Санкт-Петербургская Духовная Семинария и Академия стала помимо прочего школой волонтёров: посещение больниц, детских домов и мест заключения — часть практики для студентов. Социальным служением семинаристы занимаются по благословению ректора академии, архиепископа Петергофского Амвросия (Ермакова). Большинство студентов – будущие священники, значит, готовятся к тому, что это волонтёрство станет для них обязательной частью служения, как такового. И можно надеяться, что всё больше социальных НКО будет вырастать из приходской жизни православных храмов. Рассказывает руководитель социально-миссионерской практики Санкт-Петербургской Духовной Академии Сергей Забавнов:
— У меня не было такой цели — заниматься именно социальным служением. Это всегда происходило параллельно с учебным процессом. Ещё когда я учился в Казанской Духовной Семинарии, у меня был опыт неофициального социального служения. Тогда ещё социально-миссионерской практики у нас как таковой не было, документы ещё только формировались. И сегодня мы ещё приводим эти документы в порядок в связи с переходом на государственную аккредитацию. Но тогда у нас в семинарии не было организованной практики социального служения. Мне приходилось проявлять инициативу постольку, поскольку нас посещал кто-то из города, например, дети-инвалиды из близлежащего интерната. Их воспитательница просила нас рассказать им о храме. И тогда я без всяких благословений (за что мне, конечно, попадало от начальства) занимался с ними. Мне. Потом, помню, была очень снежная зима, и к нам пришла заведующая ближайшим детским садом и попросила нас разгрести снег на их территории. После этого мы стали ходить к ним в детский сад систематически. Ещё мы сотрудничали с одним из детских домов в Казани – сопровождали ребят в разных поездках, в том числе и паломнических. На этом мы учились, пусть даже опыт был в чём-то неудачный.
Когда я поступил в магистратуру Санкт-Петербургской Духовной Академии, проректор по учебной работе отец Владимир Хулап предложил мне стать руководителем социальной практики. Я тогда не совсем понимал, что это такое и каков объём работы. В результате я стал автором и различных документов, регулирующих сегодня наше социальное служение. Хотя, конечно, начинал я не с нуля — до меня социальным служением студентов Духовной Академии руководил отец Артемий Наумов, который сегодня служит настоятелем храма святителя Петра, митрополита Московского на улице Роменской. И вот я руковожу этим направлением уже около четырёх лет.
— В социальном служении ваших студентов есть какая-то система? Или вы просто реагируете на обстоятельства, на какие-то встречи, просьбы?
— Когда я начинал, был, как правило, второй вариант — по запросам. Обращаются к нам за помощью — мы едем и помогаем. Постепенно выстроилась и система. У нас более 30 площадок — приходы, медицинские и сиротские учреждения, военные части, тюрьмы. Наши студенты изучают теорию пастырского служения, историю христианской диаконии, и у них есть возможность применить полученные знания на практике. Моей задачей, как руководителя практики, состоит в том, чтобы координировать деятельность студентов на этих площадках. Но перед тем, как студента направить куда-либо, я должен проинструктировать его по поводу этого конкретного учреждения. Перед тем, как выпустить студентов «в поле», я делаю с ними два-три общих для всех вводных занятия. Потом каждый из них заполняет анкету, в которой пишет, на какой именно площадке он хотел бы служить. Очень важно, чтобы человек сам выбрал направление. Дальше я уже смотрю, в каком именно учреждении не хватает наших волонтёров. Ещё у нас проходят семинары по социальному служению, посвящённые отдельным темам — например, особенностям работы в медицинских учреждениях или с детьми-сиротами. На эти семинары мы приглашаем специалистов.
— У вас в первую очередь социальное или социально-миссионерское служение?
