3 июня 2013 года в Санкт-Петербургской духовной академии прошел первый экзамен кандидатского минимума, сданный в соответствии с государственными требованиями. О том, в чем принципиальное значение этого события, насколько реальны перспективы государственного признания научных степеней духовных академий и где будут востребованы кандидаты богословия, рассказывает заведующий аспирантурой СПбПДА священник Константин Костромин.
— Отец Константин! В конце учебного года в Санкт-Петербургской духовной академии прошел первый экзамен кандидатского минимума, который был сдан в соответствии с государственными требованиями. Что нового было в такой сдаче экзамена по сравнению с прошлой практикой, в чем ее принципиальное значение?
— Принципиальное значение проведения экзамена кандидатского минимума в том, что мы стали на шаг ближе к требованиям, которые предъявляет Министерство образования и науки к соискателям ученых степеней, к проведению кандидатских защит и к учреждениям, которые способны создать полноценный диссертационный совет. Но это, так сказать, формальный критерий, спортивная планка. Понятно, что добиться государственной аккредитации для академии, как для вуза — одно, а получить возможность присваивать ученые степени — совсем другое. При отсутствии теологии в номенклатуре ученых степеней эта цель пока совершенно недостижима. Приходится довольствоваться сознанием, что, хотя мы и не признаны государством, планку мы держим не хуже светских вузов.
— А в перспективе можно ли говорить о государственном признании ученых степеней духовных академий?
— Вопрос «признания» сегодня остро стоит в государственной системе науки. Все помнят недавние скандалы с плагиатом, недобросовестной работой некоторых диссертационных советов, коррупцией в Высшей аттестационной комиссии. Все это привело, как все знают, к реформе академических институтов, начиная с Российской академии наук. В том числе, реформа предполагает передачу права утверждать собственные докторские дипломы таким вузам, как МГУ и СПбГУ. Кто будет их проверять? Сами себя. А признавать? Тоже только сами себя?
В западном мире действуют разные системы. Есть болонская система, которая, будучи надгосударственной, фактически добровольно идет по пути нашей советской системы унификации научного признания: входишь в болонскую систему — признаем, не входишь — не признаем. Есть системы германских, французских и английских вузов, которые просто доверяют друг другу и взаимно признают дипломы на основании договоров, подписанных друг с другом. Американские вузы вообще не входят ни в одну из указанных систем.
Кем же будет признаваться диплом академии? Своей системой — системой духовного образования Русской Православной Церкви, к которой добровольно могут присоединяться другие Поместные Православные Церкви. Во всяком случае, так мне видится работоспособность и «самооправданность» той системы церковной науки, которая уже есть, и которая сейчас активно совершенствуется.
— А насколько вообще целесообразно добиваться признания, аккредитации? Нет ли опасности государственного контроля над внутренним содержанием изучаемых дисциплин? Не будет ли излишних сложностей в постоянной отчетности перед государственными надзорными органами? Необходимо ли в этом случае перекраивать учебный календарь в соответствии со светскими вузами: учиться на Страстной и на Светлой, сдавать экзамены на Святках и т.п.?
— Этот вопрос выходит за рамки проблемы богословской науки и посвящен образованию. Поскольку в этой сфере я лишь «функциональное звено», преподаватель академии, то могу лишь высказывать заинтересованное мнение, свою позицию и пожелания.
Целесообразно ли и реально ли получать государственную аккредитацию для духовных школ — вопрос очень сложный. Да, это хорошо известно, что государственный стандарт, необходимый для признания, изуродует сложившиеся в старых академиях и семинариях порядки и традиции, сильно сократит специальное образование, которое сейчас концентрированно направлено на формирование облика современного пастыря. Этому будущему пастырю придется изучать ряд дисциплин, которые заведомо никогда не понадобятся ему в его практике (хотя, вероятно, он будет лучше понимать паству, которая имеет именно светское образование; но хорошо это или плохо, нужно или не нужно — вопрос, на который я не готов ответить).
Но есть и другая сторона дела. Весной я был на конференции в Православном богословском факультете Белградского университета в Сербии. Уважая нас и отдавая дань прошлым взаимным услугам и дружбе, руководители факультета с прискорбием должны были признать, что не будут больше считать наше образование высшим образованием, поскольку у нас нет государственной аккредитации — таковы требования ректората университета. Насколько знаю, такая же ситуация складывается в Болгарии.
Это лишь штрих, но подобных проблем становится все больше. Боюсь, что нам не уйти от государственной аккредитации. А вот какой ценой она нам обойдется — дай Бог разумения нашим ректорам и проректорам, организующим учебный процесс. Надеюсь, что это можно сделать относительно малой кровью.
— Сейчас в перечне ВАКовских дисциплин нет теологии, значит, и экзамены кандидатского минимума не предусмотрены. На основании чего в таком случае формулируются требования к экзаменующимся?
