Давно признано, что разделение единой христианской церкви на православную и католическую представляет собой комплексную проблему, сочетающую церковно-каноническую, догматическую, культурную, политическую (причем как внутриполитическую, так и геополитическую), экономическую и социальную составляющие. Каждая в отдельности и все в совокупности они не раз становились предметом исследования. Однако думается, что проблема, относящаяся к разряду очень сложных и многоплановых, требующая точного разграничения степени влияния той или иной проблематики на каждый исторический сюжет, далека от разрешения.
Данный доклад посвящен геополитическому фону событий 1054 года, когда, как известно, были озвучены клятвы представителей обеих церквей друг на друга. Обыкновенно этот сюжет рассматривается в рамках канонической проблемы подчиненности южно-итальянских епархий и предполагает политическую трактовку. При этом часто постулируется некая малоосознанная связь этих событий с организацией первого крестового похода, но до сих пор связь эта в значительной мере призрачна. В докладе делается попытка выявить ее и рассмотреть проблему 1054 года на более широком геополитическом фоне.
Для начала необходимо восстановить событийный ряд, который позволит связать крестовые походы и события 1054 года. Первый крестовый поход, как известно, был ответом Европы туркам-сельджукам, захватившим Палестину и непосредственно Иерусалим. В тот момент европейцы не только потеряли доступ к христианским святыням, которые охранялись и поддерживались арабами, поставившими на широкий лад паломническое обслуживание европейских пилигримов. Итальянцы потеряли восточно-средиземноморские порты, посредством которых осуществлялась торговля с Востоком, в частности с Индией. То, что меркантильные интересы стояли выше вопросов благочестия, подтверждает поведение крестоносцев и прежде всего их предводителей во всех крестоносных экспедициях.
Но еще раньше с турками-сельджуками столкнулась Византия, поскольку к 1078 они захватили большую часть полуострова Малая Азия. Попытка византийского ответа туркам не удалась. В 1071 году в битве при армянском Манцикерте, как известно, византийская армия потерпела сокрушительное поражение, а император Роман Диоген оказался в плену. В тот момент сопротивление Византии носило иной характер по сравнению с крестоносным движением – ромеи защищали государственную границу.
Теперь остается задаться вопросом: а представляли ли турки угрозу в 1054 году? Да, и это принципиально важно. Турки появились на византийских границах в 1053-1054, одновременно уже угрожая Багдаду, который они взяли в 1055 году. Т.е. уже тогда ромеи должны были озаботиться проблемой обороны восточной границы, чтобы не повторилась ситуация с арабами 630-х годов. Европейцы имели не меньше поводов для беспокойства. Захватив Багдад, турки перекроют сухопутный участок Великого шелкового пути, уже в тот момент игравшего ключевую роль во всей ближневосточной, восточно-средиземноморской и, стало быть, итальянской – генуэзско-венецианской торговле. Закрытие этого пути означало разорение итальянских торговых республик, а поскольку в тот момент именно они спонсировали папу и кардинальскую коллегию, то нешуточная угроза нависла и над апостольским престолом. Забегая вперед, заметим, что так оно в перспективе и произойдет. Когда сельджукские пираты начнут контролировать Красное море и морской путь также станет труднодоступным, будет открыт «параллельный канал» – через Иран и Каспий, по Волге через половецкие степи и земли Киевской Руси. Благодаря выходу через Новгород на Балтику вырастет значение Ганзейского торгового союза. Так что проблема уже осознавалась как нешуточная уже в конце 1040-х – начале 1050-х годов. Сама ситуация толкала Византию и папский Рим друг другу в политические объятия. Необходимость ее решения совпала с приездом в Константинополь посольства папского легата кардинала Гумберта де Сильва Кандида. Может, в его приезде в столицу Византии нужно видеть попытку решения этого больного вопроса? А как же конфликт с патриархом Михаилом Керулларием?
Прежде чем ответить на этот вопрос необходимо выяснить, какие инструкции должен был получить кардинал Гумберт в Риме, прежде чем отправиться в Константинополь. Гумберт был немцем и принадлежал «немецкой партии» господствовавшей в Риме: в 1046-1058 годах апостольский престол занимали «немецкие папы», состоявшие в союзе с немецким королем Генрихом III. После политических проектов Оттона Великого и Оттона III новый союз был вполне реалистичным и понятным по своим целям. Роль пап в нем была сравнительно скромной – помочь германским императорам преодолеть клановость на итальянской политической арене. Папы должны были содействовать германской международной политике. Кроме того, немецкие папы были связаны с Клюнийским движением, что придавало их действиям повышенную авторитетность. Заявляя о борьбе с симонией и имея ввиду борьбу с кланами, папа Лев IX реорганизовал римскую курию, создав коллегию кардиналов. Разумеется, клановость эта мера не уничтожила, зато сблизила с папским престолом представителей политико-экономической элиты, ставившей на кардинальские епископские места своих кандидатов. Однако в течение короткого времени эта мера оказалась действенной, так как за папой стоял германский король со своими армиями. Так как захватнические действия турок на Ближнем Востоке больно ударяли по итальянской морской торговле, интересы Священной Римской империи оказались задеты, и папы должны были как-то повлиять на ситуацию. Священная Римская империя не имела возможности заявить о своих интересах в Византии, так как вызвала бы обратную от желаемой реакцию ромейских дипломатов – германская империя была в глазах ромеев прежде всего незаконным соперником и любое его усиление было равносильно поражению Византии. Почему бы не использовать церковные каналы? Ведь если к византийскому императору с просьбой о помощи обратится римский папа, то в надежде получить взамен возможность влияния в Италии император ему не откажет. Понятно, почему по приезде в Константинополь кардинал Гумберт искал встречи прежде всего с императором Константином Мономахом.
