Трудно представить себе, что сегодня, когда ИГИЛ преследует христиан по всему миру, когда в Европе запрещено ношение нательного креста, когда христианство притесняется по всему миру, такой фильм, прославляющий мученичество во славу Христа, позволили снять. Секрет, видимо, коренится в режиссерской биографии Скорсезе, которому сейчас позволяют снимать все что угодно. Тем не менее ни одна крупная голливудская студия не согласилась продюсировать этот проект, и постановщик ограничился участием мелких студий.
Снимая, как всегда, с размахом — почти на три часа, Скорсезе разрабатывает объемное повествование, насыщенное блестящими диалогами, напряженным действием, отличной актерской игрой, острым психологическим противостоянием персонажей. Правда, монтаж и операторская съемка с четырех точек с головой выдает голливудскую систему производства. Прежде всего стоит отметить хорошее, почти безупречное актерское исполнение Эндрю Гарфилда, убедительно показывающего духовные метания своего персонажа, его колебания от твердой веры до сломленности предательством.
Вера простых людей оказывается сильнее, чем вера образованных священников
Постановщик ставит проблему духовного предательства, отречения от веры, к которой взывает все вокруг и внутри тебя, даже твоя собственная кровь, но Скорсезе ошибается, считая, что главное — сохранить веру внутри себя, а отречение — это формальность, ценой которой можно сохранить и свою жизнь, и жизнь других. Если бы это было лишь формальностью, мучители не требовали бы его с такой силой и не казнили бы за преслушание. В фильме, который является ремейком картины Масахиро Синоды, больше всего восхищает твердость веры простых людей, неискушенных в богословии, которая оказывается сильнее, чем вера образованных священников. Они осознанно идут на смерть, и — что бы ни говорил антагонист главного героя, священник Феррейра — умирают они не ради человека, которого уважают, а ради Бога.
Сцена падения главного героя снята потрясающе эффектно, Скорсезе использует здесь все свое мастерство, чтобы создать психологически давящую, мрачную атмосферу: герой ждет ответа от Бога, но слышит лишь голос дьявола внутри себя, призывающий его к предательству, все это совершается под одновременный говор двух искусителей, утяжеляющий выбор главного героя. Лайам Нисон, играющий Феррейру, появляется лишь под конец картины, чтобы исполнить роль почти дьявола, призывающего к предательству: священник-отступник, духовно сломленный испытаниями, теперь искушает другого, мятущегося, рефлексирующего священника.
В сценах их разговоров Скорсезе достигает почти брессоновской силы, вызывая в зрительской памяти ассоциации с «Дневником сельского священника». Здесь обнаруживается червоточина рефлексирующего сознания, наполненного сомнениями, которое значительно слабее целостного мышления простых людей, прочного как алмаз. Там, где интеллигент упадет, простой человек выстоит, в нем больше мужества и стойкости в час испытаний, потому что он не анализирует себя, разбирая по косточкам свои поступки, как это делает интеллигент и интеллектуал.
«Молчание» — лента не столько о молчании Бога, сколько о так необходимом в час испытаний молчании сознания мучеников. Если оно не молчит, терпеливо принимая страдания, а рефлексирует, подвергая все сомнению, то оно не выдержит и предаст свои идеалы. Именно об этом картина Скорсезе. Поднимая тему христианского мученичества, режиссер расширяет поле обобщений значительно больше, чем от него ждали, создавая картину о предательстве как таковом и рефлексии как его источнике.
Большого внимания заслуживает фигура Китидзиро, отступника, который постоянно отрекается от Христа, но потом искренне приносит покаяние. В отличие от своих родственников и друзей, крепких духом, он слаб, это своего рода альтер эго главного героя, совершающего отречение лишь один раз, но полностью от этого ломаясь. Герой задается вопросом: «Неужели Христос любил таких жалких людей? Вероятно — ведь в них нет зла?» Да, отвечает он сам на свой вопрос, Христос любил их и любит всякого кающегося: как бы ни был постоянен его грех, если он искренне кается, все ему прощается.
Другое дело, что сам уклад жизни такого человека не меняется, что в вечную жизнь он пойдет со своими страстями, с греховным укладом своей жизни, с грехом, укоренившимся в нем. Господь все простит, это правда, но если не делать усилие и лишь на словах каяться, то пользы от такого покаяния для души не будет. Фильм Скорсезе восхищает тем, что показывает амбивалентность духовного преуспеяния: те, кто казался слабыми, выдерживают испытание, оказываются подлинными мучениками, а те, кто храбрился, падают и отрекаются.
Фильм заставляет задуматься: «А на что готов пойти я ради Христа?»
Как говорят о главном герое после одного из разговоров: «Он высокомерен, потому обязательно отречется». Так и оказалось. В фильме показаны ужасающие в своей изощренности пытки, предпринимаемые против мучеников в XVII веке, но они не идут ни в какое сравнение с тем, что сейчас изобретает ИГИЛ, чтобы добиться отречения. Фильм заставляет нас задуматься: «А на что готов пойти я ради Христа? Готов ли я вынести эти пытки, чтобы не совершить эту, как говорят истязатели, “формальность”?»
К чести Скорсезе, надо признать, что он не ограничивается судьбой одного священника, показывая нам и другой вариант прохождения испытания: второй священник в исполнении Адама Драйвера умирает, пытаясь спасти своих прихожан, умирает достойно, не возводя хулу на Христа, — значит, и для рефлексирующего сознания возможно перенести испытания, но только если сомнения утихнут, уступив место прочной вере, молчанию перед страданиями.
Конечно, удивительно, что режиссер, снявший богохульное «Последнее искушение Христа», сейчас, почти что на закате своей жизни, создает столь откровенно христианское кино, как «Молчание», прославляющее подвиг мученичества во славу Бога. Но, быть может, эта картина будет одним из тех поступков, которые перед лицом Его загладят страшную хулу на Него, которую этот режиссер предпринял много лет назад в своей скандальной картине. Будем на это надеяться.
