Священник Константин Костромин. Церковный раскол ХI века на Руси и романское искусство.

Священник Константин Костромин. Церковный раскол ХI века на Руси и романское искусство.

Привычная датировка разделения церквей в 1054 году уже успела стать общепринятым штампом, от которого трудно отказаться. Он переходит из книги в книгу и из одной страны в другую. По мнению подавляющего большинства авторов, писавших об участии Руси в разделении церквей, эта дата применима и к русской истории, где она также обозначает своеобразный водораздел, после которого Русь вошла в конфликт с Западной церковью на стороне Византии.

Однако при более внимательном рассмотрении выясняется, что «константинопольская схизма» не оставила почти никаких следов в древнерусской церковной истории. Во второй половине ХI века на территории Руси было написано только одно полемическое произведение против латинян – послание переяславского митрополита Леонтия, но его греческий текст так и не был переведен на славянский. Возможно, около 1054 года на Руси появилось и еще одно полемическое произведение – послание митрополита Ефрема, однако отсутствие его имени в списках киевских митрополитов в это время и неясность внутренних данных текста делают это предположение не вполне надежным. Так или иначе, но славянский перевод этого текста, судя по всему, появился не ранее второй четверти ХII века, уже после того как митрополитом Никифором были написаны послания против латинян.[1]

С другой стороны, активные внешние контакты русских князей с Европой, особенно ярко проявившиеся в годы усобицы Ярославичей (1068-1078), демонстрируют совершенно иную картину. Особенно впечатляет легкость, с которой Изяслав Ярославич с сыном Ярополком обращались за помощью то к императору Священной Римской империи, то к его сопернику – римскому папе, невзирая на, казалось бы, канонически важное препятствие – различие вероисповедания. Смена религиозной традиции не представляла не только политических, но и канонико-церковных трудностей, что совершенно невозможно в ХIII веке.[2]

Священник Константин Костромин. Церковный раскол ХI века на Руси и романское искусство.

Зато в эпоху Владимира Мономаха и митрополита Никифора эта благостная картина резко меняется. Появление антилатинских произведений, причем большого их числа за сравнительно короткий промежуток времени; резкое сокращение западноевропейских браков в основной княжеской ветви Всеволодовичей; опала Киево-Печерского монастыря, которую М.Д.Приселков связывал с переориентацией этого центра древнерусской культуры на Византию; добавление в общерусскую летопись антилатинских фрагментов в ключевые сюжеты исторического повествования (добавление полемического пассажа в рассказ о крещении князя Владимира строго-исторически абсурден) свидетельствовали о смене княжеского политического курса.[3]

Подобная позиция Владимира Мономаха не кажется политически оправданной. Ни Польша, ни Венгрия (несмотря на обострение венгерско-русских отношений) в начале ХII века не представляли угрозы для разваливающегося Киевского государства. Тем более, опасность не могла происходить из погрязшей во внутренних усобицах Священной Римской империи.[4] К середине ХI века, а тем более к началу ХII западное миссионерство пришло в полный упадок и появления в Киеве политики прозелитизма латинской традиции ожидать не приходилось.[5] Пассионарный подъем скандинавских народов давно сменился упадком, а Византия переключилась на решение новых внешнеполитических задач: противостояние норманнам Сицилии, туркам и печенегам, а также на союз с западноевропейскими державами.[6]

В то же время поведение Владимира Мономаха не выглядит нелогичным. Напротив, кажется, оно предвосхищает появление немецких феодалов в Прибалтике, послание краковского епископа Матвея Бернарду Клервосскому и буллу папы Александра III о начале крестового похода на северо-восток.[7] Сами по себе эти грядущие события вряд ли могли быть предчувствованы. Значит, была еще одна веская причина, причем причина цивизизационного порядка, которая играла важную роль в начале ХII века, но ускользнула от взгляда исследователей в новейшее время.

Глубинные исторические процессы, даже (и тем более) те, которые не осознаются современниками и могут быть незамечены исследователями впоследствии, выявляет образный язык культуры. Искусство выражает внутреннее состояние цивилизации даже помимо воли людей, демонстрируя истинное состояние, мировоззрение и направление развития общества. На рубеже ХI-ХII веков в романском искусстве произошли глубокие изменения, анализ которых и может дать ответ на искомый вопрос: почему реальные свидетельства разделения церквей отстоят от привычной даты более чем на полстолетия.