— Я бы назвал наше служение даже пастырским — не побоюсь этого слова. Да, мы пока не священники, даже не диаконы. Но когда мы приходим в учреждения в подрясниках, когда люди узнают, что мы получаем духовное образование, то относятся к нам, как к священникам. Да, например, мы в больницах помогаем обрабатывать пролежни, транспортировать пациентов. Но от нас ждут и другого. Хотя есть площадки, где мы только помогаем, как обычные волонтёры, и ничего не говорим. А есть площадки, где мы говорим много. В медицинских учреждениях требуется больше физической помощи. В доме престарелых нужно больше слушать, чем говорить. Но вот в тюремных учреждениях нужно иногда только говорить и нужно уметь быть мобильным в подаче материала. Заключённые — люди начитанные, они могут задавать очень неожиданные вопросы, в том числе такие, на которые студент и не будет знать ответы. Мы не стесняемся сказать, если мы чего-то не знаем. Обычно в таких случаях студент говорит: «Хорошо, я Ваш вопрос услышал. Я не знаю сейчас, но подготовлю ответ к нашей следующей встрече». Обычное социальное служение — по своей природе христианское и душеспасительное, но пастырское служение заключается в том, чтобы привести человека ко Христу — в том числе и через беседы, напоминающие исповедь. Хотя такие беседы для нас и опасны, не ко всему мы оказываемся готовы. С другой стороны, эти же беседы помогают студентам реализовывать на практике полученные ими в семинарии знания. И наша задача — подготовить наших подопечных к таинствам. Как правило, там, куда мы приходим, уже есть храм или часовня и есть священник, который приходит и окормляет верующих. И мы помогаем этому священнику — рассказываем людям, что такое исповедь, Причастие, некоторых даже учим креститься. У священника ведь далеко не всегда есть возможность уделить внимание каждому.
— Везде ли вас встречают доброжелательно?
— Проблемы, конечно, бывают. Сегодня мы не берём новых площадок — потому, что у нас достаточно таких учреждений, с сотрудниками которых мы уже сработались, с которыми у нас возникли доверительные отношения даже на личном уровне. И возникающие проблемы нам легче решать в таких ситуациях. А проблемы возникают прежде всего в учреждениях, где действуют особые правовые нормы — например, в местах заключения. Ведь чтобы студенту пройти туда и побеседовать с заключённым, нужен целый пакет документов. Во-первых, нужно согласовывать это с нашим начальством, во-вторых — с сотрудниками УФСИН. Как правило, всё это решается благополучно — у нас уже есть опыт и нас знают, даже благодарят за то, что мы делаем. Но вместе с тем для меня, как для руководителя практики, весь этот процесс — болезненный. Бывает, что мы по два, по три раза подаём документы — что-то оказывается не так заполненным. То есть это проблемы бюрократического характера. Есть проблемы, возникающие при смене руководства учреждения — нам приходится заново заявлять о себе. В одну больницу нас не пускали потому, что мы не укладывались в их график посещений — ведь мы ходим только в свободное от учёбы время, значит, в конце рабочего дня, когда персоналу было неохота с нами возиться. Но когда нас всё-таки пропустили (после моего звонка руководству больницы), мы обнаружили, что одна бабуля-пациентка упала с кровати, и никто не знает, сколько уже времени она лежит на полу. То есть нас не пускают помочь, а люди в это время страдают.
— А нет ли проблем, связанных с тем, что вы именно из Церкви?
— Нет, в Санкт-Петербурге я этого не встречал. Знаю, что есть такие проблемы в других регионах, в провинции.
— Какое из ваших направлений наиболее развито?
