и процедурам. Сохранилось лишь третье произведение в виде изложения в семи книгах, обычно называемое «Краткое изложение Медицины». Эти семь книг Павла Эгинского были изданы в начале XVI века на латинском языке, а в середине XIX века переведены на английский. Они были прокомментированы английским ученым Ф. Адамсом[52]. Павел задумывал свое «Изложение» как всеобщую медицинскую энциклопедию, свободно заимствуя из Оривазия и Галена. Во введении к своему труду Павел выделяет важные, с его точки зрения, области медицины: гигиену и диету, знания о лихорадках, болезни, расположенные в порядке «с головы до ног», болезни, затрагивающие различные части тела, раны и укусы ядовитых существ, противоядия от ядов, хирургию, а также простые и составные лекарственные средства. Фармацевтика и фармакология «Изложения» (книга 7), в основном основанная на Диоскориде, приводит точные описания 90 минералов и металлов, около 600 лекарств из растительного сырья и приблизительно 170 животных продуктов, применяемых в фармацевтических препаратах. Высоко ценившееся в мусульманской медицине «Изложение» было переведено на арабский Хунаином ибн Исхаком в IX веке[53].
В начале VII века некто Феофил — протоспафарий императора Ираклия (610— 641 гг.) — составил компилятивную работу об устройстве человеческого тела и трактат о лечении горячки. Учеником Феофила был Стефан Афинский (550-630 гг.), написавший комментарии к Аристотелю, Гиппократу и Галену, а также трактат о действии лекарств. Кроме того, он написал трактаты по астрономии и теологии[54].
Своими комментариями к Галену и Гиппократу известны также Иоанн Александрийский и Стефан Александрийский (VII в.). В это же время жил патриарх Иерусалимский Софроний (634 г.), знаменитый своей образованностью, в том числе и широкими познаниями в медицине и врачебной практике.
При императоре Феофиле (813-842 гг.) жили врач Лев Йатрософист, составивший «Врачебный синопсис», и монах Мелетий, написавший трактат о душе, составе тела и четырех элементах[55]. Он подвизался в Свято-Троицком монастыре города Тиберополиса (Малая Азия) и был практикующим врачом. Его трактат «Об устроении человека» затрагивает темы по богословию, физиологии и анатомии — он основан как на сочинениях Галена, так и на трудах отцов Церкви: Немезия Эмесского, Григория Нисского, Григория Назианзина и Василия Великого. Кроме этого, он оставил комментарии к Гиппократу[56].
В X веке, при императоре Константине Багрянородном (913-959 гг.) происходит заметное оживление научной мысли. По его указанию Феофан Нонн составляет медицинскую энциклопедию под названием «Эпитомия». Концом X века датируется перевод книги арабского врача Абу Джафар Ахмеда «Приношение иноземца», сделанный протосекритом Константином Регийским.
Особое место в истории византийской медицины занимает выдающийся государственный деятель, историк и философ Михаил Пселл (1018-1078 гг.). Он составил поэтический словарь болезней «Лучший врачебный труд, написанный ямбами» (в 1373 стихах) и книгу «О бане». В его трактате «Omnifaria Doctrina» содержится много материала по медицине и психологии[57].
Согласно «Corpus juris civilis» Юстиниана богоугодные заведения находились в ведении местного епископа и, как правило, были при монастырях. Кроме того, в Константинополе многие приюты находились непосредственно в ведении государства. Например, по приказу императора Константина IX (1042-1055 гг.) так называемый «Старый императорский дворец» Мангана был переоборудован в комплекс, включавший в себя монастырь св. Георгия Победоносца, больницу, дом престарелых и правовую школу. В Манганской лечебнице служили императорские врачи, лечившие самого императора[58].
В XI веке, при императоре Алексее I Комнине (1081-1118 гг.) протовестиарий и магистр Симеон Сиф составляет книгу о правильном питании, основывающуюся, в основном, на античной традиции. Также Сиф написал книги по физике и медицине, включая опровержение медицинских разработок Галена.