— Чтобы ответить на этот вопрос, нужно вспомнить, что кандидатских экзаменов в списке — три. Это обязательные экзамены по истории и философии науки, иностранному языку и специальности.
Задача первого состоит в том, чтобы проверить, насколько научно мыслит соискатель, насколько ощущает сопричастность науке. По большому счету и не важно, сдает ли этот экзамен теолог, физик или стоматолог. Ведь суть его от этого не меняется. Даже содержание экзамена лишь незначительно разнится в точных, прикладных и гуманитарных науках. Нам достаточно ввести в него легкий религиозный компонент, после чего он совершенно подходит для богословской науки.
Знание иностранного языка необходимо для ученого, поэтому этот экзамен также можно только приветствовать в системе духовного образования.
Что же касается специальности, то кто, помимо духовных академий и нескольких вузов (например, ПСТГУ) может знать содержание специальных дисциплин по теологии? Поскольку это исконно наша сфера жизни и мысли, то мы вполне способны сами сформулировать и программу, и требования по ней.
— Есть ли у новой практики сдачи экзаменов какие-то дополнительные мотивы, кроме стремления к государственной аккредитации?
— У экзамена есть еще одна важная роль — он является серьезным препятствием на пути к защите диссертации. Препятствие это не является непреодолимым, оно лишь защищает ученую степень кандидата богословия от тех, кто хотел бы получить степень только «для украшения», как это часто бывало раньше. Эффект от новой практики оказался уже ощутим. Кое-кто успел защитить диссертации по старой схеме, без экзамена; это были не очень сильные диссертации. Но кое-кто не успел и, узнав о требованиях к кандидатскому экзамену, отказался от этой идеи.
В идеале кандидатский экзамен отсеивает неспособных к научному мышлению и дает возможность получить ученую степень только тем, кто собирается всерьез и надолго связать свою жизнь с церковной наукой. В этом принципиальная новизна этой практики.
— В течение обучения в аспирантуре СПбДА каждый должен написать кандидатскую диссертацию. Прежде диссертации писались в духовной академии. Отличаются ли требования к диссертации сейчас от прежних требований, а теперешняя аспирантура от прежней академии?
— Да, очень сильно отличаются. Внешне кажется, что главным изменением стало приближение сценария защиты к тому, как он проходит на признанных ВАК диссертационных советах. Но на самом деле требования изменились почти во всем.
Прежде всего, изменились требования к соискателям. Раньше для защиты было достаточно семинарского четырехлетнего образования плюс четырехлетнего академического. Я знал нескольких кандидатов богословия, которые «перескочили» через два класса семинарии, защитив диссертации через шесть лет после начала учебы. За это время не может сформироваться полноценный ученый, особенно если вспомнить наличие послушаний, богослужений, семейных проблем (ведь в большинстве это были молодые, только что женившиеся и получившие сан люди). Теперь для защиты требуется четыре года бакалавриата — общей, но наукоориентированной подготовки, два года магистратуры — специальной научной подготовки, и три года на сдачу кандидатских экзаменов и вдумчивого написания диссертации (с дополнительным сугубо научным обучением в небольших, но необходимых объемах).
Далее, изменились требования к диссертациям. Во-первых, они должны быть самостоятельными научными исследованиями, отвечающие обязательному критерию научной новизны. Раньше этого не было, и почти все кандидатские диссертации были не более чем компиляциями. Диссертации теперь выросли и в объеме, и в строгости требований к оформлению научно-ссылочного аппарата, и к количеству цитируемого текста. Диссертации проверяются на плагиат.
Но самое главное — это процесс защиты. Я помню, как защищались в мое время. В один день на четырех импровизированных кафедрах (ни формально, ни реально они не существовали) было защищено около 50 «кандидатских» диссертаций. На защиту каждой уходило минут по 7, максимум 10. Так теперь не защищаются даже магистерские.
Сегодняшняя защита кандидатской диссертации продолжается в среднем около полутора часов. За это время члены диссертационного совета, уже знакомые с авторефератом (которого, кстати, раньше не было), успевают понять, серьезное или слабое исследование представлено на их суд.
Но куда более важно то, что диссертации сегодня выносятся на обсуждение вне стен духовных школ. Нам удалось выдерживать требование ВАК, чтобы один оппонент был доктором наук, а второй не ниже кандидата, и один из них представлял бы иную научную или учебную организацию. Нам удалось найти связи с другими вузами, чтобы они выступили в качестве ведущей организации. Радует то, что не только церковные, но и светские вузы и преподаватели светских вузов и институтов соглашались сотрудничать, не было ни одного отказа. Это означает, что если бы не государственная система «признания», то академии смогли бы войти в систему отечественной науки.
Автореферат теперь вывешивается на сайте академии и рассылается почтой в ведущие церковные и светские научные и образовательные центры. Поступило несколько отзывов на автореферат, а также некоторые светские вузы стали иногда присылать авторефераты и нам.