— На сегодняшний день — тюремное служение. И на втором месте — служение в больницах. Я считаю успешными проектами те учреждения, которые мы посещаем систематически. Так мы систематически помогаем и людям, попавшим в трудные жизненные ситуации, в том числе бездомным — посещаем обитателей центров социальной адаптации, созданных организацией «Линия жизни», проводим с ними беседы или на тему прочитанных глав из Евангелия, или на свободные темы, а также смотрим и обсуждаем фильмы. Здесь у нас нет чёткой программы на несколько встреч вперёд потому, что в таких социальных квартирах большая текучка. Бывает так, что мы приезжаем через неделю, а там уже часть людей сменилась — и они задают вопросы, о которых мы уже говорили с другими. Так что мы связываем темы наших бесед с церковным календарём — например, если близится Рождество Христово, говорим об этом событии и так далее. И конечно, реагируем на пожелания подопечных — то есть пытаемся отвечать на их интересы. А самое неразвитое у нас детское служение. Могу рассказать, например, что с одним детским учреждением мы прекратили сотрудничать, так как я узнал, что за три посещения наши студенты детей и не видели — им поручали разные работы вроде развешивания каких-то плакатов или уборки. Мне же интересно, чтобы студент научился не половую тряпку держать (этому он может научиться и в другом месте), а общаться с детьми. Но мы договорились с «Православной детской миссией» об участии студентов в их программах.
— В современных условиях применимы практики христианской благотворительности из прошлых времён?
— Нам, как будущим священникам, важно обратить внимание не столько на формы, сколько на принципы социального служения, которые проходят через всю историю христианской диаконии. Это жертвенная любовь и в то же время разумный подход. Священник — прежде всего молитвенник, а потом уже оратор, воспитатель и социальный работник. Именно поэтому желательно, чтобы на приходе был помощник священника из мирян – социальный работник. Да, мы изучаем гомилетику, педагогику, занимаемся социальным служением. Но мы не должны забывать о созидании внутреннего человека. И диакония, социальная работа вытекает из внутреннего опыта любви. Могу похвалиться тем, что у нас есть студенты, которые просят, чтобы им позволили съездить в какие-то учреждения дополнительно, сверх нормы, предусмотренной практикой. Но бывают студенты, которые не хотят этим заниматься вообще. Таких мы и не отправляем на социальное служение, а находим послушания в Академии. Потому, что наши подопечные чувствуют, если кто-то к ним приехал только по обязанности. Нам важно в студенте раскрыть пастырское горение духа, чувство ответственности за своё служение. И здесь мы можем опираться как на апостольское указание на рассуждение при благотворении: «Пусть твоя милостыня запотеет у тебя в руках, прежде чем ты узнаешь кому подаёшь» (Дидахе, гл. 1, 5-6), так и, например, на опыт святого Иоанна Кронштадтского, который был великим молитвенником и в то же время очень много делал для того, чтобы изменить бытовые условия нуждающихся. Что общего здесь между первыми веками христианства и эпохой, когда жил Иоанн Кронштадтский? Жертвенная любовь пастырей, которая, по словам апостола Павла, «не ищет своего». И мы ходим в учреждения, где нечасто дождёшься благодарности за труды, а могут ещё и поругать. Бывает даже, что чувствуем некоторое выгорание. Так в опыте наших предшественников у нас два главных ориентира – любовь и разумное рассуждение. Опасно заниматься только социальным служением, без молитвы – можно самому сорваться. Так что мы, как люди православные, приоритет отдаём молитве. Потому, что всех мы не спасём своими человеческими силами, всех не вылечим, все палаты не обойдём, всех ко Христу не приведём. Так что пусть тех, кому мы помогаем, будет несколько человек, пусть у нас будет только 30 площадок, но мы будем на них работать результативно. Главное – не количество, а качество. А Господь всё равно будет посылать нам нуждающихся, чтобы мы учились выстраивать с Ним отношения через людей.
И ребятам, студентам я говорю: «Учите людей молиться». Тут важен личный пример и рассказ о том, что такое молитва, какое она имеет значение. Потому, что мы можем говорить о Священном Писании, приводить из него цитаты, выучить, сколько было ветхозаветных патриархов, сколько было апостолов и как их звали – это всё сумма знаний, но она ничему не учит, если мы не молимся. Знания должны подвигать человека на молитву и на жизнь по Евангелию.
— А если вы встречаетесь с людьми других вероисповеданий или неверующими людьми?
— Мы никому не запрещаем ходить на наши беседы. Если приходит такой человек, лично я стараюсь уделить ему какое-то особое внимание. Тут больше приходится говорить на бытовые темы, но через эти темы раскрывать христианское учение.
