Певчий, солист и канонарх хора Сретенского монастыря Петр Гудков скончался от онкологического заболевания — лимфомы Ходжкина. 29 июня состоялось его отпевание, 5 августа — сороковины. Публикуем воспоминания о Петре его друзей, коллег и родных.
Петр Гудков
«Несвятые святые… Может быть, это и о нём тоже?»
Архиепископ Петергофский Амвросий (Ермаков), викарий Санкт-Петербургской епархии:
— Петю я знал с семинарской скамьи. Мы учились в семинарии в одно время, он был на младшем курсе. В то время поющих среди поступающих в духовные школы было процентов восемьдесят, а может быть, даже и больше, многие пели в академических и лаврских хорах, это считалось почётным и очень значимым послушанием. В аудиториях между занятиями, в коридорах и в спальнях нередко можно было услышать пение: мы любили вместе петь богослужебные произведения, бывало, сами разучивали что-нибудь новенькое, знали духовные канты, пели народные песни. Так складывался круг единомышленников. В него с большой радостью принимали тех, кто умел читать с листа, обладал хорошим голосом и слухом. Таким был и Петя Гудков, который пел в хоре Марка Харитоновича Трофимчука, но очень быстро стал своим для нас, «матфеевцев». Одним из немногих, кого отец Матфей (Мормыль) брал с собой в концертный хор из первого академического хора, был Пётр Гудков. Во время учебы в семинарии я знал Петю практически только с этой стороны.
В 2000 году благодаря владыке Тихону (Шевкунову) и покойному отцу Матфею (Мормылю) я стал регентом хора московского Сретенского монастыря. Лаврское пение эпохи архимандрита Матфея было и навсегда осталось для меня эталоном подлинного церковного пения, и поэтому было очень важным перенести эту «закваску» и в хор древней московской обители. Такой «закваской» стали студенты и выпускники Московской духовной академии, прошедшие лаврскую певческую школу отца Матфея: Лёша Зимовец (сейчас священник в Волгоградской епархии), Толик Жуков, Вова Нилов (игумен Иннокентий, наместник монастыря в Красноярской епархии), Игорь Тымуш (служит священником сейчас в Петербурге), Леша Гузенко (покойный ныне протоиерей Алексий), Петя Гудков.
Петя всегда очень быстро входил в коллектив. Спокойно, скромно, но очень прочно и навсегда он становился не центром компании, нет, но тем, без кого она чувствовала себя неполной, лишенной чего-то очень нужного и важного.
Курс МДАиС, на котором учился Петр Гудков. Он сидит слева
Прошло немного времени, и в жизни Петра и его семьи погремел гром среди ясного неба — ему был поставлен диагноз: лимфогранулематоз. Это было потрясением для всех нас. Помню, как я не мог поверить этому, настаивал на том, что это врачебная ошибка. Он, конечно же, переживал резкую перемену в жизни. Но незаметно, в себе, так, чтобы не нарушать мир и спокойствие окружающих его людей. Таким он был всегда и оставался до самого конца. Трепетно относился к ближнему и в то же время умел добиваться своего и преодолевать неимоверные трудности. Мы вместе стали ходить по врачам. Появлялись какие-то новые знакомые, мы выходили на замечательных докторов. Приговор был один: жить максимум пять лет. Позже Петя шутил: «Лечиться стало не у кого — все, кто меня лечил и обещал жить недолго, умерли, а я ещё живу». Теперь уже из памяти стёрлись все подробности, но вспоминается то, как однажды кто-то рекомендовал нам специалиста, проводящего уникальный в то время анализ крови. Получив результаты, этот доктор, как я помню, сказал о том, что у Петра «очень сильная клетка» и прожить он сможет, возможно, и дольше.
Я открыл конверт, а там 3 тысячи долларов — именно такая сумма тогда нужна была Пете
Все эти визиты, анализы, начавшееся лечение требовали средств. В самом начале колоссальной многолетней борьбы за жизнь не только свою, но и жены и детей, для которых Петя должен был жить, произошёл удивительный случай. Был какой-то будничный день. Будучи чередным иеромонахом, я отслужил в соборном храме литургию и в спешке направлялся в семинарию. Вышел из храма. У входа ко мне подошла молодая женщина, которую я не видел никогда ни до, ни после этого дня, протянула мне, как показалось сначала, свёрнутую несколько раз записку и попросила о ком-то помолиться. В спешке я положил переданное в карман и побежал на лекции. В конце дня достал все это и с удивлением обнаружил, что записка — это конверт, на котором написано «об упокоении убиенной Аллы». Открыл, а там 3 тысячи долларов — именно такая сумма тогда нужна была Пете. Для меня это было явное чудо. Для него тоже. Убиенную Аллу поминаю с тех пор, так и не зная, кто она, но именно с этим именем тогда Пете пришла первая помощь. Потом очень многие люди приняли участие в его судьбе.
