Беседа с епископом Североморским и Умбским Митрофаном
Епископ Североморский и Умбский Митрофан (Баданин) рассуждает с молодыми собеседниками – священником и публицистом – о значении для нас, живущих сегодня, подвига новомучеников и исповедников Российских, об истоках духовной и материальной катастрофы, поставившей Отечество на колени, о необъяснимом желании ненавидеть Отчизну, о том, что многим «записным» православным очень бы не мешало поучиться у искренних «самарян», людей неверующих.
«Всего» два пути
– Владыка, с первых веков христианства Церковь Христова созидалась на крови мучеников. Объясните, пожалуйста, суть этого утверждения. Что значит для нас подвиг новомучеников и исповедников Церкви Русской, в чем он заключается?
– Церковь Христова в течение двух тысячелетий ведет своих верных чад по пути спасения двумя магистральными направлениями. Первый путь – мученичества, второй путь – преподобничества. Других вариантов спасения нет. Мученичество, как мы понимаем, – это следование путем Христовым и факт принесения своей жизни в жертву за Христа. Мученик готов отдать жизнь за веру, когда наступит этот момент, момент особого избранничества. Выше мученичества нет ничего. Но эти обстоятельства складываются, когда Сам Господь о них распорядится, когда попустит гонения или создаст эти условия индивидуально. Вот мы недавно в храм Казанской иконы Божией Матери г. Североморска внесли икону с частью рубахи, обагренной кровью священномученика Филумена Святогробца. Этот святой – наш с вами современник. Предполагал ли он, что в наше – достаточно благополучное – время ему вдруг откроется мученический путь? И вдруг это высочайшее избранничество Божие на мученичество, которое он претерпел достойно, и ныне он причислен к лику святых. Или вспомним избрание на мученичество брата Иосифа (монаха Амвросия) – хранителя мироточивой Иверской Монреальской иконы Божией Матери. Он еще не причислен к лику святых, но подвиг его очевидно ходатайствует об этом решении.
Но есть и второй путь спасения. В случае, если нет организованных гонений на христианство и Господь не попускает их частные случаи, всем нам, остальным простым смертным, отводится путь преподобнический. Это касается всех образов служения и всех титлов, которые мы присваиваем святым: это и святители, и благоверные князья, преподобные отцы монашеского служения или праведные люди как в мирском чину, так и в белом священстве. И во всех случаях – обратите внимание: это очень важно – в понятие «преподобничества» закладывается также понятие мученичества, здесь – добровольного. Это мученичество, растянутое во времени. Любой преподобный (ставший подобным) уподобляется Христу путем добровольного подвига самоограничения, перенесения каких-то тягот, аскезы, молитвенных бдений и плача о своих грехах. Он избегает прямого мученичества, связанного с физическими страшными воздействиями истязателей и мученической смертью, но возмещает эти страдания всей своей жизнью. Любой христианин ограничивает себя в том, что называется мирскими радостями, хотя на самом деле все эти мирские наслаждения кроме разочарования и пустоты в душе ничего не вызывают, но это уже отдельная тема.
Итак, два магистральных пути спасения в течение двух тысяч лет Церковь Христова предлагала и предлагает своим чадам. Однако если мы вглядимся в недавнюю русскую историю, то увидим, что в конце XIX – начале XX века, а может быть, и много раньше, преподобнический путь на Руси стал иссякать.
Ненужное и скучное христианство
– В чем выразилось это иссякание преподобничества?
– «Просвещенные» люди посчитали, что эта идея – идея самоограничения и борьбы со своими страстями – больше их не вдохновляет. Всем очень понравились появившиеся на рубеже XIX–XX веков чудеса научно-технического прогресса и небывалые открытия. Народ стал соблазняться, и очень многим показалось, что «вот оно» – наступает очередной «золотой век» всеобщего благоденствия. Именно сила человеческого разума, чудеса просвещения, удивительные открытия предлагают человеку такую перспективу, от которой голова кругом и дух захватывает. А если так, то почему мы должны от этого отказываться и себя ограничивать?! И вообще теперь «мы наш, мы новый мир построим», и построим его здесь, на земле. Так что «поповские сказки» о Царствии Небесном и то, что самое главное для человека – это ждущая его жизнь вечная, стали казаться чем-то малоинтересным. Даже не просто малоинтересным – откровенно скучным, нудным, ненужным. Как-то не хотелось задумываться, что эта наступающая удивительная жизнь земная – всего лишь весьма краткий эпизод нашего бытия, который надо правильно провести, чтобы получить возможность достойного наследования вечной жизни.