Как профессиональное медицинское учреждение с несколькими видами специалистов описывалась, к примеру, больница монастыря Вседержителя (Пантократора), которую основали император Иоанн II Комнин и его жена Ирина, дочь короля Венгрии, в Константинополе между 1118 и 1137 годами. В монастырский комплекс входили церковь, библиотека, больница. Русский византолог А. Дмитриевский еще в 1895 году опубликовал греческий текст «Типикона» монастыря Вседержителя. Согласно уставу монастыря, при нем была больница с пятью палатами, включая хирургическую и женскую, для психических больных (в основном эпилепсия), офтальмология, а также отделение для амбулаторных больных. Общее число мест достигало 50-ти. Больница имела постоянный штат врачей-специалистов (хирургов, повитух) и их помощников, которые работали в две смены, чередовавшиеся через месяц. И хотя врачи получали по тем временам не очень высокое жалованье (11,75 номисм[59] в год, тогда как монашеский рацион в денежном эквиваленте составлял 3,5 номисмы в год и считался прожиточным минимумом, а чиновник среднего звена получал 30 номисм в год), посменная работа позволяла им, после специального разрешения императора, вести частную практику в пределах Константинополя. Зачастую благодарные частные пациенты щедро одаривали врачей и жертвовали на больницы и монастыри, где те служили. В каждом отделении было по два врача, которые принимали и приходящих больных. Врачи получали жалованье деньгами и продуктами, пользовались бесплатным жильем и монастырскими лошадьми. При больнице работала школа для обучения врачебному искусству. Предусматривалось отопление, освещение, постельное белье, а также помещения для купания и туалеты. При монастырях строились бани, которые также были местом врачевания: врачи предписывали больным баню 1-2 раза в неделю (в зависимости от заболевания)[60]. Известны и другие уставы, упоминающие регламент медицинского обслуживания больных монахов — это типиконы монастыря Липе и монастыря св. Маманта.
Кроме того, нужно отметить, что государство учитывало важную роль монастырей в деле просвещения и благотворительности, и византийские монастыри пользовались различными податными льготами, а также зачастую получали от правительства регулярные денежные вспомоществования. О таких ежегодных вспомоществованиях, называемых <«;ωιεΜΐΗΜ»(σολέμνια), ценные сведения сообщает «Податной устав»[61].
В 60-х годах XII века Мануил I Комнин назначил главой философов Михаила Анхиала, позднее ставшего патриархом (1170-1178 гг.). Современники смотрели на учебное заведение, в котором трудился Михаил Анхиал, как на школу мудрости, которая вновь была основана Мануилом, оказывавшим ей материальную поддержку. Преемником Михаила Анхиала на посту главы философов был церковный деятель Феодор Ириник, занявший в 1214 году патриарший престол. В стенах созданной им Патриаршей академии преподавали самые видные деятели византийской культуры конца ΧΙ-ΧΙΙ веков, авторы многих дошедших до нас литературных, научных и педагогических произведений. Наиболее выдающимися среди них были Евстафий Солунский, Никифор Василак, составивший учебное пособие по истории, мифологии, риторике и богословию. Известный йатрософист Михаил Италик вел занятия по предметам квадривиума (арифметике, геометрии, музыке, астрономии), а также механике, оптике, медицине и философии. Он был профессором медицины при больнице монастыря Пантократора (основана в 1136 г.). В своих лекциях он опирался на труды Гиппократа и Галена, а также приводил примеры из своей медицинской практики. Его учеником был Феодор Продром, оставивший хорошее описание оспы[62].
Даже в XIII веке, когда Византийская империя была оккупирована крестоносцами в ходе 4-го Крестового похода и дезинтегрирована, придворный врач при Никейском императоре Иоанне Ватаце (1222-1254 гг.) Николай Мирепс составил обширный сборник рецептов (2656 наименований), который, будучи переведенным на латынь, был известен на Западе под названием «Codexpharmaceuticus» и изучался на медицинском факультете Парижского университета вплоть до XVII столетия. А уже после освобождения Константинополя от крестоносцев, по указанию императора Михаила VIII Палеолога (1259-1282 гг.) ветеринар и естествоиспытатель Димитрий Пепагомен написал компетентный труд о подагре. Он также написал труд о разведении соколов и книгу о собаках[63].
