Церковь не воспитывает самоуважение

– Недавно один священник не допустил мою знакомую до причастия на том основании, что она работает в музее и постоянно пребывает среди соблазнительных изображений (обнаженная натура и т.п.). Как далеко может простираться власть священника? Имеет ли право священник не допустить к причастию из-за того, что человек, скажем, «не вычитал правило»? Или кино посмотрел художественное? Или, как в этом случае, если священник считает искусство вообще греховным?

– Это как раз та проблема, о которой лично я уже говорю многие годы – отсутствие в нашей церковной жизни общей пастырской педагогики и методологии. Это приводит к тому, что священник у аналоя порой становится маленьким безгрешным «папой Римским», считающим, что он может решать судьбу другого человека. Поэтому здесь все зависит от того, насколько каждый конкретный священник воспитан и адекватен.

С одной стороны, мы видим здесь, скажем так, предложение, которое определяет спрос; но с другой стороны, есть ведь и спрос, который рождает такое предложение. То есть люди, подходя к священнику, заранее готовы снять с себя всякую ответственность за свою жизнь: «как батюшка решит». А это противоречит смыслу христианского и церковного пастырства.

Священник – не властитель, не распорядитель жизнью человека; он не более чем старший советчик на общем пути людей ко Христу.

Поэтому самодурство никак не может иметь место во взаимоотношениях между христианами.

Игумен Петр (Мещеринов)

Отвечая на ваш вопрос: препятствием для причастия являются смертные грехи, за которые, по церковным правилам, предполагается наложение определенной епитимьи. Если говорить о предписаниях церковной дисциплины, то единственным каноническим правилом в Православной Церкви является требование того, что причащаться нужно натощак (это не значит – не принимать с 12 часов ночи лекарств или даже, в особых случаях, какой-то еды в качестве лекарства, на это тоже нужно обратить внимание). В церковных правилах ничего не говорится о трех днях поста, о специальных канонах и молитвословиях и обо всем том, что традиционно принято у нас в качестве подготовки к причастию – это всё вещи, сложившиеся в Церкви очень поздно, и которые по этой причине вполне можно назвать «модернизмом».

Единственной подлинной подготовкой к причастию является христианская жизнь. Если она есть, если человек стремится ко Христу и не живет в смертных грехах, священник не имеет никакого права не допускать его до причастия. Но поскольку (я возвращаюсь к отсутствию пастырской педагогики и методологии) это нигде не прописано и никак не определено, а в любом молитвослове, издаваемом с советских времен, печатаются указания поздней синодальной практики о трех днях поста, чтении канонов с акафистом и т.п., то именно это последнее воспринимается как незыблемое правило Церкви.

Если говорить о конкретном случае, когда человека не допускают к Чаше потому, что он работает в музее – тут, я считаю, нужно обращаться с жалобой к архиерею, потому что священник совершает грубое духовное насилие над человеком.

Но, к сожалению, тут нужно констатировать, что у нас в народе не сложился навык самоуважения, отстаивания своего достоинства. Нет такого в нашем менталитете, и Церковь не воспитала и не воспитывает этот навык в людях.

Хотя, казалось бы, это ведь очевидно: на каком основании человек, пусть он и облечен священным саном, вне рамок своей компетенции вмешивается в мою жизнь? Поэтому здесь сами прихожане развивают у священников из года в год, из поколения в поколение чувство вседозволенности.

– Какой может быть выход из этой ситуации?

– Прежде всего нужно как раз воспитывать в людях здоровое чувство христианского самоуважения. Но это общая и на сегодня, пожалуй, нерешаемая задача. Если же говорить о церковном устроении, то, как мне представляется, тут надо начинать с того, что сама по себе обязательность исповеди перед причастием, возведенная у нас чуть ли не в догму, относительна. Для людей, только пришедших в Церковь, она нужна как некий барьер. На литургии мы произносим слова «двери, двери!» – то есть закрываем двери Таинства перед неверными и неготовыми к соединению со Христом. Эту роль у нас в некотором смысле исполняет исповедь. Другое дело, когда постоянные прихожане из года в год повторяют на исповеди одно и то же. Впору уже заламинированные бумажки заводить… Здесь, возможно, стоит организовать иное отношение причастия и исповеди.