Таким образом, все оказались прельщенными иллюзорными идеями, или, как формулирует христианское богословие, впали в прелесть бесовскую. И эта беда коснулась всех слоев населения, и священство, к нашему великому сожалению и, не побоюсь этого слова, ужасу, не стало исключением.
– Это страшно, владыка. Как же Россия, простите, «выкарабкалась» из греховной пропасти? Ведь «выкарабкалась» же?
– Я думаю, мы стали свидетелями сугубой любви Господа к нашей Родине, Его отеческой заботы о нас. Что-то Господу особо приглянулось в нашем народе, та самая «загадка русской души». Он, как мудрый и заботливый Отец, видя, что народ Его отступает от верного служения Ему, поддавшись очарованию вседозволенности, что в полной мере уже охватило западное общество, предлагает нам радикальный путь очищения и искупления. В Библии высказана Божия мысль на все времена: «Кого Я люблю, тех обличаю и наказываю» (Откр. 3: 19). В результате миллионы наших соотечественников, вслед за своим царем-мучеником, прошли этот скорбный путь страданий. Многие прошли очень достойно, о чем свидетельствует их прославление в лике новомучеников и исповедников Церкви Русской. Так что во всем произошедшем с нашей страной в XX веке в полной мере перед нами вновь раскрылась вся суть понимания того, что Церковь Христова живет и возрастает лишь на крови мучеников – и по-другому быть не может. Как справедливо замечал Тертуллиан: «Если Церковь не гонима, то она и не Христова».
Никаких «так сказать»!
– А как участвуем мы в жизни Церкви? Лично я, лично вы, лично отец Павел и т.д.? Мы все – достойные наследники новомучеников и исповедников, имеем право ходить с высоко поднятой головой?
– Насчет поднятой головы очень сильно сомневаюсь. Мы с вами сейчас наследуем плоды того страшного времени и обретаем ту духовную мощь, что приобрела наша страна, пройдя путем страданий, через кровь российского народа, буквально пропитавшей всю нашу землю. Эти невиданное горе и боль дали нам нынешнее право на обновление жизни, на возрождение Церкви, возрастание веры и на воспитание в ней наших детей. Но не только и не столько право, сколько обязанность, долг. На наших глазах воинство российское из «красной армии» превращается в Христолюбивое воинство. Так что если бы не кровь мучеников, то этот благодатный процесс был бы невозможен, мы никогда бы не достигли этих перемен. Нам всем по нашим грехам таких наград уж точно не положено. Так что ни о какой «высоко поднятой голове», вглядываясь со стыдом и скорбью в собственную жизнь, речи и быть не может: мы – недостойные потомки великих страдальцев за Христа, и дай нам Бог хоть в чем-то походить на них. Только в этом случае мы можем говорить о возрождении России. Кровь мучеников творит это чудо возрождения, дает нам эту силу и надежду.
«Следуй за Мною» – заповедь категоричная. А в некоторых переводах Евангелия есть очень важное слово – «ежедневно»
– Получается, вообще каждый христианин должен помнить, что он потенциально является мучеником, так сказать, носит мученичество в себе?
– Не «так сказать», а именно так – и не иначе. Никаких «так сказать», Христос очень категоричен: «Если Меня гнали, будут гнать и вас» (Ин. 15: 20). Эти суровые слова Господа злободневны во все времена. А как иначе? «Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Лк. 9: 23). Добавлю, что в некоторых переводах Евангелия есть одно очень важное слово, дополняющее эту фразу: «ежедневно»; оно подчеркивает категоричность заповеди. Таким образом, путь христианина – путь крестоношения.
