Доклад кандидата исторических наук, докторанта университета г. Хельсинки на VI Сретенских чтениях 19 февраля 20012 г. в г. Хельсинки (Финляндия).

Со времен царствования императора Петра Великого вся жизнь русского человека прописывалась в метрических церковных книгах, которые еще иногда называли «троечастные», ибо они состояли из трех частей — «о рождении», «о браке» и «о смерти». Подобные уникальные книги хранятся в значительном количестве и в фонде «Русские военные дела» Национального архива Финляндии.

Поэтому, изучая вопросы истории русских гарнизонов Великого Княжества Финляндского в рамках совместного проекта Академии наук Финляндии и Санкт-Петербургского государственного университета, я не мог не остановиться на столь ценном источнике, проливающим свет на весьма малоизученные вопросы личной жизни русских солдат — на ком они женились, кто рождался от этих браков, как, кто, в каком количестве и по каким причинам умирал.

Вместе с тем, изучение метрических книг позволяет рассмотреть еще один важный аспект взаимоотношений населения Финляндии и русских гарнизонов, а именно, выражаясь современным языком, т.н. гендерную проблему, т.е. насколько распространены были браки между русскими солдатами и местными финляндскими женщинами. Вопрос действительно очень серьезный, ибо проблема была двояка.

Во-первых, практически все население Финляндии относилось к Лютеранской Церкви. Это ясно видно из тех же метрических книг, где абсолютно все женщины — «финляндские уроженки», вступавшие в брак, были лютеранского вероисповедания.

Выступая на сейме в Порвоо, в марте 1809 года, император Александр I обещал Финляндии сохранение религиозных, политических и гражданских законов «шведского» периода, что было также подтверждено Фридрихсгамским мирным договором того же года. Относительно Православной Церкви и ее положения в Финляндии ничего сказано не было. Это имело ряд нежелательных последствий.

Я не буду останавливаться на том, что конфессиональный статус самого императора сразу вступил в противоречие со шведским законом 1781 г., требовавшим от правителя принадлежности к лютеранской вере, как и на других проблемах существования православных приходов, ибо они касались, первое время, лишь вновь присоединенной к Финляндии Выборгской губернии. Войска, расположившиеся на территории Великого княжества, имели свои походные церкви и свое духовенство, независимые от финляндских законов.

Однако, судя по особому манифесту от 20 марта 1812 года, практически сразу после присоединения Финляндии, вопрос смешанных браков стал чрезвычайно остро. В нем говорилось, что «в силу данного жителям Финляндии обещания свободного вероисповедания… постановлено что дети, рожденные от брачной четы различного вероисповедания, должны быть воспитаны в той вере, к которой принадлежит отец, не допуская о сем особых договоров между брачными лицами, совершение же таковых браков должно быть по обрядам обеих церквей».[1] Это вступало в противоречие с традицией Лютеранской Церкви, считавшей, что согласие на брак с лицом лютеранского вероисповедания есть согласие на крещение и воспитание детей в лоне той же Церкви. Сопротивление этому гражданской половиной в браке могло вызвать нежелательные для нее последствия. В то же время, присоединение Финляндии к Российской империи абсолютно не означало появление на территории Великого княжества потенциальных православных русских «невест» или «жен», коих мы сейчас можем видеть в значительном количестве, отнюдь, пришла армия, состоявшая из мужчин, следовательно, речь шла о местных женщинах лютеранского вероисповедания. Насколько серьезны были опасения Лютеранской Церкви, мы сможем увидеть в метрических книгах.