Так что сложившаяся дисциплина перед причастием, на мой взгляд, устарела. Она рассчитана только на новоначальных, но получается, что ей должны подчиняться и люди, которые уже десятилетия в Церкви.

Не надо слишком быстро вверять себя батюшке

– Если человек исповедовался-исповедовался у одного священника, и вдруг тот говорит: «Так ты, оказывается, Толстого любишь читать (ходить в театр, еще что-нибудь подобное). А это грех, бросай». Как быть, если отношения вроде бы сложились?

– В немалой степени это зависит не от священника, а от самого человека. Все это ведь не случайно. Не бывает же так, что складываются замечательные, тонкие, глубокие, интеллектуальные отношения со священником, а потом вдруг он выпаливает что-то в этом роде. Человек такой, какой он есть. Значит, надо очень аккуратно, издали присматриваться к священникам. Они тоже люди, каждый со своими особенностями, и заранее можно увидеть, что это за человек и чего от него можно ждать. Это не значит осуждать, но рассуждать, и не скоро вверять себя понравившемуся по одному-двум разговорам батюшке. Я думаю, если речь идет о больших городах, то каждый может найти себе исповедника, духовника по своему устроению.

Но если вдруг такое произойдет, мне кажется, нужно оставить этого священника. Конечно, хорошо бы при этом проговорить с ним всю ситуацию в культурной и вежливой форме. Но увы… священники не привыкли объясняться с людьми «на равных». И не потому, что они плохие, а потому, что это «не наша традиция». Так что, повторяю, лучше заранее смотреть, с кем имеем дело.

– Что вам кажется недопустимым превышением власти священника?

– Во-первых, примешивание политики в церковную жизнь. Недопустимо, когда священник требует, чтобы прихожанин придерживался только тех или иных политических взглядов, был монархистом, или демократом; категорически не пускает на митинги, или, наоборот, говорит, что там нужно быть обязательно, и т. д.

Во-вторых, недопустимо, чтобы священник налагал на человека «бремена неудобоносимые» – особые молитвенные правила, посты, какие-то непомерные требования, связанные с причастием, и т. п.

Ну и в-третьих – то, о чем мы говорили выше: превышение своей «духовной» компетенции и властное вмешательство в жизнь человека.

– Почему часто бывает так, что люди снимают с себя ответственность за свою жизнь и перекладывают ее на священника?

– Это происходит не просто часто, а очень часто. К сожалению, так людей учат, это считается нормой церковного или даже духовного поведения – плюс патерналистская традиция нашего во многом еще советского общества.

Но здесь, опять же, не стоит всё без разбора мазать черной краской. Если речь идет о новоначальных, то это один из педагогических приемов: когда человек, действительно ничего не зная, приходит в Церковь, ему полагается слушаться священнослужителей и людей, которые в Церкви уже не первый год. Но нельзя в первом классе проводить всю жизнь. Человек должен развиваться – как в школе: после первого класса учителя учат его уже по программам второго, третьего, пятого, десятого класса. А у нас – я возвращаюсь к началу нашего разговора – нет этих программ, у нас программа первого класса для всех возрастов.

Так что это проблема объективная. Здесь, конечно, существует асимметрия, и ответственность в большей части лежит на Церкви – иначе для чего тогда нужны священники? Не для того ли, чтобы учить людей двигаться дальше и выше ко Христу? А они учат их всю жизнь ходить по «новоначальному кругу». А самих священников учит ходить по кругу приходская действительность, которая не всегда соответствует христианским идеалам, к сожалению…

– Как психологически защититься от слишком властного священника? В большом городе проще – можно пойти в другой храм. А если дело происходит в маленьком поселке?

– В этом отношении очень интересно читать книги о крестьянском быте прошлых веков, о крестьянской общине, главный принцип которой – «не высовываться». Прямо видно, как эти вещи незыблемо сохраняются в нашем менталитете; и в церковной среде как наиболее традиционной и консервативной – в особенности. Если батюшка, как это говорится, «строгий», то люди на приходе к нему приспосабливаются и так и живут, а если возникает тот, кто выбивается, как торчащий гвоздь, то его забивают, съедают. Что делать такому человеку? Искать единомышленников на своем приходе, создавать какую-то критическую массу других потребностей, других запросов по отношению к батюшке. Но все это теория…

Да, в городах проще – там много людей, которые проводят более насыщенную, более глубокую, более интеллектуальную церковную жизнь. В деревнях все-таки до сих пор в значительной мере сохраняется традиционно-магическое отношение к Церкви, а священники этому отношению часто и способствуют.

