Евангелист Лука, описывая гефсиманское моление, упоминает об одном эпизоде, который отсутствует в других Евангелиях. А именно: во время моления Христа в Гефсиманском саду «явился… Ему Ангел с небес и укреплял Его» (Лк. 22: 43). Вроде бы ничего необычного, текст привычен нам, и мы не воспринимаем его критически. А между тем данный эпизод затрагивает важную богословскую проблему: может ли Творец всего принимать укрепление от твари? Ответ на этот вопрос находится в Предании Православной Церкви. В данном контексте под словом «Предание» мы понимаем не только мысли святых отцов, но и иконографию сюжета «Молитва в Гефсиманском саду» в православной иконе. Важным для анализа темы представляется сопоставление христианских образов Востока и Запада.
Святитель Афанасий Александрийский, живший в IV веке, говорит об ангельском укреплении в несколько апофатических тонах; он пишет, что Христос был «как бы ободряемый и утешаемый им»[1], то есть не в прямом смысле, но неким прикровенным образом. Более определенно по этому поводу пишет святитель Епифаний Кипрский, он говорит о том, что не нуждался Сущий Бог в укреплении, но «дабы исполнилось сказанное в великой песне Моисея, воспетой в пустыне, где он говорил: “Поклонятся Ему все сыны Божии и да укрепят Его Ангелы Божии” (Втор. 32: 43)»[2]. Примечательно, что именно эти слова отсутствуют в Масоретском тексте Библии, в том самом тексте Ветхого Завета, который вплоть до X века по Р.Х. редактировали иудеи-масореты, «подчищавшие» пророческие и мессианские места. Не остался без внимания и рассматриваемый фрагмент, из которого исчезли упоминания о поклонении сынов Божиих и укреплении ангелов[3]. Но что это было за укрепление?
В образе, представленном святителем Епифанием, ангелы являются не укрепляющими, но укрепляемыми: «Потому что в них крепло славословие к тому, чтобы славить Бога, так как Он прославляется непрестанно от ангелов небесных и духовных животных, вопиющих и говорящих: “Тебе принадлежит сила, Твоя держава, Тебе принадлежит крепость” (1 Пар. 29: 11–12)». Ангел, воспевая молитву Спасителю, возвещает Его собственную крепость, бывшую от начала, – в этом и явилось укрепление от ангела[4]. Ту же мысль высказывает и святитель Иоанн Златоуст; он говорит, что не силу получил Христос от ангела, но пение, и даже более – славословие: «Твое, Господи, царство и сила»[5]. Интересную мысль мы находим у блаженного Феофилакта; он говорит, что пение ангела восхваляло домостроительство Господне: победу над смертью и крепость Господню, с которой Спаситель совершил это дело, и в пении ангела звучали слова: «Твоя, Господи, крепость!»[6]. То есть, дополняя святителя Епифания, блаженный Феофилакт говорит о крепости Господней, явившейся в воплощении и спасении[7]. Примечательно, что святитель Димитрий Ростовский даже говорит об имени этого ангела. Он считает, что им был архангел Гавриил, «ибо имя Гавриил значит “крепость Божия”»[8].
Интересно, что споры вокруг толкования этого маленького эпизода с новой силой вспыхнули в эпоху V Вселенского Собора. Дело в том, что в догматической системе Феодора Мопсуестийского Христос постоянно «возрастал духовно» – через преодоление искушений, и ангелы в некоторой мере помогали в этом Христу. В числе прочих нечестивых сочинений Феодора на V Вселенском Соборе были рассмотрены фрагменты с ложным толкованием Гефсиманского борения.
В них Феодор пишет: «Почему Он нуждался в пришествии и явлении ангела, который во время испытания восставлял Его дух, укреплял Его бодрость, воодушевлял Его на предстоящую неизбежность страдания, располагал Его к мужественному перенесению мучений, воспламенял Его на терпеливое преодоление зол, показывал плод от перенесения настоящих мук – имеющую последовать после страданий перемену Его состояния на доброе состояние славы? Ибо кто, по слову евангелиста, укреплял Его, то есть ангел, тот этими словами придавал Ему мужества и убеждал Его стать выше природной слабости и, укрепляя Его мысли, делал Его мужественнее»[9]. И далее: «Объятый во время страданий сильным страхом нуждается в явлении ангела, укрепляющего Его для перенесения и преодоления угрожающих зол (Лк. 22: 43)»[10].
