Дошкольная дрессировка

— Марьяна Михайловна, лично у вас есть ответ на вопрос, почему дети не хотят учиться в школе?

— Этот вопрос можно рассматривать с разных сторон. Одна ситуация — когда ребенок уже пошел в школу и через какое-то время говорит, что не хочет учиться. А другая — когда ребенок не хочет идти в школу совсем, еще до того как.

Марьяна Безруких

— Еще не зная, что это такое и что его там ждет…

— В том-то и фокус, что ребенок знает, и знает с негативной стороны. Его начинают усиленно обучать, вернее, дрессировать, еще до школы, требуя того, на что он пока функционально не способен. Так мы формируем у детей негативное отношение к самому процессу обучения.

Современные дети вообще очень рано испытывают опыт неудачи. Неудача всегда там, где предъявляются неадекватные требования. Если ребенок живет в страхе неодобрения, вряд ли он будет хотеть идти в школу. У него возникает протест, и получается, что мы, взрослые, сами убиваем в детях мотивацию.

Протест проявляется по-разному. Есть дети, которым тяжело: у них болит голова, они чувствуют себя неловко, но не говорят об этом взрослым. Ребенок закрывается, копит в себе обиду от непонимания. Внешне первый класс у него может пройти благополучно, родители могут даже не заподозрить, что у сына или дочки трудности. Такой молчаливый протест даже хуже, ведь рано или поздно он прорвется.

Другие готовы протестовать сию же секунду. С одной стороны, это темперамент, с другой — свобода общения со взрослым и право на собственное мнение. У нас очень мало семей, в которых ребенок имеет право хотеть или не хотеть. В большинстве семей ребенок такого права не имеет, он должен только следовать требованиям родителей.

И, конечно, к собственным ощущениям ребенка от школы добавляется настрой родителей. Да, у многих остались не самые приятные воспоминания о школе. Кто-то открыто об этом говорит детям, тогда отношение ребенка понятно. Но часто родители пытаются скрыть неприятные воспоминания и позитивно рассказывают о школе. Дети всё чувствуют, и возникает диссонанс.

Ребенку говорят: «Школа — супер, там будут друзья, замечательная учительница, тебе будет интересно». А на самом деле это тяжелый труд. И происходит рассогласование между тем, что обещали родители, и тем, что есть в реальности.

Еще, конечно, многое зависит от школы. Но кто выбирает школу? Родители. И обычно они выбирают ее для себя по принципу: я не учил иностранный язык, пусть у моего ребенка их будет три.

Есть и те, кто действует наоборот: меня «достала» музыкальная школа, поэтому ребенка туда ни за что не отдам. Так рассуждают те, кому в детстве пошли навстречу: сначала отдали в музыкальную школу, а потом разрешили бросить. Те же, кого заставили окончить несмотря ни на что (и неважно, что потом человек никогда больше не сел за инструмент), будут заставлять и своих детей. Так же, как те, кого в детстве родители били, применяют эти методы к своим детям. Хотя собственную детскую обиду они помнят очень хорошо.

Наедине со слезами

— В моем окружении, наоборот, есть люди, которые сознательно отказываются от этих методов, говоря: меня били, а я не буду.

— Такое бывает, но это скорее редкость. Чаще происходит повторение. Особенно, если дело касается отцов и сыновей. Считается, что мальчиков надо воспитывать как-то по-особенному, жестко, а с девочками можно помягче. На самом деле у мальчиков гораздо чаще, чем у девочек, случаются срывы и нарушения психического здоровья. Мальчики не менее чувствительны, чем девочки, им также нужна ласка и внимание, и по спинке их нужно погладить. Мальчики плачут порой чаще, чем девочки, но считается, что они не имеют право показывать свои слезы. Все это заканчивается очень плохо. Ребенок с сорванной нервной системой никогда не будет сильным, мужественным, смелым.

Но эти слезы тоже бывают разными. Порой кажется, что плач — просто первая и единственная знакомая ребенку реакция. Не получил желаемого — в слезы, не поделили игрушку – в слезы.