Романская культура является органическим продолжением культуры Римской цивилизации в том виде, в каком варварский мир познакомился с римской античностью. Вместе с культурой варвары восприняли и идею вселенской империи, заимствовав заботу о продлении ее жизни. Таким образом, суровое искусство раннего средневековья до конца ХI века воплощает в себе универсум, воплощающийся прежде всего в священной для европейских народов идее восстановления двухчастной вселенской Римской империи, а в частности – в архитектуре – в общеевропейском единстве стилевых и конструктивных особенностей сходных пространственных композиций.[8] Однако к концу ХI века романский стиль начинает заметно меняться, предвосхищая рождение готики, и уже с рубежа ХI и ХII века все более очевидными становятся национальные особенности культуры в рамках пока еще единого стиля.[9]

Так, например, если сравнить церковные постройки во Франции, Германии и Италии ХI века, то вряд ли можно увидеть существенное различие не только в организации внутрихрамового пространства, но и в применении декоративных элементов. Так, Майнцский собор конца ХI века мало чем отличается от собора Сен Сернен в Тулузе, заложенного в 1096 году,[10] а церковь Сан Миньято аль Монте во Флоренции (1013 г.) от монастырской церкви св. Кириака в Гернроде в Германии (961 г.).[11] Армянские и грузинские храмы, построенные до начала ХI века, очень легко спутать с французскими или английскими храмами той же эпохи.[12] Только Византия несколько опередила этот ход «сепаратизации» художественных форм благодаря т.н. «македоновскому возрождению», да и то, капелла св. Варфоломея в Падерборне или собор в Шпейере начала ХI века вряд ли можно стилистически отличить от погребальной церкви Романа Лакапина 930 года.[13]

Зато романская архитектура ХII века до чрезвычайности разнообразна.[14] Достаточно взглянуть на планы французских храмов ХII века, особенно на соборы в Ангулеме и Перигё, и сравнить их с английскими или германскими храмами той же эпохи, чтобы заметить появившееся национальное своеобразие.[15] Вычурные конструкции французских соборов с их характерной прямоугольной геометричностью противопоставлены скупым объемам английских храмов или просторным соборам Германии с типичными полуциркульными окончаниями трансептов.

То, что прослеживается на примере архитектуры, заметно и в искусстве малых форм. Трудность интерпретации миниатюр знаменитого кодекса Гертруды, которые относят то к греческой, то западноевропейской традициям художественной культуры,[16] заключается, на наш взгляд, в том, что еще сохранялась стилистически единая романская культура Европы.[17] Замечательны слова Г. С. Лебедева по этому поводу: «“Романская культура” VII-XII вв. – это не только и не столько зодчество. Это – особое отношение к письменности, стремящейся приспособиться к языку народа: в высшей степени “романской” (не “латинской”!) была деятельность Кирилла и Мефодия, и кириллица – одно из проявлений «романики» (так же, как готский перевод Библии Ульфилы). Романика – это земляные замки франкских и саксонских графов, бурги Альфреда Великого, так же, как городища славянских волостелей и борги – скандинавских конунгов,… определенный тип вооружения – и лишь с появлением в Европе “готического доспеха” (как и готического храма) различия между Западом и Востоком становятся ощутимы. Неправомерно проводившееся маститым русским историком С. М. Соловьевым противопоставление горного, каменного Запада с гнездами замков и городов деревянной, равнинной Руси. То и другое – еще единый мир, и различия от области к области его неуловимы и несущественны по сравнению с теми, что сформируются пять столетий спустя».[18]

Тенденция к проявлению национальных особенностей в рамках европейской культуры рубежа ХI-ХII веков наиболее ярко осуществилась в древнерусской культуре, которая также может быть охарактеризована как романская.[19] Уже со второй половины ХI века в архитектуре и книжной культуре (памятники этих жанров сохранились до нашего времени в наибольшей полноте) сквозь подражание византийским образцам начинает пробиваться национальная, приобретающая неповторимые черты древнерусская культура.