Крест дается в награду
– Отчасти благодаря фильму «Страсти Христовы» режиссера М. Гибсона мы смогли в очень наглядной форме прочувствовать, как нес Свой Крест Господь. И что такое вообще было – нести тот крест. Сейчас, приезжая в Иерусалим, многие наши паломники проходят этот маленький участок в Старом городе – дорогу «Via Dolorosa» (Крестный путь Спасителя до Голгофы).
– Это касается, боюсь, только слабых представлений о физической боли, которую испытывал Господь. О духовной стороне вопроса мы далеко не всегда имеем достойное представление.
– Почему?
– А разве сравнится этот наш паломнический тур, скажем, в Иерусалим с тем, что прошел Божественный Учитель? Опять же, возьмем только физическую сторону – ну, честное слово, далеко не всегда современные благочестивые паломники стремятся к ограничению стремления к комфорту. Проще говоря, многие предпочитают проживать в комфортабельных гостиницах, а не в пещерах Иудейской пустыни. Впрочем, мы отвлеклись.
Обратите внимание: преподобничество включает в себя мученичество – добровольное, растянутое на всю жизнь
Каков он, личный Крест, предназначенный каждому христианину от крещальной купели? Он тот, который нам вручает Господь. Он всегда, как мудрый Отец, любящий Свое неразумное чадо, дает Крест по силам и не выше наших сил. И когда мы начинаем капризничать и стонать, что болезни замучили, дети не те, муж не нравится, работа тяжелая и вообще все не так, как бы хотелось, это значит, что мы ропщем на своего Отца и на тот Крест, который получили. Крест, данный от Бога, он всегда по силам. В этом Божественная мудрость. В течение жизни Господь меняет наши Кресты. Пронесешь сегодняшний Крест достойно и терпеливо – усвоишь этот урок, и Господь освободит тебя от этих тягостных обстоятельств. Будет дано что-то иное, наступит следующий этап твоего духовного роста. У Клайва Льюиса есть хорошие слова на этот счет: «Как только ты справишься с тяжестью твоего сегодняшнего креста, Бог в награду попросит тебя сделать что-то еще, потяжелее». Обратите внимание: в награду! Божий Крест – самый нужный тебе именно сейчас, самый оптимальный и всегда по силам. И другого пути в Царствие Небесное нет.
Вышли мы все из вагона…
– Владыка, вновь и вновь поражаются люди: ну почему же именно в нашей стране произошла такая катастрофа? Ведь до революции столько в ней было монастырей и храмов! Золото куполов слепило глаза, крестные ходы походили на армию на марше. Все благочестивые, все благоговейные, и – на тебе: нужники в алтарях, распятые на царских вратах священники, концлагеря, слежка, пытки. Дьявольская какая-то усмешка над Россией и ее народом. Куда делись все благочестивые-то? Откуда такая резкая перемена?
– Дело в том, что это было вовсе не «резко». Не надо представлять себе, что революцию нам привез Ленин, приехав в «пломбированном вагоне». Он просто оседлал ситуацию и сделал то, что хотел, то, что ему виделось в его безумных планах, суть которых отразилась в знаменитом лозунге первых годов большевизма: «Железной рукой загоним человечество в счастье». Это была идея, которая очаровала и вождей, и «народные массы». Творцы «светлого будущего» искренне полагали, что нужно действовать «железной рукой», и, если расстрелять половину, вторая половина будет жить в некоем обществе небывалого благоденствия, равенства и всеобщего братства. Они все оказались в той самой прелести бесовской, и в эту прелесть вогнали в результате всю страну. Ну а в дальнейшем, когда иллюзии развеялись и обнаружилась вся ужасающая и неприглядная действительность, сформировался и действовал уже целый механизм террора, репрессий, жесткой идеологической пропаганды, что фактически «зомбировало» народ идеей какого-то неведомого, но завораживающего «светлого будущего». «Мы-то, конечно, еще нет, но вот наши дети и внуки – они уж точно будут жить при коммунизме, и поэтому сейчас надо потерпеть, отдать все без остатка и выложиться по полной», – так звучала бесконечная «мантра» тех лет, которая повторялась в каждом новом поколении, и народ должен был в нее верить. Как мы тогда горько шутили (шёпотом): «Коммунизм как линия горизонта: по мере приближения к нему – удаляется».