Детям с чувствительной нервной системой не нужно говорить: «Не плачь!» — эти слова только создают барьер между родителем и ребенком. Если ребенок плачет, его всегда нужно успокоить. Подчеркиваю: всегда. Никогда нельзя оставлять ребенка наедине со своими слезами, обидой, горечью или проблемой. Это относится абсолютно ко всем детям в возрасте до 10 лет. Сам ребенок может успокоиться только тогда, когда созревают механизмы произвольной регуляции, то есть после 9-10 лет.

— Порой успокоить очень сложно…

— Ну что вы! Только не нужно ребенку говорить: «тебе плохо», «ты расстроен», «ты устал». Успокоить — значит отвлечь! Ребенок не может плакать просто так, он плачет, потому что ему плохо. Родитель должен понять, что именно плохо. И если внимательно наблюдать за ребенком, всегда можно увидеть закономерность. Другое дело, что мы, взрослые, не хотим отвлечь, а хотим, чтобы ребенок отвлекся и успокоился сам.

— А как же пресловутое активное слушание?

— Да, все нужно проговаривать, потому что ребенок не может вербализировать свои ощущения. Но есть возрастные особенности.

Проговаривать нужно, когда он с вами говорит. Когда речь уже сформирована и он может сформулировать свои мысли, то есть после пяти лет. Сейчас очень много детей, у которых речь формируется плохо и поздно: у них бедный словарный запас, страдает грамматический строй речи, а также произношение. Они не могут вербализовать свои ощущения.

Вырасти свободным не получится

— Даже не каждый взрослый может подобрать нужные слова и описать свое эмоциональное состояние и ощущения. Как научить ребенка различать и называть чувства и эмоции?

— Есть базовые эмоции: радость, грусть, страх, злость, отвращение, интерес, удивление. Говорить о них с ребенком можно уже с трех-четырех лет, читая, например, сказку. Вот в сказке мальчик увидел огромную рыбу и удивился! Рассказывать о себе: «Вот я тогда так удивился!» Многократно повторять в разных бытовых ситуациях, тогда ребенок поймет, заметит и сам скажет: «Я удивился!».

К слову, наши дети почти не понимают удивления.

— А что они понимают? Скуку? Я часто слышу от детей, да и родители жалуются, что дети говорят «мне скучно».

— Когда ребенок говорит «мне скучно», он имеет в виду «я не могу».

Очевидно, что это не детская формулировка. Видимо, кто-то из взрослых как-то сказал: «Тебе что, скучно?» или «Вон, ему скучно». Дети используют ее, чтобы обозначить ситуацию неумения играть самому. Ребенка можно и нужно научить играть одному, сам по себе он этому не научится. Еще фраза «мне скучно» может означать потребность привлечь внимание взрослого. У каждого из детей эта потребность разная: кому-то действительно требуется больше быть рядом со своим взрослым, видеть, что его поддержат, поймут, помогут.

Несколько лет назад мы провели большое исследование среди первоклассников (6-7 лет). 60 000 детей из 15 регионов России. Среди прочих показателей было «понимание эмоций». Мы показывали картинки, на которых изображены бытовые ситуации, и задавали вопросы, просили описать эмоции и чувства, которые испытывают персонажи на этих картинках.

Единственная эмоция, которую дети безошибочно определяют, понимают, как и отчего она проявляется, — это страх. Они боятся! И очень часто боятся взрослых. Это беда…

— Но ведь страх — естественное проявление инстинкта самосохранения.

— И в то же время страх не может быть доминирующей эмоцией у дошкольника.

Дальше мы выясняли, знакомо ли самим детям это чувство и в каких случаях оно возникало. Оказывается, в их жизни очень много ситуаций, когда они испытывают страх. Наши дети живут в страхе: боятся огорчить родителей, боятся ошибиться, боятся, что их накажут. В этом случае вырасти свободным, креативным, творческим — как того хотят все родители — не получится. У ребенка всегда в качестве барьера будет страх ошибиться, сделать что-то не так.