В поздневизантийский период медицина рассматривалась как часть философии, включающей в себя и науку о природе, и науку о человеке. Так, Иоанн Актуарий, один из самых замечательных медиков палеологовского времени, объясняя побудительные причины занятий медициной, ссылался на свою давнюю склонность к «естественной части философии». Иоанн Актуарий был придворным врачом императора Андроника II (1282-1328 гг.). Одним из наставников Иоанна был Иосиф Философ, которому он посвятил трактат «De spiritu animali». Последний из великих византийских врачей, он был хорошо знаком с медицинской классикой и греческой литературой и философией. Иоанн написал очень хорошее руководство по медицине «De methodi medendi», основанное на работах Галена, греческих и арабских врачей, а также своих собственных наблюдениях. Труд этот был адресован будущему мегадуке Алексею Апокавку, о котором упоминает Кантакузен в своей «Истории». Также интересен уриноскопический труд Иоанна, являющийся образом византийской диагностики. Трактат разделен на четыре части: типы мочи и их физиологические характеристики, диагностика, этиология и прогноз[64]. Иоанну принадлежит первое описание болей при отравлении свинцом, первое описание паразита под названием «власоглав» и описание практики кровопусканий при лечении болезней головы[65]. Астроном Григорий Хиониад, принадлежавший к числу друзей Иоанна Актуария, также занимался медициной. Врачом был и другой астроном — Григорий Хрисококк.
На закате империи медицину в Константинополе преподавал Иоанн Аргиропул, изучавший медицину в Падуе. Известны имена Константина Мелитениота, Георгия Хониата, переводивших с персидского языка на греческий собрания рецептов[66].
Вплоть до XIV века в Константинополе сохранилось множество благотворительных учреждений. Так, русский инок Стефан Новгородец, в 1350 году ходивший в Царьград поклониться святым местам, описал несколько странноприимниц и больниц Константинополя — приют и больницу преп. Зотика, приют Сампсона Странноприимца между храмами св. Софии и св. Ирины, и больницу при монастыре св. Феодосии вблизи монастыря Пантократора.
Список литературы
1. Вальденберг В. Е. Государственное устройство Византии до конца VII века. СПб., 2008. 2.Дагрон Ж. Император и священник. Этюд о византийском «цезаропапизме». СПб., 2010.
3. Мейендорф И., прот. Византия и Московская Русь. Очерк по истории церковных и культурных связей в XIV веке. М., 2004.
4. Острогорский Г. А. Отношение Церкви и государства в Византии // Seminarium Kondakovia-num,V, 1931.C. 119-134.
5. Острогорский Г. А. К истории иммунитета в Византии // Византийский Временник. М., 1958. №13,С. 55-106.
6. Реликвии в Византии и Древней Руси. Письменные источники / ред.-сост. А. М. Лидов. М., 2006.
7. Чичуров И. С. Политическая идеология средневековья (Византия и Русь). М., 1991.
8. Bury J. В. The Date of the Notitia of Constantinople // English Historical Review, Vol. 31, 1916. P. 442-443.
9. Constable О R. Housing the stranger in the Mediterranean world: lodging, trade, and travel in Late Antiquity and the Middle Ages. Cambridge University Press, 2003. 427 p.
10. Constantelos D. J. Byzantine Philanthropy and Social Welfare. Athens, 1986. 282 p.
11. Constantelos D. J. Poverty, Society and Philanthropy in the Late Medieval Greek World. New York, 1992. 190 p.
12. Duffy J. M. Byzantine Medicine in the Sixth and Seventh Centuries // Dumbarton Oaks Papers, №38, 1984. P. 21-28.
13. Horden P. The Earliest Hospitals in Byzantium, Western Europe, and Islam // Journal of Interdisciplinary History, № 25, 2005. P. 361-389.
14. Krumbacher K. Geschichte der byzantinischen Literatur von Justinian bis zum Ende des Ostroemischen Reiches. Munich, 1897. 1100 p.
15. Magner L. N. A History of Medicine. New York, 2005. 625 p.
16. Miller T. S. The Birth of the Hospital in the Byzantine Empire. Baltimore, 1985. 325 p.
17. Miller T. S. The Orphans of Byzantium. Child welfare in the Christian Empire. Cambridge, 2003. 345 p.
18. Oxford Handbook of Byzantine Studies / Ed. by E. Jeffrey, J. Haldon, R. Cormack. Oxford, 2008. 1021 p.
19. Prioreschi P. A History of Medicine. Vol. IV. Byzantine and Islamic medicine. Omaha, 2004. 507 p.
20. Ross L. Medieval art: a topical dictionary. Westport, 1996. 300 p.
21. Savage-Smith E. Hellenistic and Byzantine Ophthalmology: Trachoma and Sequelae // Dumbarton Oaks Papers, № 38,1984. P. 169-186.