И второй, не менее проблематичный аспект смешанных браков, это психологический. В течение предыдущих ста лет четырежды Швеция воевала с Россией на территории Финляндии и трижды русская армия полностью оккупировала всю территорию. Последствия любой войны, любой оккупации, это, прежде всего, посттравматический синдром для мирного населения. В случае с Финляндией можно сказать, что нескольким поколениям подряд довелось перенести сильнейшие психологические травмы, проявлявшиеся позднее в разнообразии форм — от психических расстройств и нервных заболеваний, глубочайших депрессий и пьянства до непримиримой ненависти к русским. Формировалось то, что Юнг назвал «родовой памятью» или «коллективным бессознательным». Женщины не были исключением. Напротив, на их долю доставалось, возможно, даже больше всех. Ибо, не говоря об имевших место случаях физического насилия или принуждения в том или ином виде к вступлению в связь с завоевателями, на них обрушивалась ненависть соотечественников после ухода русских. Вне зависимости были ли женщины изнасилованы или добровольно завязывали отношения с солдатами, а таких случаев тоже было немало, ибо Финляндия несла значительные потери среди мужского населения в шведских войнах, при этом русские приходили, казалось, навсегда, тем не менее, всех виновных и невиноватых подвергали остракизму, называли «русскими шлюхами», запрещали посещать церковь. Таким же преследованиям подвергались и их дети.[2] Необходимо отметить, что лютеранская мораль и шведские законы, в отношении внебрачных связей, относили их к преступлению «прелюбодеяния», основывались исключительно на трактовках Ветхого Завета и карали очень сурово, вплоть до смертной казни. Позднее, после 1709 года[3],  а также смерти короля Карла XII, наказания были смягчены, но общественное мнение оставалось непреклонным, и женщин, вне зависимости от причин, по которым они имели отношения с русскими солдатами, ждала незавидная судьба.

Теперь же приход русской армии выглядел окончательным. Вступление в серьезные и законные отношения с конкретным русским солдатом означало, как защиту от возможных посягательства других солдат, так и избавление от угроз соотечественников. Нельзя отрицать и возникновение нормальных человеческих чувств между женщинами и мужчинами, которым необходимо было продолжение в виде законных супружеских отношений и рождения детей.

Есть и еще один момент, на котором следовало остановиться. Мы все время воспринимали солдата времен Александра I и, особенно, Николая I, прозванного нашими классиками «Палкиным», как некую забитую серую скотинку. Стоило ли в таком случае женщине связывать судьбу с таким супругом? Поскольку солдат получал возможность проживать с семьей вне казармы, так как обеспечить жилыми помещениями от армии было весьма затруднительно, и Высочайшим повелением 1830 г. «платы от казны» на «вольнонаемные помещения» не полагалось, то многие полковые командиры разрешали жениться только при наличии у жениха и невесты средств к существованию. Я не имею конкретных данных по гарнизонам Финляндии, но в качестве примера приведу Волынский полк, квартировавший на другом берегу Финского залива в Ораниенбауме и его окрестностях. Вместе с просьбой о разрешении вступить в брак жених предоставлял и денежное обеспечение: унтер-офицер в размере 500 руб., а рядовой 300 руб. ассигнациями. Напомню, что рядовой получал от 30,83 руб. (младшего оклада) до 38,54 руб. (старшего оклада), унтер-офицер — до 70,66 руб. ассигнациями в год. Соответственно, или они или их избранницы должны были обладать необходимыми сбережениями. Вместе с тем, разнился доход семейных и холостых солдат. Семейным выдавались на руки следующие деньги:

• жалование с именинными (последние составляли 3 руб. в год)
• амуничные (т.е. на пошив и содержание мундира)
• порционные (т.е. стоимость мясной и водочной порции)
• проценты с артельной суммы (деньги, получаемые на продовольствие роты, обычно отдавались в рост под проценты)
• за переноску мундирных вещей (т.е. бережное отношение к мундиру, что позволяло экономить казенные деньги, которые выдавались в таком случае на руки)
• различные пожалования
• и т.н. «зарабочие» деньги, т.е. за какие-то выполненные на стороне и с разрешения начальства работы, причем без вычетов на нужды полка.

Холостые же не получали порционные деньги, а также часть «зарабочих» отдавалась в полк, но зато им причиталась некая сумма от экономии продовольствия, шедшего в общий котел.[4]

Чуть ниже мы еще раз остановимся на «николаевском» солдате. Рассмотрим теперь заключавшиеся браки. В северной части Финляндии до 1845 г. от Або (Турку) до Торнео действовала одна единственная походная Петропавловская церковь 46-го егерского полка. К ней было приписано множество частей — сам 46-й егерский полк, 23-я артиллерийская бригада, 18 флотский экипаж, отдельные сотни 19-го и 29-го донских казачьих полков, жандармские и другие команды. В соответствии с метрическими книгами Торневской Петропавловской походной церкви за 1828 — 1836 гг. заключено 50 браков, от 6 до 8 в год, из них 48 — смешанных. Например, 7 мая 1834 года было зафиксировано сразу пять браков «финляндских уроженок лютеранского вероисповедания» с моряками 18 флотского экипажа, размещавшегося в Або.[5] Боцман Дмитрий Павлов сочетался с девицей Эттой Палвиерус, квартирмейстеры Сергей Беляев и Никита Морозов с девицами Марией Густавой Стюнгольм и Софией Ингельмус, а матросы Александр Львов и Родион Архипов с девицами Каролиной Альмрот и Кайсой Ловисой Экстрем.