Так что эта беда не пришла внезапно и нежданно – это было бы невозможно. Над ней трудились очень многие и долгое время. И, по моему твердому убеждению, как и по наблюдениям современников тех страшных процессов, сам народ, сами люди своим отказом от уже упомянутого нами пути преподобничества, пути самоограничения ради Бога, готовились к радостной встрече того «пломбированного вагона». Вокзалом стала вся страна. Надо сказать, что тема эта необъятная и раскрыть ее в одной беседе просто невозможно.
Отступление России, ее народа от Христа началось с поклонения чужим и чуждым «ценностям»
– Но с чего, по вашему мнению, началось отступление России, ее народа от Христа?
– С поклонения чужим и чуждым «ценностям». Думаю, тут мы должны вспомнить «петровскую революцию» начала XVIII века. Именно Петр I решительно и безжалостно своим авторитетом и волей монарха стал двигать Россию в этом пагубном направлении. Его очаровала некая идея, которой он заразился в Европе, и он решил из России сделать Голландию. Прельщенный протестантизмом, он уничтожил патриаршество и поработил Церковь, превратив ее в часть бюрократического аппарата империи. Он изменил духовно, нравственно и даже чисто внешне правящий класс Российской державы. В результате правящая элита оказалась совсем другого духа, чуждого России. Страной стали править люди, для которых Россия оказалась нелюбимой, варварской. А западный образ жизни представлялся высочайшим идеалом и предметом рабского поклонения. В результате самобытный путь и все, что имела Россия: свою внутреннюю святость, удивительное целомудрие, воспевание девственности и непорочности, которое было заложено в основах, духовных скрепах России, – всё было попрано теми, которые и должны были бы всячески оберегать наши традиции и уникальную духовность.
Всё было осмеяно, поругано, и наглядно было показано, как нужно жить «свободно», какая «мораль» должна быть, какая «нравственность», а точнее – полная распущенность и грязный разврат. Ведь всё, что творилось при дворе и во дворцах, всё это стало нормой и предлагалось как образец. А народ жил в традициях и преданиях старины, глядя с ужасом на то, что происходит у некогда благочестивого и благоверного царя-батюшки, который теперь стал императором. И сложились два совершенно параллельных мира.
Вот что сотворил Петр, и именно там, по моему мнению, следует искать истоки катастрофы 1917 года. Произошла невиданная ранее вещь: в России в высшем классе появились профессионально ненавидящие родную страну люди. И большинство нашей интеллигенции постоянно занималось расшатыванием устоев страны, это было ее такое вот призвание и предназначение.
Скорбные параллели
– А разве сейчас мы не видим то же самое? В стране созрел слой людей, которые открыто и бессовестно не любят Россию. Их вообще начинает трясти и тошнить от любых успехов России, от любых даже попыток по улучшению жизни, они еще больше начинают ее ненавидеть…
– Ну не нравится им, когда в России хорошо, когда в доме начинают подметать и мыть. Помойка им почему-то роднее. Для меня самого загадка: откуда взялись эти люди? Называющие себя «гражданами страны», но профессионально ненавидящие Россию. И похоже, что это уникальное качество присуще только российской «либеральной общественности», и сформировалось оно вовсе не сегодня.
– Разве? Докажите, пожалуйста.
– У нас уже есть «традиция» такого духовного вырождения интеллигенции. Вот, например, Лев Толстой – это очередное «наше всё». Он написал нам роман «Война и мир», это непревзойденная классика мировой литературы, это потрясает, и весь мир его знает. Но что этот «гигант мысли» говорит о патриотизме? Что привело в восторг Ленина, который назвал Толстого «зеркалом русской революции»? На основании чего Толстой – «зеркало», и что же такое революционное он в себе отражает? Вроде бы никаких революционных лозунгов Лев Николаевич не выдвигал. Он говорил о всепрощении, додумался написать свое «евангелие», и всю эту так называемую «толстовщину» мы знаем. Но почему же он был так люб Ленину? «Какая глыба, какой матерый человечище!» – восклицал Ленин. Оказалось, потому, что Толстой говорил: нет ничего более мерзкого и совершенно неприемлемого, чем патриотизм. Другими словами, те усилия, которые всегда предпринимает государство по воспитанию у граждан патриотического чувства, – это глубоко порочная вещь и должно быть запрещено. Мы должны исключить всякий патриотизм из общественной жизни. Можете представить, что творилось в голове у этого «зеркала русской революции»?