Два года назад я провела такое исследование: попросила родителей зафиксировать активный словарь — свой и ребенка. В течение недели в любое время, когда родители разговаривали с ребенком, был включен диктофон, затем запись расшифровывалась и составлялся список слов. Оказалось, что в общении со своими детьми (5-6 лет) родители используют сплошь глаголы повелительного наклонения. Взрослые говорят односложно, например, «Дай! Иди! Положи!» или «Сколько раз тебе говорить!» И все разговоры крутятся только вокруг действий, поведения или деятельности ребенка. Нормальной беседы, в которой ребенок задает вопрос, родитель спокойно и доброжелательно отвечает, не зафиксировано практически ни разу.

Ребенок считывает взгляд

— Мне кажется, для родителей это тоже утомительно — всегда выступать в роли надзирателя. По себе могу судить. Замечаю, что мне на самом деле не очень-то и важно, испортит ли ребенок вещи и предметы, но постоянно ловлю себя на том, что все равно его одергиваю. По привычке, по шаблону, что ли…

— Но можно же без этого…

Летом наверняка все побывали на каком-нибудь российском пляже. Там можно заметить, как родители общаются с детьми — это один сплошной гул, в который сливаются крики взрослых. Другое дело — итальянский пляж, где такая же тьма детей. Ни разу я не слышала от взрослых ни одного крика. Если возникает сложность, например, ребенок плачет, родитель подходит, присаживается, утешает, спокойно разговаривает. Итальянцы очень ласковы и дружелюбно настроены по отношению ко всем детям.

— Хочу заступиться за соотечественников. Я вижу сейчас в парках очень много женщин, которые так же присаживаются на корточки рядом с ребенком, разговаривают. Мамы бегают с детьми, играют и даже пачкаются вместе. И все реже вижу матерей, которые, сидя на скамейке, покрикивают на ребенка, чтобы тот не испачкался. Я наблюдаю именно такой тренд.

— Это именно тренд. Появилось много мам, которые много читают, пытаются научиться и разобраться. Но чтобы изменить общую ситуацию, должно вырасти целое поколение, тогда есть надежда, что проблема снимется. Пока же мы и наша система воспитания в целом — очень жесткие. У нас ведь до сих пор на полном серьезе обсуждается, применять ли к детям телесные наказания.

Вы говорите — в парке. Но на людях может быть одна ситуация, а дома — другая. Хотя уже хорошо, что в обществе не принято одергивать за руку, шлепать.

Бывает, на консультацию приходит мама и рассказывает, какая она понимающая, как готова помочь своему ребенку. В таком случае я прибегаю к одной профессиональной хитрости: прошу ее открыть тетрадь с двойками, и по выражению ее лица все становится понятно. Слова — это одно, но взгляд! А ребенок считывает именно взгляд.

Американские исследователи в 1960-70-х годах попытались выяснить, в каком возрасте ребенок начинает реагировать на выражение лица матери. Мама приближалась к ребенку с доброжелательным выражением лица, затем ее просили сделать строгое «ледяное» лицо (прямой взгляд, отсутствие мимики, плотно сомкнутые губы). Вы знаете, в каком возрасте ребенок начинает эмоционально реагировать на выражение лица матери?

— Как только начинает четко видеть?

— В три месяца! Дети по-разному реагировали: кто-то отворачивался, кто-то пытался изменить ситуацию, чтобы взрослый снова улыбнулся, а кто-то буквально доходил до истерики. Для ребенка это стресс. А как часто взрослые следят за выражением лица, с которым они обращаются к ребенку?

Вот вы спрашивали, как успокоить. Можно ли успокоить ребенка, если говорить с ним строго с таким вот лицом?

— А как быть, если на лице улыбка, а на душе кошки скребут? Это же натянуто…

— Дети могут почувствовать это на другом уровне, но с лица они считают обращенную к ним улыбку. А «натянутости» могут и не заметить.

— То есть выражение лица первично?

— Да, выражение лица, с которым вы обращаетесь к ребенку, первично. И за этим взрослому нужно следить.

