Самым первым, что трогает сердце человека, приходящего в храм, является богослужебное пение. Оно, как и все прочие составляющие части богослужения, призваны к очищению и освящению наших душ.
Самым первым, что трогает сердце человека, приходящего в храм, является богослужебное пение. Оно, как и все прочие составляющие части богослужения, призваны к очищению и освящению наших душ. Апостол Павел говорит в одном из своих посланий: «Исполняйтеся духом, глаголюще себе во псалмех и пениих, и песнех духовных, воспевающе и поюще в сердцах ваших Господеви». (Еф 5:18—19). А святитель Иоанн Златоуст в беседе на 41 псалом также рассуждает подобным образом: «В самом деле, ничто, ничто так не возвышает и не окрыляет душу, не отрешает ее от земли, не избавляет от уз тела, не располагает любомудрствовать и презирать все житейское, как согласное пение и стройно составленная божественная песнь». Святитель развивает эту мысль: «Жены и мужи, старцы и юноши различны полом и возрастем, но не различны по отношению к пению, потому что Дух Святый, соединяя голоса каждого, из всех устрояет одну мелодию».
Со временем порядок пения за богослужением был канонически утвержден, 75-е правило VI Вселенского Собора гласит: «Желаем, чтобы приходящие в церковь для пения не употребляли бесчинных воплей, не вынуждали из себя неестественного крика и не вводили ничего несообразного и несвойственного Церкви…». То есть, видимо, уже в VII веке, задолго до итальянского belcanto, сложившегося в XVII веке, в Церкви существовали прецеденты с «воплями». Иоанн Зонара в толковании этого правила сетовал на то, что в церковное пение вносится нечто театральное.
Церковное пение — это не музыка отдельных композиторов, а, в действительности, плод соборности, усилий предшествующих поколений. Известно, что в Древней Церкви пение было общенародным. То есть характер пения не был «профессиональным», а система богослужебного пения не могла быть оторвана от певческих традиций народа. Со временем клирос отделился от народа, усложнились напевы, но, видимо, народный характер пения сохранился надолго. Если в древности и были школы вокального мастерства, то вероятно, что большая часть исполнителей пения в храмах были любителями под руководством более опытного певца.
Также богослужебное пение близко к чтению, или чтение, близкое к пению. Поэтому его также нельзя рассматривать в отрыве от церковного чтения и возгласов священнослужителей, поскольку они продолжают друг друга. И мы видим, что и в наши дни общие принципы богослужебного пения, например, в старообрядческих общинах остаются близкими к народным.
Стоит вспомнить также, что составителями церковных песнопений были люди благочестивые и святой жизни: священномученик Игнатий Богоносец, мученик Иустин Философ, святитель Афанасий Александрийский (установил распевное чтение при богослужении), преподобный Ефрем Сирин (учредитель крюковой нотации), преподобный Роман Сладкопевец (составитель кондаков), преподобный Иоанн Дамаскин (установил систему Осмогласия). В Западной части Церкви известны: святитель Амвросий Медиоланский, святитель Григорий Двоеслов (создал в Риме певческую школу, в которой, как реликвия, хранились подлинник его Церковного Устава и бич для наказания певчих).
К чему призывали святые отцы, если они такое большое значение придавали церковному пению? Святитель Иоанн Златоуст говорит о «единой мелодии», то есть о пении в один голос. Применительно к русскому церковному пению — это наш знаменный распев.
Мы открываем Типикон и прочие богослужебные книги и видим там указания — «глас 4», «глас 6» и прочее. Это указания на определенную мелодию, которая соответствует содержанию и характеру песнопения. Но стоит заметить, что наш Типикон — это устав XV века; гласы в тот период были иными, чем сейчас, а музыка была подлинно церковной.
Опыт использования знаменного пения за богослужением доказывает его соответствие всему духу русского православного богослужения. Он «литургичен», и его нельзя отделить от церковной молитвы. Более того, знаменный распев является самостоятельным орудием, которое способствует углубленной молитве. Это мощное средство возрождения общественной молитвы и духовности в церковной ограде. Знаменный распев говорит сам за себя. Унисонное пение фокусирует внимание и ум. Знаменный распев и древнерусская икона родственны исихазму. Одноголосное знаменное пение не просто усиливает настрой и подталкивает к молитве.
В отход от знаменного распева вылился духовный упадок русского народа, но духовное пробуждение сегодня ведет к пониманию его языка и смысла. Знаменное пение оживает снова.
Hам известны имена русских распевщиков, которых можно поставить в один ряд с выдающимися иконописцами. Это священник Федор Христианин, который распел Евангельские стихиры, митрополит Ростовский Варлаам (Рогов), архимандрит Исаия (Лукошко), Иван Hос, распевший Постную Триодь, и другие. А традиция знаменного пения, в действительности, не прерывалась в Русской Церкви (не считая старообрядцев), она существовала в монастырях и приходских храмах до закрытия при советской власти. Это московский Кремлевский Успенский собор, Соловецкий, Валаамский, Саровский, Спасо-Андроников, Hовгород-Юрьевский, Иосифо-Волоколамский монастыри, Киево-Печерская лавра, церковь в честь Грузинской иконы Божией Матери на Воронцове поле в Москве и многие другие монастыри и храмы.
Знаменному распеву, как и иконе, присущи одновременно величие и простота, спокойствие движения, четкий ритм, законченность построения. Упреки по отношению к знаменному распеву в примитивности, однообразии совершенно неприемлемы. Ему свойственно множество попевок и мелодических оборотов. Тем более, что богослужебное знаменное пение дает возможность использовать на службе его стилевые подвиды — столповой, большой столповой, демественный, большой демественный, путевой, большой путевой распевы.
Сегодня восстановление знаменного пения немыслимо без достижений в современной медиевистике, особых исследований в области как древнерусского пения, так византийского и григорианского хорала (как типологических параллелей).
Hа Западе есть около десяти институтов, изучающих византийскую музыку. Благодаря их исследованиям найден ключ к расшифровке невменных рукописей византийского пения начиная с XIII века. Российские ученые-медиевисты до сих пор не нашли ключ к так называемому беспометному знамени, поэтому огромный пласт знаменного пения с XI по XVII века еще не прочитан. А из рукописей XVII века только половина переведена на современную нотацию, вторая часть доступна лишь специалистам, знающим крюковую нотацию.
Для нас интересен опыт католической церкви по возрождению григорианского пения. Второй Ватиканский собор в 1963 году определил одноголосный григорианский хорал как «свойственное римской литургии пение».
И еще очень важным является то, большая часть крюковых рукописей имеет дореформенный текст. Решением Поместного Собора Русской Православной Церкви 1971 года (подтверждено затем Архиерейским Собором 1988 года) признаны равночестными новые и дониконовские богослужебные тексты. Следовательно, перестали существовать препятствия к использованию старого текста как одному из исторических вариантов.
Постоянное пение в некоторых храмах традиционных знаменных песнопений с использованием старых текстов привело к тому, что некоторые старообрядцы стали заходить помолиться в них. Возможно, что возврат к дореформенным песнопениям станет прекрасной мерой для преодоления раскола, глубинными причинами которого были вовсе не церковные нужды в реформах богослужебной практики.
Думается, что сегодня обращение к древнему наследию, исполненному благоговения, страха Божия, чинности и порядка, и практическому его применению остается одним из немногих путей решения наших современных проблем и преодоления пороков, которые в изобилии находятся не только вокруг, но, прежде всего, в нас самих.