Меня всегда удивляло, с каким внешним спокойствием и мужеством Петя боролся со своей болезнью. Большинство этих лет, причём самых трудных для него, прошли вдали от меня, изредка мы переписывались, звонили друг другу, хотя однажды я с возмущением узнал, что он стеснялся: «неудобно как-то звонить владыке и беспокоить»; иногда виделись. Казалось, время должно было предать многое забвению. Но Петя был не таким. Он умел быть настоящим другом. До конца. Через годы и через расстояния. Помню, как с восхищением он рассказывал об одном человеке в Чикаго, который выхаживал его и помогал адоптироваться к новым условиям, когда он находился там после операции. Три года назад вместе со своим хором Пётр приехал в Петербург, специально, чтобы увидеться. Он не мог уже петь, не было сил, но в финале вышел на сцену, и после концерта мы долго говорили с ним о многом. Тогда он снова вспомнил «удивительно образованного и умнейшего человека из Чикаго». Столько доброго, в благодарности сердечной, он высказал о нем! Каково же было изумление Пети, когда я сказал, что теперь этот человек учится у нас в академии. Он молился о Петре до конца. Именно он был первым, кто опубликовал на сайте Чикагской епархии РПЦЗ сообщение о кончине Петра и памятную фотогалерею. Петя, как мне кажется, спешил многим оставить что-то на память о себе. Мне он неожиданно подарил специально изготовленную по старым образцам лжицу, причащая которой, всякий раз с внутренней улыбкой и новым удивлением вспоминаю о нём; и крест на клобук, его стараниями изготовленный, — все это имеет для меня величайшую цену, которая измеряется таким подлинным богатством, как дружба, благодарность. Он был благодарным человеком во всем и по отношению к очень многим людям, умел дружить и в дружбе быть верным навсегда. Думаю, об этом могут сказать очень и очень многие. А разве смог бы он собрать на своё погребение столько людей? Среди них были и те, кто в хоре уже не поёт, наверняка давно не виделся с ним. Но мы не могли не приехать к нему, чтобы проводить в путь всея земли.
Архиепископ Петергофский Амвросий читает разрешительную молитву на отпевании Петра Гудкова
Незадолго до его кончины он позвонил и сказал, что остаётся последняя надежда: новое, проходящее испытание, лекарство. Но час пришёл… Корю себя за то, что недели за две до его кончины я был в Лавре, но не заехал к нему домой, думая, что это возможно будет сделать потом. А он ждал. И снова очень скромно, не настаивая и не обижаясь. Но именно ждал.
Несвятые святые… Может быть, это и о нём тоже? Он был обычным человеком, с юмором, иногда с доброй хитринкой, не прочь был посидеть за столом, поговорить, посмеяться, утешиться тем, что, по слову Писания, «веселит сердце человека», все эти годы жил ради своей семьи, наконец смог приобрести квартиру и очень хотел пожить в ней… Все это, такое обыденное, человеческое, преломляясь сквозь призму его доверия Богу, дарило окружающим людям свет и тепло.
Пение было его главным служением Богу
Однажды я спросил у него, после обнаружения болезни, почему он не рукоположился. Этим вопросом хотел подтолкнуть его к хиротонии. Он сказал о том, что недостоин быть диаконом. И эти, на первый взгляд, банальные слова в его устах были простыми и искренними, а потому сильными. Пение для него было его главным служением Богу. На дисках хора Сретенского монастыря остался его голос. Он пел церковно. Убедительно. Это было его служением.
«Петр достойно понес тяжелую болезнь»
Петр Гудков третий слева в верхнем ряду
Епископ Зарайский Константин (Островский), викарий Московской епархии:
— Я был знаком с Петром со времени обучения в Московской духовной семинарии. Господь дал Петру прекрасный голос и любовь к церковному пению. Это дар и эту любовь Петр развил и пронес через всю свою жизнь, и когда он был певчим сводного хора Лавры и Академии под управлением архимандрита Матфея, и, когда он вместе с еще несколькими певчими лаврского хора стал своего рода духовной закваской и передатчиком традиции в хоре Сретенского монастыря. Мы с ним участвовали в разных певческих проектах, в том числе и на телевидении. Господь посетил Петра тяжелой болезнью, которую он достойно понес, как настоящий православный христианин. Молюсь за него, чтобы Господь простил его грехи, упокоил его душу и даровал ему Царство Небесное!