Однако в политические расчеты вкралась ошибка. Не было учтено, что клюнийская реформа, целью которой было обновление церкви и, в частности, борьба с симонией, оказалась в итоге направлена на борьбу с церковно-государственным союзом, поскольку поддержка империи и питала вкоренившуюся симонию. Этот следующий этап реформы, связанный с именем папы Григория VII, ознаменовался борьбой за церковную инвеституру. Просчет же заключался прежде всего в том, что кардинал Гумберт, который стал посланником папы, уже эволюционировал в своих взглядах и был скорее единомышленником Григория VII, чем Льва IX. Это обстоятельство может объяснить, почему он решился действовать, хотя знал о смерти папы Льва.
Почему произошел конфликт? Самое простое объяснение исчерпывается констатацией факта: богословские различия христианских традиций Востока и Запада всегда становились поводом для разрыва, когда решение политической проблемы заходило в тупик. Однако в данной ситуации такого объяснения явно недостаточно. Нужно заметить, что Гумберт как будто избегал общения с Керулларием. Общение преимущественно с императором должно было свидетельствовать о том, что он видит исключительно политические, возможно, военные, пути решения итало-норманнской, греко-итальянской и турецкой проблем. Можно было бы предположить, что Гумберт пытался воздействовать посредством императора и на церковные дела. Но признанию этого мешают два обстоятельства: во-первых, даже не будучи знаком с Керулларием лично, Гумберт легко мог узнать (а впоследствии и столкнулся с этим), что Михаил Керулларий как патриарх совершенно самовластен, что сильно контрастирует с обычным поведением патриарха в Византии. Церковные дела он решает сам, как ему заблагорассудится, и авторитет императора в данный момент не играет роли. Во-вторых, еще лучше зная обычное положение дел, Гумберт как сторонник Гильдебранта не мог сочувствовать доминированию императорской власти над патриаршей, поскольку такая модель сильно напоминала инвеституру, как ее пыталась навязать папам Священная Римская империя в лице своих императоров и королей в течение Х и ХI веков. И хотя в 1054 году отношения между светской и церковной ветвями власти были иными, было ясно, что это временное исключение, результат случайной комбинации характеров патриарха и василевса. И уж в любом случае Гумберту должно было претить поступать с византийским императором иначе, чем он повел бы себя перед германским королем. Понятно, что будь он тонким дипломатом, политическая целесообразность заставила бы его вести себя так, как нужно для положительного решения дела. Таким качеством, как известно, он не обладал.
Известно, что восточный вопрос не был решен в 1054 году. Характер императора, описанный Михаилом Пселлом, не способствовал решению проблемы. Вероятно, такой исход переговоров и привел Гумберта в раздражение, которое он излил на Михаила Керуллария. Что же касается последнего, то тот, по всей видимости, вообще не понял, что послужило поводом к ссоре и даже что заставило Гумберта приехать в Константинополь. Задним числом становится понятно, что церковный конфликт в той форме, в которой он известен в церковной литературе, вполне мог пройти заочно, для его эскалации или разрешения достаточно было дипломатической переписки, как это бывало и раньше. Если бы он решался заочно, того накала страстей вполне можно было избежать. Понятно и другое. Нежелание Михаила Керуллария обсуждать и решать проблему взаимоотношений западной и восточной церквей с Гумбертом вызывалось раздражением по поводу клюнийской реформы, которая сделала Римскую церковь более конкурентоспособной и повысила ее авторитет, естественно в какой-то мере в ущерб константинопольской патриархии. Это предрешило нежелание Михаила Керуллария понять, какие мотивы и интересы движут как самим Гумбертом, так и теми, кто послал его в Константинополь. По традиции он приурочил приезду Гумберта решение римско-византийского церковного спора и сознательно замолчал восточную проблему как не имеющую значения.
Подвести итог можно довольно просто. Церковный конфликт, который не начался и не кончился событиями 1054 года, в результате ссоры Гумберта и Керуллария просто получил очередное ускорение. Именно поэтому трудно видеть во взаимных анафемах какой-то принципиальный смысл. Если рассматривать церковные события отдельно от политического фона, легко увидеть их случайный характер: подобного рода конфликт мог произойти когда угодно и с кем угодно как до, так и после этих событий как минимум в течение 50 лет вперед и 50 лет назад по хронологической шкале. С другой стороны, если придавать политическому контексту принципиальное значение, становится понятно, что церковные события стали лишь фоном к большой политике, ширмой, которой попытались прикрыть реальные проблемы. Единственный вопрос, нуждающийся в решении: какие проблемы оказали главное воздействие – внешние или внутренние, имеет только один ответ: конечно, внешние. Гумберт был совершенно равнодушен к проблемам Византии, когда выполнял возложенное на него поручение. Византия, хоть и понимала, что Священная Римская империя сильна своими армиями, не могла рассматривать ее как равноправного политического партнера и поэтому была равнодушна к ее проблемам. Обе державы и папство между ними могли говорить лишь о внешнеполитическом союзе, если уж они собрались за столом переговоров. То, что Гумберт представлял интересы папы настолько же, насколько представлял интересы германского короля, не подлежит сомнению. Единственной угрозой, которая могла волновать в равной степени и Византию, и пап, и германскую империю были турки: норманны уже были настолько привычны при всех королевских домах Европы и настолько далеки еще от претензий контролировать Средиземноморье, что этой проблемой можно было пренебречь или решать ее разрозненно и не торопясь. Поэтому ближневосточный контекст событий 1054 года кажется несомненным.