22. Wilson N. G. Encyclopedia of Ancient Greece. New York, 2006. 768 p.
23. Scarborough }. Early Byzantine Pharmacology // Dumbarton Oaks Papers, № 38,1984. P. 213-232.
[1] Вапьденберг В. Ε. Государственное устройство Византии до конца VII века. CПб., 2008. С. 131 -132.
[2] Ostrogorsky G. History of the Byzantine state. Oxford: Blackwell, 1956. P. 25.
[3] Constantelos D. J. Byzantine Philanthropy and Social Welfare. Athens, 1986; Consiantelos D. J. Poverty, Society and Philanthropy in the Late Medieval Greek World. New York, 1992.
[4] Miller T. S. The Birth of the Hospital in the Byzantine Empire. Baltimore, 1985; Miller T. S. The Orphans of Byzantium. Child welfare in the Christian Empire. The CUA Press, 2003.
[5] Temkin O. Hippocrates in a World of Pagans and Christians. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1991; Duffy J. M. John of Alexandria. Commentary on Hippocrates’ Epidemics VI Fragments. Commentary of an Anonymous Author on Hippocrates’ Epidemics VI Fragments; Bell T. A. John of Alexandria. Commentary on Hippocrates’ On the Nature of the Child. Berlin: Akademie Verlag, 1997. (Corpus Medicorum Graecorum, Vol. X 1,4).
[6] Keenan Μ. Ε. St. Gregory of Nazianzus and Early Byzantine Medicine // Bulletin of the History of Medicine, 9, 1941. P. 8-30; Keenan Μ. Ε. St. Gregory of Nyssa and the Medical Profession // Bulletin of the History of Medicine, 15,1944. P. 150-161; Talbot A. M. Pilgrimage to Healing Shrines: The Evidence of Miracle Accounts // Dumbarton Oaks Papers, 56,2002. P. 153-173.
[7] Symposium on Byzantine Medicine (Papers from a symposium held in 1983 at Dumbarton Oaks) // Dumbarton Oaks Papers, 1984. Vol. 38.
[8] Temkin O. The Double Face of Janus and Other Essays in the History of Medicine. JHUP, 1977; Greene R. History of Medicine. New York, 1988; Prioreschi P. A History of Medicine. Vol. IV. Byzantine and Islamic medicine. Omaha, 2004; Constable O. R. Housing the stranger in the Mediterranean world: lodging, trade, and travel in Late Antiquity and the Middle Ages. Cambridge University Press, 2003; Magner L. N. A History of Medicine. New York, 2005.
[9] Сорокина Т. С. История медицины. Μ., 1992.
[10] Мейендорф И., прот. Византия и Московская Русь. М., 2004. С. 7.
[11] Правила Православной Церкви с толкованиями Никодима, епископа Далматинско-Истрийского. СПб., 1911. Т. 1. С. 681-682.
[12] Валъьенберг В. Ε. Государственное устройство… С. 106-107.
[13] Основы социальной концепции Русской Православной Церкви. М., 2000. С. 7
[14] Дворкин А. П. Очерки по истории Вселенской Православной Церкви: Курс лекций. Нижний Новгород: Издательство Братства во имя св. князя Александра Невского, 2005. С. 264.
[15] Острогорский Г, А. Отношение Церкви и государства в Византии // Seminarium Kondakovianum V, 1931. С. 130.
[16] Чичуров И. С. Политическая идеология средневековья (Византия и Русь). М.: Наука, 1991. С. 68.
[17] Там же. С. 68-69.
[18] Там же. С. 69.
[19] Там же.
[20] Там же.
[21] Следует отметить, что выдающийся византолог А. А. Васильев считал, что «Эпанагога» никогда не была официально опубликована и осталась лишь законопроектом. Цахариэ фон Лингенталь, Геймбах и Дэльгер однозначно называли «Исагогу» только законопроектом. Проектом закона, официально не объявлявшимся, считал «Исагогу» и протоиерей Георгий Флоровский. Современный ученый А. М. Величко говорит, что уже сам официальный автор документа император Василий I «не дал ход «Эпапагоге»», ведь не существует прямых доказательств ее промульгации. Поэтому «Исагогу» лучше называть не «императорским законодательством», а «церковно-правовым памятником IX столетия».