И когда прочитаны были эти фрагменты, святой Собор воскликнул: «Это мы уже осудили; это уже мы предали анафеме; анафема Феодору Мопсуестийскому, анафема Феодору и его писаниям. Они чужды Церкви; они чужды православным; они чужды отцам; они полны нечестия; они чужды соборам; они восстают на Священное Писание; один Феодор, один Иуда»[11].
Как видим, сочинения Феодора с подобным толкованием были осуждены V Вселенским Собором. Удивительно, как Феодор Мопсуестийский и святитель Иоанн Златоуст, будучи когда-то очень близкими друзьями и имея даже одного учителя, столь сильно разошлись в понимании Писания, причем один был прославлен Церковью, а другой осужден ею.
Но не только Феодора осудил святой Собор – он также осудил и сочинения блаженного Феодорита Кирского, написанные против святителя Кирилла Александрийского. И среди этих осужденных произведений мы находим такой отрывок: «Итак, кому мы припишем следующее… Кому неведение и страх, кто нуждался в помощи ангелов? Если это свойства Бога Слова, то таким образом мудрость обнаруживает неведение»[12]. И хотя сам блаженный Феодорит не был осужден, но эти произведения были преданы анафеме.
Итак, в рассматриваемом вопросе мы обнаруживаем, что святые отцы отвергают суждение, будто Создатель получал помощь от твари. Но архангел Гавриил воздавал славословие Творцу, воспевая не только Его Божественную крепость, но и крепость, которую Он явил в человеческом естестве. И в этом пении сам ангел укреплялся, подавая нам пример в прославлении Творца.
Иконография гефсиманского борения имеет византийские корни. Самые ранние из дошедших до нас образцов датируются XI–XII веками. Примечательно, что византийские образы отображают именно святоотеческое толкование этого эпизода. Так, например, в византийском Евангелиарии XI века гефсиманское борение изображается в виде трех сюжетов: а) Христос с апостолами, б) Христос восходит на гору, в) Ангел воздает хвалу и славословие коленопреклоненному Христу.
Интересно, что на данной миниатюре ангел изображается позади Христа, руки его раскрыты в молении. Внизу горы находятся одиннадцать учеников, трое из которых спят[13].
Похожие сюжеты встречаем:
- в мозаиках XIII века – в соборе святого Марка,
- на сербских фресках XIV века (Косово. Монастырь Высокие Дечаны. Неф),
- на Афонских иконах XVI века.
Подобный сюжет встречается и на фреске храма Богоматери Перивлепты в Охриде, датируемой 1295 годом. Но на ней изображается не один, а два ангела, будто иллюстрируя уже упомянутую песнь Моисея: «Поклонятся Ему все сыны Божии и да укрепят Его Ангелы Божии»[14]. Эту песнь, как мы помним, святитель Епифаний прообразовательно относит к явлению ангела в Гефсиманском саду. Таким образом, толкование святителем Епифанием слов Моисея нашло удивительный отклик на стенах македонского храма.
Параллельно с таким иконописным типом существовал иной, в котором фигура ангела помещалась перед Спасителем, но ладони были всё так же распростерты в молении. Так, на итальянской резной иконе 1100 года Спаситель представлен возносящим моление Отцу. От Отца же посылается ангел, который, склонив главу, славит крепость Господню. Об этом иконописном изводе пишет Дионисий Фурноаграфиот в своем «Ерминии»: «Среди вертограда с деревами Христос стоит на коленах, возведши руки и очи к небу. С лица Его каплет на землю кровавый пот. Над Ним во свете виден ангел, простерший к Нему руки».
Такой же образ встречается в Новгородской иконе XVI века и на сербских фресках XVI века.
В то время как на православном Востоке иконописцы следуют святоотеческому Преданию, на Западе идет отрыв искусства от Церкви. Эпоха Возрождения возвеличивает героев языческих мифов и легенд. Западный художник на одних картинах изображает древнегреческих богов, на других – героев Священного Писания. Конечно же, древнегреческая и древнеримская мифологии не могли не синтезироваться в воображении художника с сюжетами Священного Писания.
