– Да почему же мне так тяжело, почему так плохо! И не просто восклицаем, но и унываем, и печалимся, и скорбим, и даже в то состояние приходим, которое сегодня, как правило, депрессией именуется. Хотя на самом деле вместо всех этих риторических вопросов и – тем паче – саморазрушения безоглядного стоило бы просто повнимательней, побеспристрастней в жизнь в свою всмотреться, в собственное сердце поглубже заглянуть. Сколько мы сами ошибок делаем – в отношениях с людьми, в работе той же, в ситуациях различных, в которых каждый день оказываемся! Как часто действуем неосмотрительно, если не прямо-таки бездумно, не заботясь о возможных последствиях, побочных, так сказать, эффектах своего действования. И когда они не замедляют сказаться, никак признать не желаем, что они плод наших собственных «трудов». Хотя ведь тут всё проще простого: или живи осмотрительней, внимательней, или не удивляйся результатам плачевным. Или, по крайней мере, когда оказываешься не в силах их понести, делай выводы на будущее. То же и с сердцем нашим: мы позволяем там жить и плодиться бессчетному множеству страстей, холим и лелеем их, угождаем им, даем им возможность из маленьких змеек превратиться в огромных огнедышащих драконов. И потом, когда их дыхание опаляет нас изнутри, когда когти их рвут, кажется, в клочья душу, мы опять наивно-изумленно-обиженно недоумеваем: – Это что же со мной такое творится! Хотя, опять же, и тут всё сложно разве? Не оставляй сорняки расти невозбранно на почве своего сердца, выкашивай, пропалывай, в буквальном смысле слова искореняй их, не давай им заглушать доброе в тебе, не предоставляй им места, питания, удобрения – и тебе не будет так трудно, так больно, так плохо. Или кайся, когда плохо, находя в этом и вину, и оплошность свою, и будь ревностнее и разумнее впредь. Но… Даже и внимательным и осмотрительным, и ревностным и мужественным в христианском подвиге своем тоже бывает плохо. И тоже задаются они подчас этим же вопросом: – Почему?.. И, может быть, даже сложнее им, потому что явной, на поверхности лежащей причины они не усматривают, что конкретно исправить – не знают.

Мы все находимся в падшем состоянии, и потому не может наша жизнь быть беспечальной. Забывать об этом нельзя!

А о причине глубинной, основной самой забывают, как забывают о ней и те, у кого и прочих причин хоть отбавляй. Мы все находимся в состоянии падения, все больны одной и той же болезнью, поражены одной и той же язвой. И потому не может наша жизнь быть беспечальной. И время от времени мы обязательно будем страдать – от внешних или от внутренних к тому поводов или же от тех и других вместе. Забывать об этом ни в коем случае нельзя: предупрежден – значит, вооружен; значит, сможешь выстоять и не сломаться, помня, что боль ненадолго, что рано или поздно она оставит, отпустит тебя, надо просто потерпеть, отдавая дань неизбежному и в каком-то смысле для нас – естественному. Но и о другом надо помнить. О том, что есть тот, кто ненавидит Бога и всё сотворенное Им, а более всего – нас. Ненависть эта стала содержанием его бытия, она чудовищна по своей силе, по своим устремлениям. И это именно враг так мучает душу, так уязвляет ее, что она еще на земле вкушает, кажется, горечь адских мучений, как бы приобщается к ним. Именно враг не только причиняет ей боль, но и старается ввергнуть в отчаяние, внушая, что это страшное состояние не пройдет никогда, станет нашим достоянием и в этой, и в вечной жизни. При этом противник Божий и наш всегда пытается внушить, убедить нас, что его нет, что переживаемое нами наше и ничье более. И хотим или не хотим мы, брани этой, и нападений, и ран не избежать нам никак. Потому что все мы на войне – и рассеянно живущие, и те, что посерьезней, посознательней к дару бытия относятся. И кому, как не нам, христианам, знать это: сколько раз в таинстве Крещения звучит мысль о том, что мы воины – воины Христовы. А воины всегда являются особо привлекательной добычей для врага, всегда находятся в перекрестье прицела. Поэтому когда получаем удары, когда вонзаются в нас стрелы, то чего этому дивиться…

Скорби не «почему» – они «зачем»: чтобы научиться, когда больно и горько, бежать не в сторону, а в Отцовские объятия Господа.

…Можно и не дивиться, можно и принимать происходящее с нами скорбное как должное – но неужели единственное, что остается, – это лишь терпеть и терпеть и терпением спасать душу свою? А если нет на это уже сил, если объята душа мраком, если промерзла насквозь от вражьего холода?.. Есть и Тепло, Которое греет всегда, и Свет, Который во тьме светит, и тьма Его объять не может. И чем тяжелее, тем ближе приникать к Нему надо, тем больше о Нем помышлять, тем сильнее к Нему стремиться. И узнавать раз за разом, как впервые, как чудо: чем хуже – тем ближе Он; чем тяжелее – тем больше Его помощь; чем невыносимее скорбь – тем слаще утешение. В этом и есть оборотная сторона нашего «плохо», наших печалей и скорбей, их сокровенный и часто ускользающий от нас смысл. Они не «почему» только лишь – они еще и «зачем». Затем, чтобы через всё это познать Его силу и любовь, чтобы научиться, когда больно и горько душе, бежать не в сторону, не в пустоту, не в себя самих, а в Его Отцовские объятия.