[22] Соколов И. И. О византинизме в церковно-историческом отношении. СПб., 1903. С. 4-8.
[23] Там же. С. 9.
[24] Там же.
[25] Там же. С. 15-33.
[26] Там же. С. 33-40.
[27] Дагрон Ж. Император и священник. Этюд о византийском «цезаропапизме». СПб., 2010. С. 31, 34.
[28] Oxford Handbook of Byzantine Studies. Oxford: Oxford University Press, 2008. P. 622.
[29] В одном литературном памятнике звучит такая фраза: «отправляйся в Византию, и ты узришь Новый Иерусалим — Константинополь» (Житие св. Даниила Стилита, 10) Delehaye Я., Les saints stylites // Subsidia Hagiographica, № 14. Bruxelles-Paris, 1923. P. 12. Около 1200 г. Николай Месарит, ске-вофилакс (хранитель имущества) церкви Богоматери Фаросской, оставил самое подробное свидетельство о 10 наиболее известных святынях, которые он описал в риторическом «Декалоге», ассоциируя их с Десятью заповедями. Он последовательно перечисляет главные реликвии: Терновый венец, Гвоздь Распятия, Ошейник Христа, (Гробные пелены, Лентион-полотенце, которым Христос вытер ноги апостолам, Копие, Багряница, Трость, Сандалии Господни, Камень от Гроба. Помимо десяти реликвий страстей Месарит сообщает о двух важнейших нерукотворных образах Христа на плате и черепице -Мандилионе и Керамионе, также хранившихся в дворцовой церкви. Все святыни, за исключением Мандалиона и Керамиона, подвешенных в реликвариях на серебряных цепях в арках подкупольного пространства, хранились в южном пределе в специальном прозрачном хранилище-витрине, сделанном из ценных пород дерева и полированных пластин горного хрусталя. Во что пишет Николай Месарит о Константинополе как о Новой Святой Земле: «Этот храм, это место — иной Синай, Вифлеем, Иордан, Иерусалим, Назарет, Вифания, Галилея, Тивериада, умовение ног, тайная вечеря, гора Фавор, преторий Пилата и место Краниево, по-еврейски называемое Голгофа. Здесь Христос рождается, здесь крещается, шествует по морю, ходит по суше, творит чудеса, уничижается подле купели. Купель покоряется, и Христос не одного или двух, и даже не просто многих Лазарей смердящих воскрешает из мертвых, но тысячи тел, умерших и стоящих на пороге смерти, и души, пребывавшие во грехе столькие дни и столькие часы, возводит из гроба и возвращает им здоровье, являя нам пример молитвы — сколько необходимо пролить слез и сколько молиться. Здесь Его распинают, и зрящий да узрит подножие распятия. Там Его погребают, и камень, отваленный от гроба, в этом храме свидетельствует о Слове. Здесь Он воскресает, и сударион с гробными пеленами — в удостоверение». (Реликвии в Византии и Древней Руси. Письменные источники / Ред.-сост. А. М. Лидов. М., 2006. С. 200).
[30] Bury J. В. The Date of the Notitia of Constantinople // English Historical Review, Vol. 31, 1916. P. 442-443.
[31] Так называли помост для бесплатной раздачи хлеба населению. Всего в Городе их было 117.
[32] Сократ Схоластик сообщает точную дату освящения храма: «но возведении Евдоксия на епископский престол столицы, освящена была великая церковь, известная под именем Софии, что случилось в десятое консульство Констанция и третье кесаря Юлиана, в пятнадцатый день месяца февраля». (Сократ Схоластик. Церковная история. Кн. II, гл. 43).
[33] Prioreschi P. A History of Medicine. Vol. IV. Byzantine and Islamic medicine. Omaha, 2004. P. 52.
[34] Harden P. The Earliest Hospitals in Byzantium, Western Europe, and Islam // Journal of Inte]rdisciplinary History. № 25. 2005. P. 366.
[35] Miller T. S. The Birth of the Hospital in the Byzantine Empire. Baltimore, 1985. P. 73. [36] Prioreschi P. A History of Medicine… P. 110.