— В прежнее время в системе духовного образования Русской Православной Церкви была одна аспирантура. Теперь аспирантуры открыты в Московской, Санкт-Петербургской духовных академиях, в Общецерковной аспирантуре и докторантуре им. свв. Кирилла и Мефодия, а также в богословских университетах. Есть ли какая-то разница в уровне, в характере образования между аспирантурами различных перечисленных учебных заведений?
— Возможно, разница и есть. Даже более того — она неизбежна, и она должна быть. Где-то есть сильные библеисты, а где-то сильнее историки, где-то литургисты или канонисты и так далее. Должны складываться научные центры со своими традициями и преемственностью. Даже здоровая конкуренция здесь полезна.
Но важнее другое. Наука — это система институтов. Наука не может воплощаться одним институтом, одной аспирантурой. Если было бы так, то Церкви было бы никогда не войти в государственную научную систему.
— Отчего же?
— А вот представим себе ситуацию. Защищается докторская или кандидатская диссертация по теологии (допустим, государство включило теологию в перечень научных специальностей) в Общецерковной аспирантуре. Где взять оппонентов? Где взять ведущую организацию? Ведь ни один светский вуз не занимается теологией и не может быть в ней компетентным, поскольку даже начального опыта и научных кадров (докторов и кандидатов теологии) в них нет. Стало быть, защита невозможна.
А если таких аспирантур, например, пять, то это уже система, которая может жить, развиваться, расширяться и, в конце концов, может быть замечена и государством. Главное — не отставать от времени, дружить друг с другом и стремиться стать лучше.
— Ясно, что духовные семинарии и академии ориентированы более на подготовку священнослужителей, а богословские вузы — светских специалистов и церковных ученых. Сохраняется ли эта разница на уровне аспирантуры? Кто поступает в аспирантуру СПбДА, помимо выпускников бакалавриата и магистратуры, т.е. вчерашних семинаристов?
— Это один из тех организационно-философских вопросов, который едва ли можно решить. Как вопрос, что раньше — яйцо или курица.
Ответ можно дать лишь один. Аспирантура предполагает научную работу. В нее могут идти те, кто склонен и способен к ней. Поэтому наша аспирантура открыта и для выпускников церковных магистратур, и для выпускников магистратур других церковных и светских вузов. Главное — наличие богословских знаний, достаточных, чтобы заниматься церковной наукой. Если говорить о поступающих из светских вузов, то для них требования к знаниям богословских дисциплин в каком-то смысле даже строже — ведь они должны владеть ими практически не хуже выпускников наших магистратур, но получать их вынуждены своими силами.
— Дает ли научная степень какие-то возможности, преимущества? Будет ли специалист со степенью востребован в практической деятельности?
— Едва ли можно говорить сейчас о преимуществах. Это вопрос перспективы.
Специалисты со степенью будут востребованы даже в светской системе знаний, ведь они знают церковную специфику лучше всех. А уж в Церкви — тем более.
Думаю, что выглядеть это будет так. Через несколько лет священникам, ректорам семинарий и академий, архиереям станет ясно, что такого потока кандидатов богословия, как раньше, уже нет. Что кандидат богословия — это, прошу прощения за несколько вольный образ, штучный товар. Автоматически его статус вырастет, а потребность в них увеличится. Когда же будет очевидно, что и качеством этот новый кандидат будет на голову выше прежних, что он активно занимается наукой и уважаем светскими профессорами, то начнется своеобразный «голод» на людей с церковной степенью, их будут расхватывать с руками и ногами. В свою очередь, это сильно подстегнет как студентов магистратур, так и сами наши церковные аспирантуры.
Может показаться, что обрисованы радужные перспективы. Но сейчас я говорил не столько о росте внутреннего качества, сколько о неизбежных формальных перспективах — при увеличении числа и росте активности церковных структур и одновременном сокращении числа кандидатов их ценность вырастет автоматически.
Очень хотелось бы надеяться, чтобы их автоматическая ценность не отставала бы от ценности их вклада в церковную науку.
— Чего бы Вы пожелали абитуриентам, учащимся, выпускникам аспирантуры Санкт-Петербургской духовной академии и аспирантур иных учебных заведений Русской Православной Церкви?
— Я посоветовал бы им искренно полюбить науку и не бросать ее. Полюбить ее можно только тогда, когда поймешь ее сильные и слабые стороны (и будешь любить ее и сильной, и беспомощной), когда испытаешь радость удач и горечь поражений, когда сам выносишь и родишь плод — научную работу.
Многие одарены от Господа особой способностью мыслить. Наука это место приложения этого таланта. Хочу пожелать всем, кто имеет этот талант, зарыть его не в землю при дороге, а в землю добрую, в которой он взойдет горчичным зерном и послужит Славе Божией.
Беседовал иерей Павел Лизгунов
