Она великолепно танцует на лучшей балетной сцене страны, играет в театре, снимается в кино. Она — народная артистка, лауреат Государственной премии и просто красивая женщина, ее фотографии узнаваемы… Кажется, что мы знаем о ней все или почти все. На самом деле — ничего. Поскольку о том, что составляет смысл ее жизни, она предпочитает не говорить. Быть может, ее просто не спрашивают об этом? Когда я обратилась к Илзе с просьбой рассказать о том, с чего начался ее путь к Богу, как вообще можно быть верующим в сегодняшнем мире, она сначала наотрез отказалась об этом говорить, сочтя тему слишком серьезной и интимной. Но разговор все-таки получился. Он оказался неожиданным даже для меня самой — человека сомневающегося.
Для публичного разговора о вере я кандидатура совершенно неподходящая. О вере нужно говорить со священниками, богословами или с людьми, которые готовы дискутировать на эту тему. Для серьезного разговора о религии я, наверное, недостаточно образованна, многого не знаю. Я обычная прихожанка и верю просто потому, что верю. Потому что это пришло ко мне. Моя вера не требует для меня самой объяснений, и я никогда не вступаю в дискуссии и полемику. У меня нет никаких аргументов, кроме собственной глубокой убежденности в том, что мой путь — правильный и единственно возможный. Кто-то сомневается, кто-то ищет, кто-то подвергает критике… Я никогда ни с кем не буду спорить.
Говорят, что не человек приходит к вере, а вера приходит к человеку. Как было с Вами?Для меня было настоящим потрясением, когда я поняла, что обретение веры — это не только твое волеизъявление, а некий призыв. Есть такое слово — «призвание». Оно касается выбора не только жизненного пути, профессии, но тех духовных координат, в которых ты намереваешься жить. И человек не приходит к вере, а, скорее, к вере его ведет призвание. Сегодня, как человек верующий, я понимаю, что на самом деле основы веры закладывались еще в детстве, хотя нашу семью уж никак нельзя было назвать религиозной. Но, будучи людьми нерелигиозными, мать и отец умели уважать веру. Дом в Брюсовом переулке, где жила наша семья и сейчас живу я, соседствует с храмом. Родители часто заходили в церковь, несмотря на то что в то время это могло иметь нежелательные последствия. Моя бабушка Екатерина Ивановна была верующая, особо почитала святителя Николая. Отец, который очень тонко воспринимал искусство и занимался коллекционированием, всю жизнь собирал иконы и изучал предмет глубоко. Поэтому в нашем доме было много книг по древнерусскому искусству, иконописи, по истории религии. Естественно, что когда мы с Андрисом еще маленькими все время видели в руках у родителей эти книги, то и сами начали ими интересоваться. С детства мы привыкли, что в доме должны находиться иконы. И пусть не понимали их назначения, но знали, что эти предметы должны быть у человека в доме. А потом оказалось, что иконы, которые для родителей были лишь предметами искусства, для нас с Андрисом стали частью жизни.
Наша семья не соблюдала постов, но мы отмечали Пасху и Рождество. В Пасхальные ночи выходили на балкон со свечками и наблюдали за Крестным ходом у храма. Теперь я понимаю: то, что возникало тогда в моей душе, и было началом веры. Я помню, как мне всегда хотелось ответить на возглас священника «Христос воскресе!»… Вот так, пусть и невольно, но родители открыли для нас с братом путь к вере. В коллекции отца был большой и очень красивый образ Спасителя. Недавно мы с братом отвезли эту икону в Дивеевский монастырь. Это так удивительно, что теперь иконе, рядом с которой мы выросли, поклоняются тысячи людей. Это настоящее чудо и настоящее счастье.
А когда появилась потребность пойти в церковь?Сколько себя помню, у меня всегда было ощущение какой-то своей неполноценности. Я приписывала это собственному характеру и закомплексованности, даже в детских дневниках нахожу: «Я не чувствую в себе стержня». На самом же деле я не понимала, как жить в этой жизни, как общаться с людьми, на что ориентироваться. Я ощущала, что есть нечто большее, нежели привычные определения морали и порядочности. Желание принять Крещение было абсолютно осознанным для меня. Было ощущение, что я вступаю на новый путь, который и даст мне тот самый стержень, который я ищу.
Я только закончила хореографическое училище и попросила маму помочь мне креститься… Вот на шее висит крестик, и что? Никто не сказал мне, что после этого нужно делать. Да я и не спрашивала. И лишь спустя годы все поменялось. Мой брат Андрис был крещен в лютеранство еще в детстве. Работая в Петербурге, он принял Православие и, в отличие от меня, спросил: «А что теперь?»