«Никакого патриотизма не должно быть!» Сначала я думал, что это какой-то выверт, некий досадный изъян на ясном небе русской интеллигентской мысли. Но вот я читаю Тургенева, который в беседе с Достоевским совершенно конкретно говорит, что не собирается считать себя русским: «Я не хочу быть русским, я не люблю ничего русского, мне нравятся немцы, французы – вот это действительно великая нация, а у нас сплошное варварство, сплошная темнота, и я не собираюсь вообще возвращаться в Россию, мне противна вся эта Россия». «Цивилизация должна сравнять всё, и мы тогда только будем счастливы, когда забудем, что мы русские», – завершает свою мысль писатель. И это наш классик, талантливый человек, которого мы чтим и изучаем. Вот какая зараза жила в тех, кто формировал общественную мысль и социальный настрой в России. Поэтому Ленин – это лишь апогей, завершение этого гибельного пути. Равно как и Троцкий – вершина этой ненависти, то, к чему двигались мы в течение столетий.
Необъяснимый логически страшный феномен
– Добавлю еще два эпизода, свидетельствующих о любви представителей русской интеллигенции к Отечеству. Вспоминают, что М.И. Глинка, перейдя границу России, развернулся в ее сторону, плюнул и сказал: «Чтоб никогда мне больше не быть в этой варварской стране!» Желание Михаила Ивановича исполнилось, правда, но, честное слово, обидно. Второй эпизод: Карл Павлович Брюллов приказал остановить экипаж перед границей, вышел, разделся догола и стал кататься в траве, «чтобы смыть с себя всю эту русскую грязь и в Европу вступить чистым». Каково?
– Вообще это потрясающая ситуация, некий необъяснимый феномен. По-моему, в столь любезной им Европе такой ненависти к себе, своей стране не встретишь. Да это и невозможно, чтобы были люди, профессионально ненавидящие свою родину и остающиеся при этом на вершине авторитета. Они выступают, пишут статьи, картины, снимают фильмы, им аплодируют, а они демонстрируют ненависть к России – внутреннюю патологическую ненависть, причины которой даже объяснить-то не могут толком.
Ф.И. Тютчев: «Явление, приобретающее всё более патологический характер, – это русофобия некоторых русских людей»
– Но не все же наши интеллигенты брезгливо усмехались/усмехаются, когда слышат такие слова, как «Россия», «Отечество», – давайте будем объективны.
– Разумеется. Слава Богу. Вспомним Лихачева, Лосева, Лосского, Пришвина и сотни других достойнейших представителей подлинной русской интеллигенции. Со здоровой брезгливостью о феномене ненависти русских к России писал замечательный русский поэт и дипломат Ф.И. Тютчев: «Явление, приобретающее всё более патологический характер, – это русофобия некоторых русских людей… Раньше они говорили нам, и они действительно так считали, что в России им ненавистно бесправие, отсутствие свободы печати и т.д. и т.п., что именно бесспорным наличием всего этого им так нравится Европа… А теперь что мы видим? По мере того как Россия, добиваясь перемен, большей свободы, все более самоутверждается, нелюбовь к ней этих господ только усиливается. Они никогда так сильно не ненавидели прежние установления, как ненавидят современные перемены и направления общественной мысли в России. Что же касается Европы, то, как мы видим, никакие нарушения в области правосудия, нравственности и даже цивилизации нисколько не уменьшили их расположения к ней… Словом, в явлении, о котором я говорю, о принципах как таковых не может быть и речи, действуют лишь некие инстинкты».
Перед всеми нами один из самых главных вопросов человеческой жизни: на какой ты стороне – света или тьмы?
– Как это актуально и для нашего времени. Сколько подобных примеров видно сегодня!