Если же рассматривать списки родившихся в эти годы младенцев, то в 40% семьи смешанного вероисповедания.[6] В то же время из-за разнообразия и постоянной смены приписанных к Торневской церкви воинских команд очень сложно определить, какой приблизительно был общий процент семейных солдат и матросов, в том числе, и смешанных браков. Поэтому обратимся к метрическим книгам Свеаборгской Александро-Невской крепостной церкви, где известна численность гарнизона. Рассмотрим два года — 1847-й — т.е. царствование Николая I, и 1863-й -царствование Александра II.

До 1854 года церковь размещалась в «среднем этаже портового каменного флигеля, где в то время находились такелажные и парусные мастерские». 7 В 1846 году гарнизон крепости состоял из двух линейных батальонов, артиллерийской прислуги, ластовых экипажей, 8 иных различных команд, вплоть до арестантских рот. Общая численность не превышала 3000 чел., включая женщин и детей. 9

За 1847 год заключено 18 браков из них половина смешанных.

В том числе:

рядовой 3 военно-рабочей роты инженерного корпуса Стефан Зоробнов (45 лет) сочетался браком с девицей Анной-ГретойЮ (32 года)

лабораторный унтер-офицер 2 класса арсенальной №4 роты корпуса морской артиллерии Иван Климентьев (36 лет) с девицей Ловизой Каролиной Талккелот (22 года)

батальонный горнист Финляндского линейного №11 батальона Павел Горев (32 года) с девицей Анной Стиной Михельсдоттер (24 года, уроженка Тавастгустской губернии)

унтер-офицер того же батальона Константин Антипов (32 года) с девицей Леной Ловизой Линдквист (21 год, уроженка Нюландской губернии, киршпиль Сиббо).

рядовой 6-го ластового экипажа Константин Баусов (вдовец, 41 год) с девицей Фридрикой Вильгельминой Кюберг (23 года)

рядовой Финляндского линейного №11 батальона Василий Матвеев (38 лет) с девицей Гедвигой Адамовой (20 лет, уроженка Тавастгустской губернии, киршпиль Янакала, деревня Вескелей)

рядовой 1 класса Морской арсенальной роты №4 Федор Рябчиков (33 года) с девицей Густиной Вильгельминой Асандер (26 лет)

чиновник 12 класса, содержатель лесных хранилищ Афанасий Сергеев Рылков (вдовец, 56 лет) с девицей Вендлой Софией Андерсен (26 лет, уроженка Гельсингфорса, дочь умершего студента)

бомбардир 6-й роты артиллерийского гарнизона Федот Семенов (30 лет) с девицей Екатериной Еленой Линд (30 лет). [11]

Хотелось бы обратить внимание еще на два брака — один из них напоминание о крепостном праве, другой — о возрасте. В апреле 1847 года гарнизонный писарь Евгений Киреев (23 года) женился на Евдокии Крутляковой (20 лет) — вольноотпущенной помещика лейтенанта флота Андрея Фокина, дочери умершего писаря управления Свеаборгского коменданта Владимира Круглякова, а в мае старший писарь Иван Федоров (23 года) женился на шестнадцатилетней Анне Васильевой, дочери отставного унтер-офицера. [12]

За 1847 год в крепости Свеаборг родилось 108 детей обоего пола, из них 45 в смешанных браках. Примечательны сроки крещения новорожденных — от 1 до 5 дней. [13]

Таким образом, мы можем предполагать, что число семей в гарнизоне Свеаборга составляло от ста до двухсот, что, в общем-то, соответствовало среднему показателю по всей армии. Для сравнения, в 3-й гвардейской дивизии, располагавшейся в Петербурге и окрестностях, количество семейных нижних чинов в те же годы насчитывало от 210 (в Волынском полку) до 250 чел. (в Литовском полку). [14] В то же время, мы можем говорить о том, что половина семей Свеаборгского гарнизона была смешанного вероисповедания. На севере Финляндии, вероятно, эти цифры даже несколько больше, что связано, прежде всего, с удаленностью от России и невозможностью выписать семью к себе или найти на месте православную невесту.