Создание национальных культур в рамках пока еще единого, доминирующего во всей Западной Европе стиля, предвосхищающее создание национальных государств, которое придется на ХV – начало ХVI веков, обозначило очередной виток крушения идеи политико-культурного универсума, который был свойственен Европе эпохи Каролингов.[20] Идея имперского универсума – своеобразного наследия Римской империи – и связанной с ним общеевропейской латинской культуры выражалась в создании единого европейского пространства, объединенного единым очагом государственности и церковной культуры. Создание на развалинах каролингского государства новой империи – Священной римской империи германской нации – и ее попытки контролировать Рим и папство свидетельствовали о торжестве универсально-имперской идеи Средневековья. При этом нужно учитывать, что варварские королевства, прежде всего Франкская держава, пытались сохранить мир в свойственной ему биполярности – в виде Восточной и Западной Римских империй – наследии реформ императора Диоклетиана.

Однако органическое встраивание западноевропейского епископата в систему феодальных зависимостей при Оттоне Великом обозначило начало кризиса западной ойкумены, поскольку мгновенно привело к национализации церкви в Германии и созданию, по сути, Поместной Германской церкви, переподчиненной от папы императору.[21] Борьба за инвеституру может рассматриваться не только как противостояние церковного и светского начал, но и как попытка Вселенской (в данном случае – «Каф(т)олической») церкви противопоставить идею христианского универсума под покровительством папства идее национализации, проводимой германскими императорами. Всем известно, что в этом споре победило папство, добившись разделения инвеституры на церковную и светскую, усиления рейхстага в Германии, что привело к федерализации государственного устройства империи (лишив содержания само наименование Германии империей), а также контроля за общеевропейскими общественными и политическими течениями путем перенаправления их в новом глобальном русле – в Крестовых походах.[22]

Казалось бы, после торжества пап во второй половине ХI – начале ХII века победа идеи церковного универсума должна была бы привести хотя бы церковное искусство романской Европы также к универсальности. Однако мы видим обратный процесс формирования национальных школ, все более и более непохожих друг на друга. Идея крестовых походов также сыграла совершено иную роль с инициировавшим ее папством: чрезмерно расширившаяся культурно и территориально вплоть до Ближнего Востока Европа вынуждена была раздробиться до уровня национальных культур и начать постепенный процесс секуляризации.[23]

В контексте сказанного особое место занимает создание национальной поместной Германской церкви с этнически однородным духовенством (даже епископатом) и подчинением императору. Прецедент выделения новой поместной церкви, против которого в ходе споров об инвеституре безуспешно боролись римские папы, в рамках зрелого средневековья оказался разрушительным. Претензии на выход из крупных патриархатов заявили болгарская, чешская и, в перспективе, русская церкви.

Таким образом, обозначился цивилизационный конфликт, который не мог не вылиться в саморазрушение универсума под влиянием «центробежных» сил национализирующихся культур Европы. Отказ от единого романского стиля ознаменовал отказ от римского имперского универсального идеала, а появление на его обломках национальных европейских культур обособило Европу от «восточной Византии», создавая условия для укрепления европейского эгоцентризма.[24] Этот конфликт проявил себя в разрушении связей между двумя центрами христианской культуры Европы – Константинополем и Римом.[25] И если события 1054 года могут быть оценены как личный конфликт двух лидеров, то события 1204 года поставили точку в процессе размежевания двух частей бывшего единого универсума. Тактическая победа папства превратилась в стратегическое поражение. Обозначенные 150 лет – недостаточно большой срок для того, чтобы окончательно разрушить стойкую к внешним угрозам идею универсума – понадобились для оформления окончательного разделения церквей. Таким образом, проявление разделения на Руси в начале ХII века – явление совершенно закономерное и, более того, совершенно синхронное аналогичным процессам как в самой Византии, так и в странах Западной Европы. Более того, датирование разделения церквей на Руси началом ХII века дает возможность более точно датировать его как данность и в самой Византии и Западной Европе. Как видим, Владимир Мономах оказался очень чуток к происходящим в Европе культурным и социополитическим процессам.