– Наверное, здесь есть нечто такое, что мы порой наблюдаем, когда человек явно духовно поврежден. Он нездоров, и с ним происходит то, что в аскетической практике называется беснованием. Такое состояние одержимости не обязательно выражается в явном антиобщественном поведении. Человек не лает и не кукарекает, но в нем явно есть какая-то темная сила, которая мучает его, им владеет, и он действует в полном с ней согласии. Нечто подобное происходит с частью нашей интеллигенции, с отдельными представителями либеральной общественности, творческой интеллигенции: поврежденность. Причем поврежденность именно духовная, когда на тебя оказывает влияние дух тьмы. По-другому быть не может: человек либо относит себя к области света и встает на путь света, либо он избирает область тьмы. И по мере того, как он из себя изгоняет Бога, изгоняет святость, изгоняет Христа, церковные таинства, это освободившееся пространство заполняется силой тьмы, и она постепенно берет человека в оборот. Именно поэтому все революционеры в первую очередь были богоборцы. Не секрет, что Ленина просто трясло от слов «Церковь», «Православие» – его просто выворачивало. По его убеждению, христианская вера является «одной из самых гнусных вещей, какие только есть на свете».
Таким образом, перед нами один из самых главных вопросов человеческой жизни – вопрос выбора. На какой ты стороне: света или тьмы? Каждый делает этот выбор. Ошибка в выборе привела к страшной катастрофе 1917 года. И сегодня вновь от этого выбора зависит будущее страны. Поскольку эти «крикуны» способны вновь раскачать «народные массы» и особенно незрелую молодежь, которая не знает, что такое революция и что будет потом. И уж наверняка вряд ли помнит о мудром предупреждении Пушкина: «Не дай вам Бог увидеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный»…
Отцы и дети: у всех свои трудности
– В год столетия начала гонений тема революции активно звучит и в обществе, и в Церкви. Имеет ли смысл, как вы считаете, год от года активнее, а то и агрессивнее поднимать эту тему? И как относиться к людям старшего поколения, которые честно трудились для блага советской страны, верили в «светлое будущее»? Они же, по сути, оказались обманутым поколением.
– Честно говоря, общаясь с молодежью, военными – молодыми офицерами, контрактниками, я вижу, что они абсолютно никакого отношения к этой теме не имеют. У них нет этих движущих мотивов, в них не живет какая-либо революционная идея, они не имеют никакого отношения к идеологии большевизма. То, что прошли мы, старшее поколение, для них абсолютно далеко, какая-то экзотика. Им даже неинтересно об этом говорить: они об этом ничего не знают и, собственно говоря, знать особо не хотят. Они живут сегодняшними делами, настроениями, проблемами. У меня такое ощущение, что это мы – старшее поколение – сами в себе боремся с коммунистической идеей, пытаемся в себе победить это все, развенчать то, что было, и убедить себя, потому что мы искренне верили, мы были коммунистами. Я был секретарем парторганизации нашего дивизиона кораблей, для меня не было никаких сомнений в правоте этой идеи. Что-то смущало, были размышления, но не фундаментальные.
– Как необычно это слышать от епископа, честное слово!
– Ну вот, вы молодые, так что послушайте. И не повторяйте чужих ошибок.
А нужен ли такт?
– Владыка, что делать-то, в конце концов, с останками большевистского правителя, а? Ну стыдно же смотреть на Красную площадь: на небольшом пятачке рядом находятся мощи святых угодников и, простите, то, что в мавзолее…
– Да, о захоронении Ленина. Я понимаю политику нынешнего руководства. Чтобы сейчас не обижать никого, надо просто подождать, когда все мы, жившие в ту эпоху, кто помнит об этом, носители этой идеи, просто уйдут в силу того, что идет естественный процесс смены поколений. Что же касается людей старой формации, советской закалки, мне кажется, тут нужно проявлять чувство такта.
Что же, сказать старшему поколению: «Вы прожили жизнь напрасно»? Это нечестно. Нечестно и безжалостно
– Гм. А нужен ли здесь такт?