Рассмотрим вопрос смертности. В 1847 году в крепости скончалось 188 человек, из них 32 ребенка обоих полов и 16 женщин. [15] Каковы причины? В сводной ведомости на первом месте стоит чахотка и сухотка — 62 солдата и матроса и 4 женщины. Не совсем понятно, отчего два столь разных заболевания сведены в одну графу. Чахотка — туберкулез, сухоткой называлось заболевание нервной системы с поражением спинного мозга и, как правило, связывалось с сифилисом. Попробуем разделить их. В месячных отчетах значится: умерших от чахотки — 47 мужчин и 3 женщины, от сухотки — 15 чел. мужчин, 1 женщина и 1 годовалый ребенок.

Следующими по массовости (37 случаев) стоят «водяная брюшная болезнь» — асцит, связанный в 75% с циррозом печени (30 случаев) и «водяная грудная болезнь» — гидроторакс, т.е. нахождение жидкости в плевральной полости (7 случаев). В сводном отчете также объединены «воспаление легких, брюшины, горла и кишок» — 27 случаев. К массовым заболеваниям относится и «нервная горячка» — тиф — 22 случая. Имели место «апоплексические удары» (12 случаев), воспаление мозга, понос, лихорадка и др. Много это или мало? Сравним, опять же, с Волынским полком. В том же 1847 году в Ораниенбауме умерло 61 чел., в 1848-м — 91 чел.[16] Отсюда можно сделать предположение, что смертность в Свеаборге была значительно выше при одинаковых климатических условиях и сложностях с расквартированием. Причинами, возможно, служили худшее, по сравнению с гвардией, питание, а также размещение в холодных каменных казематах, скученность проживания.

Смерти от сухотки, связанной с сифилисом и от водяной болезни — цирроза печени, безусловно, свидетельствуют о проблемах с нравственным состоянием войск. Это объясняется «застарелостью» заболеваний, полученных еще в 20-е — 30-е годы XIX в., и продолжительностью службы. Хотя в гвардии от сухотки, т.е. сифилиса, практически избавились, данные об этом заболевании по 40-м годам отсутствуют. В целом из 100 солдат доживали до отставки 52, 24 умирали, и столько же списывалось по болезням. [17] Но проблема иных венерических заболеваний по-прежнему оставалась. В «Военном вестнике» за 1884 год опубликованы данные по подобным болезням в армии: на 1000 служивших в 1879 году — 44,25 % заболевших, в 1882 году — 37,8%. [18]

Хотелось бы сделать одно замечание. Речь шла о «николаевском» забитом солдате, однако, мне не удалось обнаружить ни одного случая смерти от побоев, хотя, не исключаю, что записанные в метрических книгах диагнозы могут это и скрывать. По крайней мере, по данным Петропавловской походной церкви в Торнео, в период с 1828 по 1836 гг. зафиксирован лишь один случай суицида — повешения.

Отдельно рассмотрим вопрос детской смертности. Как уже упоминалось, в 1847 году в крепости скончалось 32 ребенка, из них 24 в возрасте до одного года (19 — до месяца). Возможно, из-за столь высокой смертности — около 20% родившихся, так скоро осуществлялось и их крещение. Основные причины — воспаление легких, коклюш, желудочно-кишечные заболевания, оспа и общая слабость. Мне не удалось пока разыскать каких-либо медицинских документов, объясняющих высокую детскую смертность, но могу с уверенностью утверждать, что такая проблема существовала повсеместно. Например, в те же годы, специально созданная медицинская комиссия гвардейского корпуса во главе со штаб-лекарем действительным статским советником Нагумовичем, изучала причины высокой детской смертности. В ее заключении говорилось следующее: «Лети нижних чинов не пользуются обыкновенными и вместе с тем необходимыми для здоровья условиями: хорошим воздухом, надлежащим уходом и здоровой пищей… Причина же смертности должна заключаться: в суровости климата, в роде жизни и нуждах матерей, которые,

занимаясь различными промыслами для снискания себе и детям пропитания, большей частью не кормят их своей грудью, оставляют без нужного попечения, но главной и господствующей причиной должна почесться теснота помещений и неизбежный при том спертый воздух, который имеет гибельное влияние на слабость и нежность детского возраста». [19]

Что изменилось в царствование Александра II? Обратимся к метрическим книгам церкви Александра Невского за 1863 г. Кстати, именно в этом году, император посещал Свеаборг и лично инспектировал модернизацию и перевооружение крепости. Гарнизон состоял из 3215 чел., в том числе 416 женщин и детей. [20]

В 1863 году было заключено 25 браков, из них 15 смешанных. Родилось 112 детей, из них 26 от смешанных браков. Можно предположить, исходя из числа родившихся, что процентное соотношение стало меняться в сторону уменьшения численности семей, где жены являлись «финляндскими уроженками». Очевидно, это связано с возможностью более свободного перемещения для русских православных женщин, а также увеличением русского населения Финляндии и, в частности, Гельсингфорса21. Однако, в браках, заключаемых непосредственно в крепости, финлядские женщины по-прежнему превалировали.