«Папа был потрясающим человеком!»
Семья Гудковых
Катя Гудкова, старшая дочь:
— Папа был потрясающим человеком! Сколько его помню, он никогда ни на что не жаловался, правда, порой мог сказать: «Сегодня мне что-то нехорошо», но не более. Нам он мало что рассказывал, берег нас от той боли, что он испытывал. Знаю лишь одно: он хотел, чтобы мы были счастливы. Болея такой тяжелой болезнью, всегда говорил мне и сестренке о том, как важно беречь свое здоровье с молодости.
Его дух был невероятно силен
А несколько месяцев назад сидела и слушала его рассказы о его детстве, учебе в МДАиС, его друзьях и так сильно любимой им работе, и тогда он мне сказал, что сильные телом — слабы духом, а слабые телом — сильны духом. Вспомнились эти слова на отпевании, и, как всегда, папа был прав: несмотря на измученное этой ужасной болезнью тело, его дух был невероятно силен, ничто не могло его сломить, да и он сам никогда не унывал и с великим мужеством преодолевал все трудности и невзгоды, которые подстерегали его на пути.
Папа был настоящим человеком: верным другом, любящим мужем и самым лучшим отцом на всей планете! Он является примером для всех его близких, друзей и знакомых! А сейчас хочется вернуть то время, когда он был рядом, и непрестанно с ним разговаривать, говорить, как сильно его люблю, и просить прощения за свое непослушание, невольную грубость и за то, что не находила времени для того, чтобы побыть с ним рядом и душевно побеседовать!
Я опишу несколько случаев, связанных с моим папой, которые я никак не могу забыть.
В июле 2012 года мы ездили в Ростов Великий. И там меня папа учил стрелять из лука. Вначале у меня не получалось, но он был невероятно терпелив и показывал мне снова и снова, как правильно держать лук и натягивать тетиву, чтобы стрела летела точно в цель. Тогда он учил мою лучшую подругу, мою сестру и меня. На всех троих он находил время, порой смеялся над нашими ошибками и промахами, а когда у нас получалось попасть прямо в цель, трепал по плечу или обнимал. В те моменты его лицо освещала счастливая улыбка. Я была рада, что мой папа все умеет и может этому научить нас с Настей, а также моих друзей.
Я запомнила слова одноклассника: «Повезло тебе с отцом!»
29 июня 2015 года — мой выпускной, на который он пришел, несмотря на простуду. Он видел, как мне вручают аттестат о полном среднем образовании, как я пела на сцене, как прощалась со школой навсегда в качестве ученика. Я не знаю, да и предположить не могу, что он чувствовал в тот момент, но думаю, что папа был рад тому, что хоть немного я повзрослела. После официальной части мы пошли фотографироваться, и тогда он мне сказал: «Поздравляю с выпускным! Осталось поступить в университет!». И крепко обнял меня. Потом я и мама с папой поехали вместе с моим классом в ресторан, а там были конкурсы песен времен молодости наших родителей. И в них папина команда победила. Мои одноклассники сидели и спрашивали, что это за человек, который все песни знает. А когда я ответила, что это мой папа, последующий вопрос сразил меня наповал: «Он у тебя юрист?» С недоумением я покачала головой и сказала, что мой папа певчий, и тогда посыпалась целая куча вопросов: «Как? Где поет? Почему никогда не рассказывала?» Но единственное, что я тогда запомнила, это слова своего одноклассника: «Он очень крутой! Повезло тебе с отцом!» Да, это так, вот только раньше я это не ценила.
«Любовь к родителям — самая сильная! Ее я буду хранить вечно»
Анастасия Гудкова, младшая дочь:
— У нас с папой были всегда теплые отношения. Мы с ним много времени проводили вместе. Он всегда старался брать меня с собой, когда уезжал куда-либо. Поэтому я запомнила многое… Но для меня самым ярким воспоминанием было 12 апреля 2015 года.
В тот год Пасха выпадала на 12 апреля, а у меня в этот день — день рождения. Папа предложил мне поехать с ним в Сретенский монастырь. Честно, я очень долго ломалась. Думала: «Вот, надо ехать в Москву. Да еще и ночью. Да зачем?»
