После антицерковных репрессий начала 1920-х гг. и проведения организованного советскими властями весной 1922 г. обновленческого раскола, число учебных заведений Русской Православной Церкви в стране сильно сократилось. К весне 1923 г. были закрыты все дореволюционные Духовные Академии, Московский женский Богословско-педагогический институт, Петроградский Богословский институт, десятки Богословских курсов и т.д. Однако при этом появились разрешенные советскими властями новые обновленческие учебные заведения.
Часть радикально настроенной церковной молодежи увлеклась реформаторскими идеями – введения русского языка за богослужением, григорианского календаря, чтения тайных молитв вслух и т.п., вплоть до вынесения алтаря на середину храма у некоторых обновленческих групп. Уже вскоре после захвата высшей церковной власти в мае 1922 г. руководство обновленцев начало деятельность по созданию своих Духовно-учебных заведений. Их открытию способствовало то, что в обновленческий раскол уклонилось несколько известных богословов и профессоров прежних Духовных Академий.
На заседании пленума обновленческого Высшего Церковного Совета 8 августа 1923 г. было решено возглавить Учебный комитет, который сначала возглавил «епископ» Георгий Добронравов, замененный в 1925 г. на посту председателя «митрополитом» Александром Введенским. Заместителем председателя этого комитета стал бывший исполняющий обязанности ректора Петроградской Духовной Академии (в 1918 г.) профессор С.М. Зарин.[1]
Всего обновленческий Священный Синод планировал в 1924 г. создать восемь Духовных Академий. Но реально открылись лишь две Богословские Академии – в Киеве и Москве, а также обновленческий Высший Богословский институт в Ленинграде. Торжественное открытие указанного института в Ленинграде состоялось 16 марта 1924 г. по адресу: ул. Халтурина (Миллионная), д. 31. Чтение лекций началось 26 марта, курс обучения был трехлетний, после проведенных испытаний по политической грамоте в число слушателей зачислили 24 человека из 35 подавших заявления. В уставе института было записано, что он ставит своей задачей: «а) воспитать и подготовить истинных, идейных пастырей; проповедников и учителей Церкви, безоговорочно лояльных к Советскому государственному строю. б) свободное развитие богословской науки и подготовку богословских ученых и преподавателей для пастырских школ».[2]
Ректором Высшего Богословского института назначили члена обновленческого Священного Синода с 1923 г. протоиерея Павла Васильевича Раевского. 13 марта 1927 г., согласно резолюции Епархиального съезда, он был рукоположен в сан «епископа» Кронштадтского, 11 мая этого же года возведен в сан «архиепископа» Кронштадского, сохранив пост ректора, однако 5 августа 1927 г. был переведен на Новгородскую кафедру, и исполнять обязанности ректора стал бывший ординарный профессор Петроградской Духовной Академии доктор церковной истории Борис Васильевич Титлинов. Он уклонился в обновленческий раскол в 1922 г. и в качестве одного из его основных идеологов написал ряд опубликованных в то время произведений.[3] В это время профессор был председателем приходского совета церкви и часовни во имя иконы Божией Матери «Всех Скорбящих Радосте» на Шлиссельбургском пр. В дальнейшем Б.В. Титлинов активно участвовал в работе обновленческих Соборов 1923 и 1925 гг. (в частности, был секретарем последнего), с 6 февраля 1925 г. работал редактором «Вестника Священного Синода», состоял членом Священного Синода и Петроградского (Ленинградского) Епархиального управления обновленцев, а затем и членом Северо-Западного Митрополитального Управления, часто публиковался в «Вестнике Священного Синода», самарском журнале «Церковная жизнь» и других обновленческих изданиях.[4]
Довольно сильным являлся состав преподавателей института: проректор (до 1927 г.) – Б.В. Титлинов, профессора И.Д. Холопов, А.В. Прахов, В.С. Белоликов (бывший доцент Киевской Духовной Академии), протоиереи А.И. Боярский, М.И. Гремячевский, Е.И. Запольский, Д.Ф. Стефанович, «епископ» Владимир Пищулин, «архиепископ» Михаил Попов, протоиерей, позднее «епископ» Николай Платонов (будущий обновленческий Ленинградский «митрополит», в 1937 г. снявший с себя сан), церковный композитор С.В. Панченко. Профессором числился и ректор обновленческой Московской Богословской Академии «митрополит» Александр Введенский, периодически приезжавший в Ленинград для чтения публичные лекции и проведения диспутов с наркомом просвещения А.В. Луначарским.