– Священникам в деревнях тоже непросто, ведь даже поговорить бывает не с кем…

– Разумеется, это двусторонний процесс. Священник и рад бы, например, пойти навстречу каким-то высоким запросам прихожан, но этих запросов нет. Прихожанам нужно лишь, чтобы были освящены их вербы, крещены их внуки, отпеты их родственники или, в повседневных случаях, совершен определенный ритуал, о котором у них сохранилась генетическая память. С другой стороны, священник, может быть, и сам боится рисковать формировать эти запросы или (если возвращаться к причастию) смягчать правила для людей. «Какие евангельские группы? Не высовывайся. А правила – так положено у нас в Церкви, кто я такой, чтобы отменять?»

Все это люди должны решать сами

– Считается, что священнику нужно рассказывать все, чтобы он понял внутреннее состояние человека. А есть вопросы, которые лучше не обсуждать со священником?

– Если это ваш духовник, к которому вы испытываете доверие, и вы сами в сомнении относительно решения тех или иных вопросов, то почему бы не обсудить их во всей полноте? Какие-то интимные подробности не надо рассказывать, я думаю, что разумный священник и не потребует этого. А к неразумным священникам лучше не ходить.

– Стоит ли обсуждать с духовником, в какую больницу ложиться, какое образование предпочесть ребенку и так далее?

– Если священник по образованию врач или педагог, или если он действительно близкий вам человек, мудрый и опытный, то и хорошо обсудить. А если эти условия не соблюдены, то для чего? Лично я всегда пресекаю такие вопросы. Выбор формы обучения, ходить или не ходить в детский сад ребенку и так далее – все это люди должны решать сами. Но здесь опять же: навыка ответственно решать самим нет – и снова получается замкнутый круг: идут к батюшкам, батюшки привыкают, что они должны решать за других, и т. д.

– Бывает, что на волне неофитства человек собирается бросить свою профессию, а духовник его останавливает. А бывает наоборот, категорически заставляет бросить работу, и порой это становится трагедией для человека. Так в этих вопросах слушаться духовника или нет?

– Если священник опытный и мудрый, бережно, с любовью и уважением относящийся к людям, и если он хорошо видит ситуацию со стороны, то он может посоветовать, что в иных случаях, с евангельской точки зрения, хорошо человеку уйти. А в иных случаях, наоборот, не уходить. Если это предмет их совместного взаимоуважительного, аргументированного обсуждения, то здесь ничего плохого нет.

Главное, чтобы священник не выходил за рамки совета и обсуждения, а решение принимал сам человек, а не кто-то за него.

Здесь как раз общих рецептов не выпишешь, как это возможно в вопросах церковной дисциплины. Пастырское руководство – всегда индивидуальный подход. Если есть взаимное уважение, «не властвование» со стороны священника и не безответственность со стороны прихожанина, тогда почему бы не обсуждать любые вопросы? Просто не нужно переносить вычитанные в древних монашеских книгах принципы абсолютного послушания и сверхъестественного духовного руководства на современные ситуации.

– А если за вами прихожане будут постоянно ходить, и говорить и спрашивать по любому поводу, как им быть в той, или другой, или третьей ситуации?

– За мной прихожане не ходят. Те, кто пытался, в скором времени переставали (не получив ожидаемого). Вопросы, которые касаются церковной дисциплины, они, естественно, задают, я отвечаю. А по поводу их жизни (если в формате – «ходят и спрашивают») я говорю, чтобы решали сами. Другое дело, когда я с человеком давно знаком, хорошо знаю его жизнь; тут можно обсудить ситуацию, прийти к какому-то взаимному мнению…

Когда люди, особенно особы женского пола, ходят за священником, особенно монашествующим, и вопрошают у него всё подряд, как у оракула, это уже, на мой взгляд, далеко от христианства.

– Вы за собой следите, чтобы не поддаться той власти, которая предлагается священнику?

– Я по натуре человек невластный, у меня особых проблем с этим не было. К тому же я монах, для меня приоритет – монашеская жизнь. Священство – это одно из монастырских послушаний, которое я исполняю; но не более того.

– Обычно думают, что священство выше, важнее монашества.