– Ну хорошо, я, например, совершил радикальный переворот в своей жизни, и мне открылось иное – настоящее: Христос. Я стал человеком верующим. Но мои друзья-офицеры всю жизнь прослужили ради той идеи, они верили и искренне отдавали ей все силы своей жизни, здоровье свое гробили, будучи убеждены, что они действительно делают важное дело. И что же, теперь им сказать, что они служили какой-то полнейшей ерунде?! Что это ложь была, что их дурили и что идея эта – фикция? Сказать, что это какие-то мифологемы о некоем светлом будущем, ради которого сейчас надо постараться, но зато потом… а ничего потом не будет, потом все будет то же самое? Это надо сейчас всем сказать? И они, что, должны ответить: «Да, мы прожили жизнь напрасно»? Это нечестно будет по отношению к ним. Нечестно и безжалостно. Я просто это вижу в разговорах со своими друзьями-офицерами, которые отслужили и доживают сейчас на пенсии, или допустим с бабушками-колхозницами в деревне, где я провел тринадцать лет, в селе Варзуге.
«Огуречное» христианство
– Старые жители села мне говорили: «Мы очень верили, мы колхоз строили, чтобы людям жилось лучше, детям нашим. Мы никогда ни копейки не взяли себе, если это государственное». То есть вот эта врожденная российская нравственность, особенно в деревнях, продолжала жить как некое служение идее, сохранение чистоты и безгрешности. Нравственность христианская продолжала жить в людях. Я всем рассказываю историю про огурцы, которую мне написали на бумаге старые жительницы села Варзуга. Очень важная история для понимания того, как жил, что чувствовал народ…
В 1960-е годы в Варзугу впервые завезли рассаду огурцов – а тамошние жители такого плода знать не знали. Испокон веку там сажали картошку и репу, на этом и жили. И вдруг – огурцы. Диковинный плод – в глаза такого не видели. Агроном приехал и описал им, как все надо сделать, какие парники и т.д.
И вот, как они рассказывали, «все ждали, когда урожай будет, всё смотрели, как растет плод диковинный. Выросли эти огурцы, и тут пришла машина с ящиками деревянными, как в то время было заведено для перевозки овощей. И мы их туда аккуратно уложили, собрали урожай, значит. Стоит машина, сейчас уже уедет. И стали мы меж собой говорить: “Ну что, может, попробуем хоть один огурец? Интересно же, что мы такое вырастили”. Но – нет, решили мы. Нельзя брать чужое: парники государственные, и урожай не наш. Так никто и не взял ни одного огурца».
Мыслимо такое представить в наше время? Но во всей этой истории самая суть состояния души человека, который верит в идею и не может двуличничать. И это – очень по-христиански, и тут я не могу не напомнить всем нам притчи о милосердном самаряныне, о хананеянке, о десяти прокаженных. Человек, не ведая Бога, все-таки оказывается ближе к нему, чем некоторые из официально православных. Человек верит, что есть интересы страны, государства, ради которых стоит жить. «Вот мы сейчас выложимся, не пожалеем сил и все отдадим партии родной». И как теперь сказать всем этим людям, что вы просто дураки были, а надо было «трескать» эти огурцы?! Что, сказать: вас просто дурили, а те, наверху, сами потом воровали; наверху жили припеваючи, одевались в специальных магазинах и кормились из спецпайков, а вы тут огурцов не решились попробовать? Как теперь это сказать?
Хорошо, если Господь даст время и человек придет еще к Богу и утешит сердце в вере. Но мало кому это под силу. Это поколение несчастное – обманутое поколение. И поэтому в какой мере сейчас надо «давить на больную мозоль», обличать и «правду матку резать», я не знаю…
Надо врачевать эту боль, эту рану. Человек верующий должен вести себя с неверующим, как врач с больным. Никакой врач не ругает, не обличает больного, а жалеет и старается понять и помочь. И главное, конечно, чтобы человек был верующим по-настоящему, а не «по трудовой книжке» – вот тут загвоздочка, вот тут – не камень, а булыжник в огородик нас, «так-то верующих», «как бы православных», «в душе верующих»… Иногда, да что там – очень часто, сравнивая духовное состояние тех, «огуречных православных», с тем, с чем приходится сталкиваться сегодня даже в церковной среде, начинаешь сильно грустить: а действительно ли мы являемся потомками наших мучеников и исповедников? Возвращаясь к началу нашего разговора, еще раз утверждаю: с поднятой головой нам ходить ой как рановато.
С епископом Североморским и Умбским Митрофаном беседовали священник Павел Чидемян и Петр Давыдов