Но, слава Богу, родители и сестра уговорили меня. Естественно, потом я об этом не пожалела. За мои недолгие 14 лет это был самый лучший подарок. Наверное, такого мне больше никто и никогда не сделает. В ту ночь я улыбалась, думая о том, как все красиво: сам храм, богослужение, а как пел хор! Я благодарила папу за это. Это был не просто подарок на тринадцатилетие — это был мой духовный рост!
Можно долго вспоминать, что сделал для семьи, для меня папа. Он всегда поддерживал, как любой отец! Помню, два года назад у меня была операция на глаза. Я очень боялась. Тогда папа позвал меня на кухню, я села с ним рядом, и он сказал: «Настя, ты не бойся! Все будет хорошо. Я тоже боялся перед операцией, когда мне должны были поставить металлические протезы в ноги. Но знаешь, потом я просыпаюсь утром и чувствую, что ничего не болит! У тебя, конечно, такого не будет! Но всё же!»
Я тогда улыбнулась. Ведь это самое главное, когда родители тебя поддерживают. А потом, когда я вернулась домой из больницы, спустя неделю после операции, мне пришлось еще остаться дома на неделю, на адаптацию. И всю ту неделю я провела с папой!
Уже сейчас я понимаю, как сильно люблю его! Это чувство не сравнить ни с чем. Любовь к родителям — самая сильная! Ее я буду хранить вечно. Уходя отсюда в мир иной, папа научил меня ценить семью, научил дорожить каждым прожитым моментом, любить людей и всегда помнить, каково терять…
«Болезнь его не победила»
Петр Гудков после курса химиотерапии
Никон Жила, регент хора Сретенского монастыря:
Дружба с ним — это честь для меня
— Петя был человеком тонкой душевной организации. За всё время знакомства с ним я не помню случая, когда он говорил о ком-нибудь плохо. Даже в самые сложные моменты своей жизни он не терял присутствия духа. От общения с ним мы, его друзья, получали заряд позитива и хорошего настроения. Только теперь я понимаю, что дружба с ним — это честь для меня…
Болезнь его не победила, не сломила его веру и дух! И мы не прощаемся с его духом. Он остаётся в нашей памяти и в наших сердцах…
Вечная память есть только у Бога, поэтому мы молимся, желаем и поём ему: «Вечная память!»
Уверен, что Петю любили все…
«Петр привел в Церковь много людей»
Петр Гудков
Михаил Туркин, солист Сретенского хора:
— Вспоминаю о нем, как о человеке, который должен быть примером для всех нас. Потому что он был настоящим отцом. Он был настоящим супругом и истинным христианином. Петр привел в Церковь довольно много людей, которые именно благодаря знакомству с Петром пришли в храм. Еще это был очень мужественный человек. Несмотря на болезнь, он никогда не жаловался. Он очень стоически все это переносил. И та поразительная борьба, которая в нем не угасала до последних, наверное, часов его жизни, была просто примером для подражания и восхищения.
Он был очень скромным человеком. Обладал очень большим талантами — у него был прекрасный голос и прекрасный слух. При этом у него не было музыкального образования. Такой исключительный дар. И несмотря на это, он мог, как и мы, окончившие музыкальные профессиональные заведения, петь. Что важно в хоре — петь чисто и соблюдать ансамблевое пение. Потому что если человек начинает увлекаться сольным звуком — это сразу чувствуется, выделяется. Появляется пестрота. У него было эстетическое чувство ансамбля хорового. Еще, конечно, скромность. Когда ему давали петь соло, он говорил: «Ребят, извините, если что. Я аккуратно, не ругайтесь, если я не так буду петь».
Он прекрасно пел соло. Это осталось на записях. Он пел «Вот полк пошел». Одна из сильнейших записей. На концертах он пел «Любо, братцы, любо». Сильно звучало.
Он был скромным певцом и настоящим другом
Он был такой скромный певец. И он был настоящим другом. Он мог найти общий язык практически с любым человеком. Если кому-то с кем-то было тяжело сходиться, то с Петром вообще не было барьера. Видишь человека, и уже через несколько минут общения ты понимаешь, что тебе с ним будет интересно. Ему всегда было что сказать. К нему всегда можно было прийти за советом. Он всегда был готов и выслушать, и помочь. Это было проявлением христианской любви. У него, наверное, и чувство любви к жизни было, и чувство любви к Богу, и чувство любви к людям было всеобъемлющее.