Как-то быстро, с присущим ему упорством, умением доходить до сути, он осознал смысл того, что произошло. И потом своими мыслями и духовными открытиями он поделился со мной. А когда я сетовала на то, как мне ужасно живется, просто сказал: «Ты должна причаститься». Я и не подозревала, что это такое. Он принес мне тоненькие брошюрки, которые продаются в каждой церковной лавке, и благодаря им все наконец-то стало по своим местам. Это было удивительно. Ведь я действительно много до этого читала серьезной религиозной и философской литературы, которая — и в этом парадокс! — никак меня не удовлетворяла. Но когда я открывала копеечные книжки, принесенные Андрисом, я чувствовала, что все это касается меня. Я абсолютно ясно стала осознавать, как с этим надо жить. А ведь я всего лишь прочитала, что такое Причащение, Покаяние, почему это надо делать, почему без этого невозможно. И потом, когда я помогала своим друзьям делать первые шаги в вере, вспоминала, какими сложными были эти шаги для меня самой.
Я пришла на первую Исповедь, не понимая, что делать. Как и многие, впервые придя в храм, я пережила массу неприятных минут: и когда шпыняли церковные старушки за одежду, и когда говорили, что не так стою и не туда ставлю свечи. Все неловкое, что можно испытать в храме, я испытала и очень рада, что преодолела искушение повернуться и уйти. Первая Исповедь ни с чем, кроме ужаса, у меня не ассоциировалась. Какое там душевное облегчение! Было ощущение, что по душе проехали трактором. Тем не менее это было началом нового пути, хотя и не сразу стало частью моей жизни. Прошло много времени после первого Причащения, пока я нашла в себе силы сделать это еще раз. Мой путь был долгим и тяжелым, прежде чем вера стала чем-то естественным и необходимым.
Вы нашли то, что искали, — точку опоры?Мне кажется, что моя жизнь и началась-то только тогда, когда в ней появилась вера. Я начала находить новый смысл в знакомых понятиях. Отношения в семье стали другими, и я почувствовала, что по-настоящему обрела брата только в тот момент, когда в моей жизни появилась вера.
Изменились отношения с мамой. Если честно, я не смогу объяснить, что конкретно поменялось. Просто неожиданно поняла: все то, что вне веры мы называем любовью, и не любовь вовсе. Ведь настоящая любовь, по словам апостола Павла, …долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит (1 Кор 13:4-7). И мне, например, кажется, что я никогда не слышала от мамы столько слов любви, сколько я слышу их теперь. Нет, слов не стало больше — я слышу их по-другому. И мне в ответ хочется говорить маме о своей любви к ней. Это не значит, что у нас не бывает проблем. Но изменилась суть отношений. И еще, когда я пришла к вере, я сделала для себя открытие. Оказывается, нет антагонизма между верой и современностью. Быть верующим — это и значит быть современным. Иначе невозможно. И быть верующим человеком не значит ходить в платке и бить поклоны с утра до вечера. Мы с мужем соблюдаем посты, по воскресеньям ходим в храм, причащаемся, стараемся жить по заповедям, но при этом остаемся в ритме современной жизни.
Разве совместимы стремление к успеху и вера? И можно ли делать карьеру, не обижая ближнего?Духовная жизнь — наука из наук. И не всякий постигнет ее, пусть даже прожив жизнь. Здесь все тонко, индивидуально. И любой поступок может изменить свою окраску в зависимости от того, чтó в этот момент происходит в сердце человека. Но и обида обиде рознь. Есть ситуации, когда важно и необходимо защищать свои убеждения, доказывать правильность поступков, но иногда стоит наступать на собственные амбиции ради сохранения мира в душе.
Выходит, можно поступать и несправедливо? Сердечное раскаяние все спишет?Есть известный евангельский сюжет. Фарисей, который в своей молитве перед Богом перечисляет свои достоинства (пощусь, отдаю десятину…) противопоставлен в притче мытарю. Мытарь, придя в храм, говорит про себя одно: я недостоин даже поднять свои глаза на Тебя, Господи. Чья молитва более угодна Богу? Важнее не то, что он мытарь-грешник, но то, что он сознает себя таковым. Богу важно сокрушенное сердце.
То есть можно сколько угодно грешить?Я так и думала, что этим все закончится… Вы меня не так поняли! Ни у кого нет гарантии от ошибок, но у верующего человека есть надежда. Давайте возьмем преподобную Марию Египетскую. Она была ужасной грешницей. Но покаяние ее было так велико, что молитва в результате поднимала ее над землей.
А как Вы считаете, верующий человек может сомневаться в том, что написано в Библии? Не секрет, что в ней существуют некоторые противоречия.Это не противоречия. Я не готова трактовать библейские тексты. На эту тему есть множество книг, и лучше прочитать их. Для меня Писание — это книга, неисчерпаемая для познания.