Неправильная «спайка» семьи и школы

— Часто еще приходится слышать, как папа говорит ребенку: «Нас мама дома убьет»…

— С одной стороны, отец, может быть, действительно боится. Ребенку за грязные штаны мама ничего не скажет, а папе достанется.

С другой стороны, фразы типа «уйди, паразит, убью!», «вот, дети на тебя посмотрят, увидят, какой ты» — все эти речевые атаки, унижения, оскорбления — «дурак, дебил» — всё это форма насилия, речевое битье. У нас насилие понимается только как физическое — палкой, ремнем, а эмоциональное, психическое битье не считается. Но словом-то можно ударить больнее, чем ремнем.

— В семье ребенок может и не с таким столкнуться. Но вот в школе… Нас, например, называли дебилами, и это было как само собой разумеющееся.

— Это беда… Это низкая квалификация педагога.

— Как в такой ситуации вести себя ребенку и родителям?

— Родители никогда не должны защищать учителя в таком случае. Да, ребенок не должен вступать с учителем в прямой конфликт, но дома пусть обязательно расскажет обо всем. А родители уже должны действовать. Хотя, к сожалению, чаще молчат.

— Нужно ли как-то готовить ребенка к этому? Мол, если тебя будут бранить, обязательно мне скажи.

— Ни в коем случае. Не нужно на это настраивать. Он придет и сам расскажет, если в семье доверительная обстановка. Не надо детей запугивать.

— Как вообще должна быть организована эта спайка «родитель-ребенок-учитель»?

— Насчет «спайки» вы хорошо заметили. Спайка может быть только «родитель-ребенок». С педагогом должно быть конструктивное общение.

Когда родитель идет в школу, он должен понимать цель. Как правило, этого нет. Вот и получается, что родитель идет в школу либо качать права, либо жаловаться. Очень часто родители приходят и на своего же ребенка жалуются: «Вот, он такой, с ним невозможно справиться…» На самом деле нужно просто научиться договариваться.

Федор Решетников. “Опять двойка”

С помощью денег оградить от жизни

— Родительство — будто отдельная профессия. Мне кажется, что всем нужно какое-то фундаментальное «родительское» образование получить.

— Обязательно. Например, во Франции в 60-е годы был цикл передач по радио для родителей, их вела Франсуаза Дольто, автор книг «На стороне ребенка» и «На стороне подростка». Я всем рекомендую их прочитать — получите огромное удовольствие.

Это очень важный принцип: быть всегда на стороне ребенка. Знаете, очень часто, когда я задаю родителям вопросы об их ребенке, о том, что ему нравится, или, наоборот, что он активно отвергает, взрослые мучаются и не могут вспомнить.

— Я, кажется, понимаю почему. Чтобы на них ответить, нужно уметь наблюдать. Это отдельный навык и внутренняя работа взрослого, даже не имеющая отношения к ребенку. Не знаю, много ли людей умеют просто спокойно наблюдать за чем-нибудь.

— Вы правы, не умеют. Мы, например, учим педагогов наблюдать за ребенком. Когда затем просим рассказать о ребенке, оказывается, педагог фиксирует только внешние проявления поведения, которые ему мешают. Все, что не мешает, остается вне поля внимания.

— Как вы относитесь к идее не отдавать ребенка в школу вообще? Анскулинг, хоумскулинг?

— Это выбор родителей, я не вижу в этом ничего криминального. Но, как правило, это непростые семьи и непростые дети.

— Очень разные. Часто это просто люди, не готовые принять нынешнюю систему.

— Это тоже особенность. На самом деле педагоги разные, школы разные, и выбрать подходящую можно. Однако родители отстаивают свою позицию, которая основана, на мой взгляд, на двух факторах: наличие денег и иллюзия того, что ребенка можно оградить. Не получится. От жизни оградить невозможно.

Безруких Марьяна Михайловна — академик РАО, доктор биологических наук, профессор, лауреат Премии Президента РФ в области образования, директор Института возрастной физиологии Российской академии образования, научный руководитель лаборатории возрастной психофизиологии ИВФ РАО.

Беседовала Евгения Корытина

Правмир.ru