В то же время стремление к замыканию в «национальной идентичности», противопоставленное универсуму Кафолическо-Вселенской (Римской или Константинопольской) церкви, не способствовало противостоянию культурной экспансии универсальных структур. Поэтому и Русская церковь не могла, даже после реального разделения церквей, пресечь влияние на свою культуру как со стороны Византии, так и со стороны Западной Европы. Иными словами, создание национальной школы искусства шло параллельно с активным восприятием стороннего культурного опыта. Это не могло не приводить к сложному конфликту и, одновременно, общению с представителями самого рухнувшего универсума (Феодосий грек, Климент Смолятич и др.). Так, в ХII веке, когда романское искусство существенно различалось в Византии и в Западной Европе, влияние именно западно-романского стиля на русскую храмовую архитектуру становится весьма заметным.[26]

Раздробленная Русь не могла вынести бремени централизованных общерусских связей с другими европейскими центрами. И если пути создания единого этнополитического образования, каким была Киевская Русь, сменились на рубеже ХI-ХII веков тенденцией к сепаратизации и раздробленности, то и этот процесс, как видим, вполне синхронен и соответствен тому, что происходило с Западной Европой.

Подводя итоги сказанному, отметим, что цивилизационной причиной разделения церквей в начале ХII века была смена парадигм, когда идеи общеевропейского универсума, воплощавшиеся прежде всего в существовании двух христианских Римских империй – Восточной и Западной – и Единой Вселенской церкви в двух имперских ипостасях, сменились стремлением к формированию европейских наций, первой весточкой стали коренные изменения в общеевропейской культуре. Естественно, что замена идеи универсума идеей сепаратизма не могла сохранить хрупкого единства, которым до конца ХI века еще скреплялась единая Вселенская христианская церковь.


[1] Костромин К. А. Разделение церквей в контексте взаимоотношений Киевской Руси с Западной Европой во второй половине ХI в. // Вестник Санкт-Петербургского Университета. Сер. 2: История. 2010. Вып. 3. С. 85-89. – Традиционный подход сохраняется и в современной литературе. См.: Макарий (Веретенников), архим. Начало антилатинской полемики на Руси // Труды Киевской Духовной Академии. №14. 2011. С. 223-238.

[2] Янин В. Л. Русская княгиня Олисава-Гертруда и ее сын Ярополк // Нумизматика и эпиграфика. Т. 4. М.: АН СССР, 1963. С. 142-164.

[3] Приселков М. Д. Очерки по церковно-политической истории Киевской Руси Х-ХII вв. СПб.: Наука, 2003. С. 172-180; Костромин К. А. Церковные связи Древней Руси с Западной Европой (до середины XII в.). Автореф. дисс. … канд. ист. наук. СПб., 2011. С. 7-8, 11-12.

[4] Пашуто В. Т. Внешняя политика Древней Руси. М.: Наука, 1968. С. 151-155, 167-168; Колесницкий Н. Ф. «Священная Римская империя»: притязания и действительность. М.: Наука, 1977. С. 111-117.

[5] Малышевский И. И. Доминиканец Яцек (Иакинф, Hyacinthus) Одровонж, мнимый апостол земли русской // Труды Киевской Духовной Академии. 1867. Т. 2. С. 421-481; Т. 3. С. 215-292; Щавелева Н. И. Киевская миссия польских доминиканев // Древнейшие государства на территории СССР. Материалы и исследования. 1982 год. М.: Наука, 1984. С. 139-151.

[6] Васильев А. А. История Византийской империи: в 2-х тт. Т. 2. От начала Крестовых походов до падения Константинополя / Вступ. ст., прим., науч. ред., пер. с англ., указат. А. Г. Грушевого. СПб.: Алетейя, 2000. С. 9-60; Диль Ш. Основные проблемы византийской истории / Пер. с фр. и предисл. Б. Т. Горянова, под ред. С. Д. Сказкина. М., 1947. С. 49-50.