Ангел, славословящий Господа, трансформируется в древнегреческого бога Гермеса, возвещающего герою волю небожителей[15]. Вместо яблока, которое Гермес принес Парису, у ангела-Гермеса появляется чаша. Ангел словно напоминает, какой подвиг должен совершить герой. Он уже не славословит, но снисходительно-укоряюще указывает герою на высшую волю, которую тот должен исполнить.
Каким образом у ангела в руках оказывается чаша? Неужели он хочет показать, что Христос не знает, что Ему «должно много пострадать, и быть отвержену старейшинами, первосвященниками и книжниками, и быть убиту, и в третий день воскреснуть» (Лк. 9: 22)? Конечно, Христос знает о грядущем и Петра называет сатаной за то, что тот просит отвергнуться уготованной Отцом чаши. Так западно-католический иконографический тип моления в Гефсиманском саду не вполне соответствует святоотеческому Преданию. С течением времени данная иконография проникает и в Православную Церковь. Конечно же, мифологические штрихи западных икон отшлифовываются, но перед нами всё равно Христос, предстоящий перед ангелом с чашей.
Итак, даже такая исследованная тема, как страсти Христовы, может открыть новое. Как следует из вышеизложенного, в сюжете «Молитва в Гефсимании» ангел явился не для того, чтобы укрепить Творца всех, но дабы воздать славословие Богу. Данный сюжет получил развитие в визуальных образах. Иконография сюжета сложилась в Византии, но со временем претерпела изменения, так что даже появились расхождения со смыслом евангельского текста. Безусловно, данный беглый обзор не исчерпывает полноты и значимости этой темы, но цель статьи – привлечь внимание к более подробному изучению Предания о жизни и смерти Христа.
[1] Афанасий Александрийский, святитель. Толкование на Псалмы //http://www.orthlib.ru/Athanasius/ps068.html.
[2] Епифаний Кипрский, святитель. Слово якорное // http://tvorenia.russportal.ru/index.php?id=saeculum.v.e_06_0601.
[3] Но в Церкви наибольший авторитет имел другой перевод книг Ветхого Завета – перевод 70 толковников. Эта работа была осуществлена в III–II веках до Р.Х. еврейскими мудрецами. Данным текстом пользовались апостолы, святые отцы, проживавшие в Восточной части Римской империи. Именно этот перевод был взят за основу святыми Кириллом и Мефодием.
[4] Епифаний Кипрский, святитель. Слово якорное.
[5] Иоанн Златоуст, святитель. О Святой и Единосущной Троице //http://www.ispovednik.ru/zlatoust/Z02_2/Z02_2_65.htm.
[6] Феофилакт Болгарский, блаженный. Толкование на Евангелие от Луки // http://pagez.ru/lsn/0100.php.
[7] Так же думает и свт. Епифаний: «Так и пред учениками явился Ангел, который покланялся Владыке своему, не неведал преизбытка человеколюбивого домостроительства Его, но удивлялся таковому бывшему в Нем действию крепости, победившему диавола, притупившему жало смерти, восторжествовавшему над началами и властями, сокрушившему силу греха. И по преизбытку удивления Ангел говорил в славословии, покланяясь: “Тебе принадлежит крепость, Владыко. Ибо Ты укрепился против смерти, против ада и против диавола, чтобы притупить жало ее и изгнать ее из человечества”». –Епифаний Кипрский, святитель. Слово якорное.
[8] См.: Димитрий Ростовский, святитель. Собор святого архангела Гавриила.
[9] Деяния Вселенских соборов. Казань, 1913. С. 37.
[10] Там же. С. 40.
[11] Там же. С. 47.
[12] Там же. С. 127.
[13] По Евангельскому тексту, Христос оставил всех учеников под горой и только трех возвел с собой на гору – тех, которые видели Царство Божие, пришедшее в силе на Фаворской горе.
[14] Епифаний Кипрский, святитель. Слово якорное.
[15] Сцена греческой мифологии «Гермес приносит яблоко раздора Парису» формально напоминает гефсиманское моление в западно-католической трактовке.
Диакон Петр Михалев