Что касается смертности, то налицо явное улучшение санитарного и медицинского состояния. Умерло всего 58 человек, т.е. практически в два раза меньше, нежели за 16 лет до этого. О причинах смерти говорить сложно, ибо на этот раз священник, заполнявший метрическую книгу, чаще всего ограничивался формулировкой — «от обыкновенной болезни». Что скрывалось под таким диагнозом сказать очень сложно. [22]

В целом, можно отметить, что тенденция связывать свою жизнь с русскими солдатами и матросами у финляндских женщин сохранялась на протяжении всего XIX века.

[1] Сборник материалов по вопросам о смешанных браках и о вероисповедании детей, от сих браков происходящих. СПб. 1906. С. 114.

[2] Vilkuna Kustaa H.J. I Via. Perikato, katkeruus ja kertomus isostavihasta. Helsinki: Suomalaisen Kirjallisuuden Seura. 2005. S. 568-571, 577.

[3] Т.е. после Полтавы.

[4] Луганин А. Опыт истории Лейб-Гвардии Волынского полка. В 2-х ч. Ч. 1. 1817-1849. Варшава. 1884. С. 323-329,354-355.

[5] Петропавловская церковь была походной, т.е. священник выезжал по необходимости в разные гарнизоны. В 1845 году в Або был построен свой храм.

[6] Метрические книги Торневской Петропавловской походной церкви за 1828-1836 гг. VSA 11700.

[7] Ведомость о церкви. — VSA 10254. Строительство каменной церкви по проекту К.А. Тона началось в 1850 г. и завершено в 1854 г.

[8] Для вспомогательных судов.

[9] Всего на январь 1847 года в Финляндии находилось: 9599 чел. пехоты 22-й дивизии, 1327 чел. в крепостях, 819 казаков и 624 чел. в инженерных ротах. — РГА ВМФ. Ф. 19. Оп. 4. Д. 400. «Войска финляндские» Численное состояние войск в Финляндии расположенных. Январь 1847. С. 4.

[10] Фамилия не указана.

[11] Метрические книги Александра Невского церкви 1846-1850 гг. VSA 92960. I Са:6. С. 45-55.

[12] Там же. С. 48-49.

[13] Там же. С. 2-42.

[14] Численность Л.-Гв. Волынского пехотного полка около 2683 чел. (1847 г.), что соизмеримо с гарнизоном Свеаборга. Несмотря на то, что это гвардия, условия размещения семейных нижних чинов весьма схожи с финляндскими. Луганин А. Опыт истории Лейб-Гвардии Волынского полка. В 2-х ч. Ч. 1. 1817-1849. Варшава. 1884. С. 352-354. Приложение II.

[15] Метрические книги Александра Невского церкви 1846-1850 гг. VSA 92960. I Са:6. С. 90-91.

[16] Причины смерти не указаны, но судя по приведенной статистике заболеваний на первом месте также стоят чахотка и различные простуды. См. Луганин А. Опыт истории Лейб-Гвардии Волынского полка. В 2-х ч. Ч. 1.1817-1849. Варшава. 1884. Приложение VII.

[17] Там же. С. 382-386.

[18] Лоссовский (штабс-капитан). Забава и дело в ка VApsie.ll Военный сборник Т. VII. СПб. 1884. С. 72-112.

[19] Луганин А. Опыт истории Лейб-Гвардии Волынского полка. В 2-х ч. Ч. 1. 1817-1849. Варшава. 1884. С. 354-355. [20] Luntinen P. The Imperial Russian Army and Navy in Finland. 1808-1918. SHS.Helsinki. 1997. P. 113-115.

[21] В 1827 году в Гельсинфорсе проживало 600 православных жителей, в 1854 -1500 чел.

[22] Метрическая книга Александра Невского церкви 1863 г. VSA 92912 I Са:15 С. 2-69.