[7] Королюк В. Д. «Дранг нах Остен» и историческое развитие народов центральной, восточной и юго-восточной Европы в период феодализма (обзор основной проблематики исследования) // Советское славяноведение. 1966. №4. С. 14-20; Щавелева Н. И. Послание епископа краковского Матвея Бернарду Клервоскому об «обращении русских» // Древнейшие государства на территории СССР. Материалы и исследования. 1975. М.: Наука, 1976. С. 113-121; Назарова Е. Л. Крестовый поход на Русь 1240 г. (организация и планы) // Восточная Европа в исторической ретроспективе: К 80-летию В. Т. Пашуто / Под ред. Т. Н. Джаксон и Е. А. Мельниковой. М.: Языки русской культуры, 1999. С. 190-201; Матузова В. И., Назарова Е. Л. Крестоносцы и Русь. Конец ХII в. – 1270 г. Тексты, перевод, комментарий / Древнейшие источники по истории Восточной Европы. М.: Индрик, 2002. С. 14-18; Назаренко А. В. Несостоявшееся посольство папы Евгения III (1145–1153 г.) на Русь // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2009. №3 (37). С. 81-82.

[8] Всеобщая история архитектуры. В 12-ти тт.: Т. 4. Архитектура Западной Европы. Средние века / Под ред. А. А. Губера, Н. Д. Колли, П. Н. Максимова, И. Л. Маца и др. М.;Л.: Изд-во литературы по строительству, 1966. С. 16-17; Добиаш-Рождественская О. А. Духовная культура средневекового Запада. М.: КомКнига, URSS, 2010. С. 208-209; Ротенберг Е. И. Искусство романской эпохи. Система художественных видов. М.: Индрик, 2007. С. 69.

[9] Всеобщая история архитектуры. В 12-ти тт.: Т. 4. С. 90, 326-327.

[10] Всеобщая история архитектуры. В 12-ти тт.: Т. 4. С. 116, 230-131.

[11] Всеобщая история архитектуры. В 12-ти тт.: Т. 4. С. 216, 301.

[12] Райс Д. Т. Искусство Византии / Пер. с англ. М. И. Майской и К. И. Панас. М.: Слово/slovo, 2002. С. 128-139.

[13] Всеобщая история архитектуры. В 12-ти тт.: Т. 4. С. 220-221; Колпакова Г. Искусство Византии. Ранний и средний периоды. СПб.: Азбука-классика, 2010. С. 279-313.

[14] Ротенберг Е. И. Искусство романской эпохи. С. 70.

[15] Всеобщая история архитектуры. В 12-ти тт.: Т. 4. С. 124, 200, 234-241.

[16] См. Кондаков Н. П. Изображения русской княжеской семьи в миниатюрах ХI века. СПб., 1906; Smirnova E. The Miniatures in the Prayer Book of Princess Gertrude. S. 5-22; Попова О. С. Миниатюры кодекса Гертруды в кругу византийского искусства второй половины ХI в. // Византийский временник. Т. 67 (92). М., 2008. С. 176-193 и др.

[17] См.: Лихачева В. Д. Искусство Византии IV-ХV веков. Изд. 2-е, испр. Л.: Искусство, 1986. С. 145-177.

[18] Лебедев Г. С. Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси. СПб.: Евразия, 2005. С. 594.

[19] Там же.

[20] Ле Гофф Ж. Рождение Европы / Пер. с фр. А. Поповой. СПб.: Alexandria, 2007. С. 109-111.

[21] Колесницкий Н. Ф. «Священная Римская империя»: притязания и действительность. С. 34-35, 38.

[22] Колесницкий Н. Ф. «Священная Римская империя»: притязания и действительность. С. 111-152; Ле Гофф Ж. Рождение Европы. С. 152.

[23] Ротенберг Е. И. Искусство романской эпохи. С. 49.

[24] Добиаш-Рождественская О. А. Духовная культура средневекового Запада. С. 31-32; Ле Гофф Ж. Рождение Европы. С. 153.

[25] Ротенберг Е. И. Искусство романской эпохи. С. 52.

[26] Лазарев В. Н. Искусство средневековой Руси и Запад // Он же. Византийское и древнерусское искусство. Статьи и материалы. М.: Наука, 1978. С. 232-235, 238-244; Беляев Л. А. Общеевропейские элементы в древнерусском искусстве. Х-ХII вв. // Из истории русской культуры. Т. 1. Древняя Русь. М.: Языки славянской культуры, 2000. С. 738, 741-742.


Опубликовано 03.02.2015 | | Печать

Ошибка в тексте? Выделите её мышкой!
И нажмите: Ctrl + Enter