В конце 1925 г. Высшему Богословскому институту было предоставлено право присуждать ученые степени. В следующем году корпорация насчитывала 9 профессоров, читавших 20 лекций в неделю. К январю 1927 г. на трех его курсах обучалось 55 студентов, из них 16 девушек, при институте существовала небольшая библиотека, имелось общежитие на 13 человек, выпускался свой машинописный журнал «Голос православного студента» (ответственный редактор Г. Гончаров). Серьезной проблемой была финансовая, острый недостаток средств сказывался на всем. Правда, первое время обновленческому ВУЗу очень помогала Методистская Епископальная Церковь Америки. Через ее представителя в СССР с 1 марта 1924 по 1 сентября 1925 гг. на содержание Высшего Богословского института было получено 6206 рублей, что превышало две трети всех его доходов за этот период.[5]
Однако затем подобная помощь прекратилась. В 1926 г. общий бюджет института составлял всего шесть тысяч рублей (в том числе 2, 2 тысячи поступило от Ленинградского Епархиального управления, 1, 8 тысяч – из просветительского фонда Священного Синода, 1 тысяча – от ленинградских приходов). А с февраля 1927 г. районный стол регистрации запретил финансирование института со стороны «исполнительных религиозных органов», и единственным источником остались добровольные пожертвования, которые за 1927 год составили 5270 рублей.[6]
Институт готовил не только пастырей, но и женщин благовестниц, организовавших несколько сестричеств. Центрами объединения учащихся были Свято-Троицкая и Пантелеимоновская церкви, где они участвовали в уборке храма, чтении и пении за богослужением и т.д. Студенты института должны были заниматься и антиатеистической пропагандой. Один из главных идеологов обновленчества протоиерей Александр Боярский (будущий «митрополит»), выступая на Ленинградском Епархиальном съезде 1 сентября 1925 г., указывал, что «главный наш враг – невежество, на котором покоится как тихоновщина, так и современный атеизм… религиозное просвещение должно идти: 1) путем проповеди, докладов, диспутов и т.д.; 2) систематической подготовкой более развитых церковных элементов, подготовкой своего рода церковного комсомола».[7]
Яркую характеристику атмосферы в Ленинградском и Московском обновленческих ВУЗах оставил в своих воспоминаниях очевидец событий историк А.Э. Левитин (бывший одно время обновленческим диаконом): «Оба учебных заведения скорее напоминали студии свободных художников. Религиозные люди с самой разнородной подготовкой – парни в возрасте от 19 до 27 лет – студенты подрабатывали тем, что чистили трамвайные пути, кололи дрова, мыли посуду в ресторанах. Каждый парень мнил себя будущим Лютером или, на худой конец, – А.И. Введенским, – и сочинял потрясающие проекты церковных реформ. Почти все говорили о второй церковной революции. Об учебе думали мало – тем более, что никаких экзаменов и никаких зачетов в Академии не было. Организаторы Академии больше всего боялись «семинарской схоластики» и в результате ударились в другую крайность: в обновленческой Академии не столько преподавали, сколько читали лекции, причем читали их в таком духе, как когда-то в Религиозно-философском обществе в Петербурге. Из поля зрения организаторов Академии выпали такие необходимые для будущих пастырей предметы, как литургика и церковный устав. Результаты такого преподавания были самыми плачевными».[8]
При этом учащиеся обновленческих Духовных заведений также в определенной степени являлись изгоями советского общества. В частности, с конца 1920-х гг. они попали в категорию так называемых «лишенцев» (то есть лишенных избирательных прав), что означало ограничение в самых разных сферах жизни и деятельности.
Высший Богословский институт прекратил свою деятельность в 1930 г., в разгар новых антирелигиозных гонений, когда советские власти уже во многом отказались от поддержки обновленчества и перешли к насаждению воинствующего атеизма. При этом не обошлось без репрессий. В частности, 10 февраля 1930 г. по обвинению в антисоветской агитации был арестован ректор института Б.В. Титлинов, постановлением Тройки Полномочного Представительства ОГПУ в Ленинградском военном округе от 25 мая 1930 г. он оказался приговорен к заключению в концлагерь на 3 года и отправлен отбывать срок на Соловки. 9 июля 1932 г. Особое Совещание при Коллегии ОГПУ пересмотрело дело Б.В. Титлинова, и постановило досрочно освободить его. Выйдя на свободу, профессор, ввиду запрещения проживать в Ленинграде или окрестных населенных пунктах ближе 101-го километра, поселился в г. Луга, где его застала Великая Отечественная война. В период германской оккупации он (до конца 1943 г.) работал заместителем бургомистра Луги, и в декабре 1943 г. был эвакуирован немцами в Ригу.[9] Дальнейшая судьба бывшего ректора неизвестна.
Не избежали репрессий и почти все другие преподаватели и студенты Ленинградского обновленческого института. Таким образом, плоды его деятельности оказались крайне малы.
Доклад преподавателя Санкт-Петербургской православной духовной академии профессора М.В. Шкаровского на конференции «Религиозно-философские собрания на Мойке» 1 июня, г. Санкт-Петербург.
[1] Протоиерей Владимир Сорокин. Исповедник. Церковно-просветительская деятельность митрополита Григория (Чукова). СПб., 2005. С. 292-295.
[2] Центральный государственный архив Санкт-Петербурга (ЦГА СПб), ф. 1001, оп. 9, д. 50, л. 3-7об, 15, 33.
[3] Титлинов Б.В. Новая Церковь. Пг.-М., 1923; Его же. Церковь во время революции. Пг., 1924.
[4] См.: Шкаровский М.В. Обновленческое движение в Русской Православной Церкви XX века. СПб., 1999. С. 98-99; Шилов Л.А. Сотрудники Российской национальной библиотеки – деятели науки и культуры. Биографический словарь. Т. 2. СПб., 1999. С. 584-589.
[5] ЦГА СПб, ф. 1001, оп. 9, д. 47, л. 26, 28-28об.
[6] Там же, л. 49, ф. 7384, оп. 33, д. 22, л. 4-17.
[7] Там же, д. 47, л. 23, 26-27.
[8] Левитин А., Шавров В. Очерки по истории русской церковной смуты. Т.1. Кюснахт, 1978. С. 60-61.
[9] Bundesarchiv Berlin, R 92/10095, Bl. 1-8.