[37] Miller T. S. The Orphans of Byzantium. Child welfare in the Christian Empire. The Catholic University of America Press, 2003. P. 52.
[38] Miller T. S. The Legend of Saint Zotikos according to Constantine Akropolites // AnBoll, Vol. 112, 1994. P. 339.
[39] Луховицкий Л.В., Артюхова Т.А. Зотик Сиропитатель // Православная энциклопедия. Т. 20. М-, 2009. С. 391.
[40] Prioeschi P. A History of Medicine… P. 80-81.
[41] В римской традиции идеи и добродетели часто изображались в виде человеческих фигур.
[42] Ross L. Medieval art: a topical dictionary. Westport, 1996. P. 69.
[43] Wilson N. G. Encyclopedia of Ancient Greece. New York, 2006. P. 231.
[44] Scarborough J. Early Byzantine Pharmacology // Dumbarton Oaks Papers, № 38, 1984. P. 224.
[45] Prioreschi P. A History of Medicine… P. 54-55.
[46] Savage-Smith E. Hellenistic and Byzantine Ophthalmology: Trachoma and Sequelae // Dumbarton Oaks Papers, № 38,1984. P. 178.
[47] Scarborough J. Early Byzantine Pharmacology // Dumbarton Oaks Papers, № 38, 1984. P. 226. 48Duffy J. M. Byzantine Medicine in the Sixth and Seventh Centuries // Dumbarton Oaks Papers, № 38, 1984. P. 25.
[49] Miller Т. S. The Orphans of Byzantium… P. 4
[50] Miller T. S. The Birth of the Hospital… P. 27-28.
[51] Oikonomides N. Les listes de рrйsйance byzantines des IX et X sincles. Paris, 1972. P. 183.
[52] Adams Ε Tr. The Seven Books of Paulus Aegineta, 3 vols. London, 1844-1847.
[53] Scarborough J. Early Byzantine Pharmacology… P. 228-230.
[54] Prioreschi P. A History of Medicine… P. 82.
[55] Krumbacher K. Geschichte der byzantinischen Literatur… P. 615.
[56] Prioreschi P. A History of Medicine… P. 98-100.
[57] Там же. Р. 89-90.
[58] Constantelos D. J. Byzantine Philanthropy and Social Welfare. Athens, 1986. P. 85; См. также: Miller Т. S. The Birth of the Hospital… P. 20.
[59] Византийская монетная система, созданная еще на самой заре возникновения империи, держалась без существенных изменений на протяжении ряда столетий. В ее основе были положены три единицы: золотая монета, которая первоначально именовалась солид, а затем номисма или перпер, серебряная монета — милиарисий, медная — фолл. Номисма равнялась 12 милиарисиям, а 1 милиарисий -24 фоллам. Из одного фунта (литры) золота чеканились 72 номисмы, а кентинарий составлял 100 литр, или 7200 номисм. Очень трудно судить о реальной ценности денег в средневековом государстве. Можно привести лишь несколько довольно случайных цифр, сохранившихся в разных источниках и относящихся к разным временам. Так, на 1 номисму можно было купить 12-18 модиев пшеницы (1 модий, по-видимому, составлял примерно 13 кг — по византийским представлениям, месячную норму человека). Осел стоил 3 номисмы. Книга ценилась в 20-30 номисм. За дом в Константинополе платили 2-3 тысячи. Наемный работник зарабатывал в день от 12 до 100 фоллов, тогда как стратиг области Анатолик получал жалование 20 литр в год. Чтобы купить титул протоспафария (один из высших титулов в 1Х-Х вв.), нужно было внести 12-22 литры, но на практике цена поднималась даже до 60 литр.
[60] Miller Т. S. The Birth of the Hospital… P. 153.
[61] Острогорский Г. А. К истории иммунитета в Византии // Византийский Временник. М., 1958. № 13. С. 69.
[62] Prioreschi P. A History of Medicine… P.91.
[63] Там же. Р. 96.
[64] Hohlweg A. John Actuarius’ De methodo medendi — On the New Edition // Dumbarton Oaks Papers, №38, 1984. P. 122.
[65] Prioreschi P. A History of Medicine… P. 95.
[66] Krumbacher K. Geschichte der byzantinischen Literatur… P. 615.
Журнал «Верующий разум» №1, 2013 г.