Как человек верующий, не видите ли Вы проблемы в том, что играете на сцене, снимаетесь в мюзиклах, что Ваши фотографии появляются в журналах?Я ничего не делаю бездумно. Всегда серьезно обдумываю, за что мне стоит браться. И для каждого серьезного дела прошу благословения у священника. Я чувствую себя неуютно без благословения. Съемки в мюзикле, выступления на сцене, фотографии в журналах — это моя работа или ее часть. У меня есть на это благословение. Кто-то уходит от мира, становясь монахом, и в этом его призвание. Мое призвание — в другом.
Да, я пытаюсь жить жизнью верующего, воцерковленного человека. Но, несомненно, вера в Бога все расставляет по своим местам, все объясняет. Например, верующий человек знает, что стремление его к Свету притягивает и темные силы. А это значит, что твое стремление к Свету всегда встретит сопротивление, и с этим сопротивлением нужно считаться. Нужно, во-первых, признать, что оно есть, а во-вторых, подумать, чем вооружиться, чтобы с ним бороться. И человек, который не знает этих правил, то есть неверующий человек, совершенно беспомощен, потому что он не понимает, почему его тянет к вину, например, или к блуду. И он не знает, что ему делать с этими страстями, как с ними жить и как бороться.
Значит, вера делает человека более сильным?Вера делает человека вооруженным. А это означает, что ты всегда знаешь, откуда придет помощь.
Верующему человеку жить проще или сложнее?Не проще, но понятнее, ведь вера приоткрывает нам завесу тайны.
Но не дает свободы выбора…Напротив! Мы рождены свободными, и это один из величайших даров, данных Богом человеку. Если говорить примитивным языком, то Бог мог бы нас всех построить — и марш в церковь. Но вся Его мудрость в том и состоит, что Он ждет от нас, когда мы сами придем к Нему. Когда сами скажем себе: «Это мой выбор и моя надежда на спасение!»
Я убеждена, что у каждого верующего человека есть миссия помощи душам других людей. Вы говорили, что помогали знакомым делать первые шаги на пути к вере. А сегодня Вы открываете курсы пилатеса и хореографии. Выходит, что совершенство тела заботит Вас больше, чем совершенство души?Я вовсе не собираюсь зазывать людей в Церковь! Не в этом моя задача, да и права на это нет. Действительно, я открываю студию танца, но, заметьте, танца, а не стриптиза. И получаю на это, как уже говорила, благословение. Я прекрасно понимаю, зачем делаю это. Хотя бы потому, что мне как балерине, профессионалу есть что показать, чему научить. И я понимаю, что движение тела в танце влияет на весь строй человека, в том числе и на духовный.
Мне приходилось встречать людей, которые исправно ходят в церковь, соблюдают посты. Но они живут отнюдь не по христианским заповедям, потому что делают карьеру, шагая по головам, стремятся к наживе. А есть те, кто и в церковь не ходит, но живет праведно и честно. Настоящая вера и Церковь неразделимы?Да, есть разные люди. Кто-то ходит в храм, кто-то нет, но я все равно убеждена, что вера и Церковь неразделимы. Потому что в Церкви — Христос. Потому что когда человек говорит: «Бог у меня внутри», то на самом деле он себя обкрадывает. Ведь, как мне кажется, он лишает себя самого главного — благодати, которую можно получить только в Таинствах Церкви. Иное дело, что понятия Таинство, благодать мне трудно объяснить человеку нецерковному. Я только могу заверить того, кто не ходит в церковь, что ему не стоит тешить себя мыслью, что его отношения с Богом совершенны. Это неполноценные отношения. Это точно так же, как благословение на брак: благодать на брак не придет, если он не освящен Таинством венчания. Эта благодать — великая вещь. Но это совсем не значит, что венчанному браку обязательно гарантировано благополучие, хотя ему и дано благословение. Дело здесь в другом: если ты попросил и получил благословение, это означает, что поступок твой является теперь еще и духовной работой. И надежда на то, что ты станешь совершенным, что дело твое не будет бесплодным, возможна только тогда, когда ты прибегаешь к помощи Божьей. Внутренний путь человека к Богу начинается именно тогда, когда ты понимаешь: я ничего не могу сам. Это совершенно иное отношение человека и мира.
Многие считают: зачем для этого приходить в Церковь? Зачем нужен посредник между Богом и человеком?Вы не хотите меня услышать. Молиться можно где угодно. Можно и нужно постоянно молиться. Ведь это значит постоянно представлять себя в присутствии Бога. И если это пришло к тебе, то ты и жить начинаешь по-другому. Но истинное богообщение возможно только в церковном таинстве Причастия, в Евхаристии. Еще раз хочу сказать: это трудно понять извне; кроме того, я не богослов и не нахожу нужных слов. Тем более что я не готова к полемике — я просто убеждена: этот путь верный. А каждый пусть выбирает для себя сам.