– Это кому как. Лично я считаю, что священство с монашеством не совместимо. Например, когда монастыри осаждаются толпами мирских людей, жаждущих духовного окормления – это неправильно с монашеской точки зрения. Монах по своему устроению стремится меньше общаться с людьми, меньше вникать в мирские проблемы и т. п., а в качестве священника ему приходится это делать. Поэтому стремление минимизировать все это – для нормального монаха – очевидно и естественно.

Если священника в детстве не научили уважению

– По каким причинам хороший, добрый, искренний молодой священник со временем может превратиться во властного деспота?

– Причины те, что люди не развиваются духовно, не растут во Христе. Священнику необходимо развиваться в еще большей степени, чем его прихожанам; а он попадает в замкнутый круг приходской рутины – я уж не говорю обо всяких подводных течениях нашей церковной жизни, которые, увы, нередки. Кто знает об этапах внутренней жизни во Христе? Кто серьезно учит действенной молитве, внутреннему очищению и взрослению души во Святом Духе, воплощению в своей частной, а затем и общественной жизни Евангелия Христова?

Кто может с амвонов и у аналоев научить повседневному христианству, которое далеко не сводится к православной субкультуре, вычитыванию правил, посещению богослужений и исполнению внешнецерковных ритуалов?

Кто может передать людям, помимо совершаемых независимо от личности священника Таинств, подлинный и живой Христов дух силы, любви и целомудрия (2 Тим. 1:7)? Еще раз подчеркну: с моей точки зрения, основная наша проблема – что нет нормальной церковной педагогики, которая позволяла бы духовно возрастать и священнику, и прихожанам.

– Тем не менее нередки ситуации, когда молодой священник начинает свысока учить жизни седовласого старца.

– Но это, знаете ли, весьма далеко от тех высоких вещей, о которых мы только что сказали. Тут всё проще и грубее. О чем говорит эта ситуация? О том, что молодой человек, ставший священником, элементарно не воспитан, не понимает своего положения и, скажем мягко, не очень умен. Ему просто не заложили в детстве и юности представлений, как надо себя вести. А недостатки воспитания, широко у нас, увы, распространенные, к сожалению, вовсе не восполняются в Церкви: нет у нас такой среды, которая облагораживала бы людей, делала бы их мудрее, мягче и культурнее. Наоборот, есть обратное, что раз я священник, значит, я выше других, и мне можно все что угодно.

– Как реагировать людям в возрасте, если молодой священник обращается к ним на «ты»?

– Как я уже говорил, у нас люди, к сожалению, не приучены к отстаиванию самоуважения и своего достоинства. Постсоветский человек в возрасте, о котором вы говорите, если не уйдет из Церкви сразу от обиды, то, скорее всего, подумает: «Я попал в такое сообщество, где все так себя ведут; как же я скажу священнику: “Что вы меня, молодой человек, на «ты» называете, я вас старше в три раза?”» Человек тем самым выбьется из коллектива, из субкультуры, в которой он оказался. Это стрессовая ситуация. Для таких поступков нужно внутреннее достоинство, воспитанное в других сферах жизни – а где его взять?

– Что бы вы посоветовали молодым священникам, как им удержаться от соблазна большой власти, как вести себя с прихожанами, которые сами готовы подчиниться?

– Если человек разумный и воспитанный и хочет все-таки быть пастырем Христовым, а не жрецом-оракулом, то он даст это понять людям, которые подойдут к нему с подобным запросом. Здесь все упирается в личность священника, а что конкретно ему посоветовать и как это на церковном уровне решать – я не знаю.

В личном же плане это, по-моему, настолько очевидные вещи – быть скромным человеком, не задирать нос… Тут все всегда начинается с себя. Если сам священник уважает себя, обладает чувством собственного достоинства и адекватностью, он не позволит себе говорить старшему человеку «ты»… ну и так далее. Этим вещам, по идее, должны мама с папой дома учить в раннем возрасте, а взрослому уже как-то и неловко об этом говорить… Хотя понятно, что молодому человеку нелегко бывает справиться с соблазном священнической власти.

– Особенно если ему говорят: «Батюшка, так принято, мы вас слушаемся, ваше слово – закон во всех делах жизни». Получается, ему нужно плыть против течения…

– А христианин не должен бояться плыть против течения. Иначе какой он христианин?

игумен Петр (Мещеринов)

Правмир.ru