Мы можем чувствовать правоту своей веры, но не всегда можем ее объяснить или доказать человеку неверующему, в особенности тому, у кого наше мировоззрение почему-то вызывает раздражение. Разумные вопросы атеиста могут поставить в тупик даже самого искренне верующего христианина. О том, как и что отвечать на распространенные аргументы атеистов рассказывает наш постоянный автор Сергей Худиев в проекте “Диалог с атеистами: православные аргументы”. Смотрите очередной прямой эфир на странице «Фомы» в Facebook по вторникам в 20.00, во время которого вы сможете задать свои вопросы.
Опубликовано Sergey Hudiev 31 октября 2017 г.
Разве догматы не сковывают мышление?
Нет. Проблема в том, что в обычной разговорной речи мы используем слово «догматичный» в значении «интеллектуально закрытый», «боящийся принимать во внимание факты, которые могли бы поколебать сложившиеся убеждения». В этом отношении «догматичными» могут быть (и часто бывают) и атеисты. Но христианские догматы — о другом. Это определенные истины о Боге, которые Он открыл о Себе Своей Церкви, и они не больше сковывают мышление, чем любые другие твердо установленные истины. Например, твердо установлено, что такая болезнь, как иммунодефицит человека вызывается определенными вирусами. Человек, который станет решительно отрицать это и уверять, что ВИЧ – это, на самом деле, фальшивка, придуманная фармацевтическими компаниями, будет анафеманствован (то есть объявлен чужаком) медицинским сообществом. Твердо установлено, что древний Рим существовал на самом деле. Поклонники академика Фоменко, который полагает все свидетельства существования этой цивилизации фальшивкой, будут с позором изгнаны из среды профессиональных историков — по крайней мере, пока они не раскаются в своих заблуждениях. Сковывают ли эти твердо установленные истины, которых обязательно придерживаться в соответствующих сообществах, мышление? Очевидно, нет. Напротив, твердо установленное знание задает рамки, в которых совершается дальнейшее развитие соответствующих дисциплин. Догматы задают рамки, выход за которые означает разрыв с Церковью, но внутри этих рамок существует весьма живая интеллектуальная жизнь.Разве нельзя быть хорошим человеком и без веры в христианские догматы?
Разумеется, можно. Библия прямо упоминает добродетельные поступки нехристиан — например, человеколюбие сотника Юлия (Деян 27:3) или жителей Мелита, которые оказали помощь апостолу Павлу и его спутникам после кораблекрушения (Деян 28:2). Сознание нравственного закона — не признак принадлежности к Церкви. Это признак принадлежности к человеческому роду (Рим 2:14,15). Но здесь у нас возникают два вопроса. Первый — существует ли некая подлинная, объективная хорошесть? Что значит «быть хорошим»? По чьим меркам? В разных сообществах одобрение и уважение своего круга могут вызывать люди, которых мы бы сочли гнусными злодеями. «Хороший» террорист или эсэсовец в глазах своих собратьев — это очень плохой человек в глазах всех остальных. Если слово «хороший» означает просто «одобряемый своим окружением», то это слово лишено объективного смысла.Чтобы говорить о том, что человек может быть хорошим, мы должны обращаться к какому-то надчеловеческому, объективному стандарту хорошести — которого не может существовать во вселенной без Бога. Второй вопрос – насколько хорошими людьми мы хотим быть? Важная часть стремления к добру — стремление к истине. Хороший, человеколюбивый, ответственный врач тщательно изучает медицину и следит за новыми открытиями в этой области — потому что для того, чтобы проявить любовь к людям, ему необходимо знать причины болезней и методы их лечения. Врач, которого не интересует истина в этих вопросах, был бы негодным врачом — и негодным человеком.Если мы хотим добра людям, мы должны задуматься над вопросом, что есть добро для человека — для чего он создан и есть ли у его создания вообще какая-то цель.Если человек призван к жизни вечной и блаженной, более счастливой и благой, чем все, что возможно на земле, человеколюбие требует искать этой подлинной жизни и помогать другим ее найти.
Но разве нельзя верить в Бога без догматов?
На уровне теоретического согласия — «что-то, возможно и есть», можно. Но как только мы переходим к какой-то религиозной практике, начиная с самой простой и очевидной — молитвы, мы неизбежно начинаем провозглашать догматы.
Самая простая православная молитва — «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного», уже предполагает ряд догматов — признание Иисуса Христом (то есть посланным Богом Мессией, Спасителем), обращение к Нему как Господу и Судье, у которого мы ищем помилования. Если мы откажемся молиться именно этими словами, мы в любом случае сделаем вероисповедные утверждения.
Точно также мы отлично можем обойтись без карты, если мы никуда не идем. Но если мы отправимся в путь, карта нам понадобится и, желательно, точная.
Но как вечная участь человека может зависеть от того, разделяет он или нет определенный набор богословских формулировок?
Вечная участь человека определяться тем, как он отзывается на свидетельство Господа нашего Иисуса Христа о Себе. В Евангелии Иисус делает о Себе ряд четких догматических утверждений. Он говорит о Себе как Боге, Господе, Судии и требует веровать в Него. Конечно, догматические формулировки, принятые Церковью, появляются гораздо позже и являются ответом на ереси, то есть попытки выразить христианскую веру заведомо неправильным путем. Но все они опираются на свидетельство Иисуса о Себе и отвергая их, мы отвергаем это свидетельство.
Но если догматы приняты Церковными Соборами (то есть собраниями епископов со всего христианского мира) столетия спустя после Иисуса, как они могут быть божественным откровением? Их же приняли люди!
Было бы ошибкой путать церковный собор с парламентом — епископы не принимают какую-то новую веру подобно тому, как дума принимает новые законы. Епископы ограждают веру, «однажды преданную святым» (Иуд 1:3) от попыток ее исказить. Церковь со времен апостолов исповедует Иисуса совершенным Богом и совершенным человеком, но предать этой вере точную формулировку понадобилось после того, как еретики стали ее оспаривать. Догматы можно сравнить с оборонительными сооружениями, которые должны ограждать старую истину от новых нападений.
То, что догматы укоренены в Писании, косвенно подтверждает печальная история христианских разделений. Православные, католики, англикане, лютеране, реформаты, баптисты не имеют общего административного центра, а имеют только общую Библию — но все разделяют веру в Иисуса Христа как в Бога и человека и веру в Троицу.
Разве догматы не противоречат современной науке?
Не противоречат и не могут противоречить — потому что догматы говорят о Боге и Его отношениях с творением, естественные науки занимаются исследованием материи. Возьмем, например, Халкидонский Догмат, который провозглашает, что Господь наш Иисус Христос является совершенным Богом и совершенным человеком — как это может противоречить науке? Утверждения естественных наук и догматы просто лежат в разных плоскостях.
Что если я не могу согласиться со словами того или иного священника или епископа?
Важная функция догматов состоит как раз в том, чтобы разграничивать взгляды, обязательные для всякого члена Церкви и частные взгляды, в которых члены Церкви (как миряне, так и клирики) могут расходиться. В недогматических вопросах епископы, священники и миряне Церкви вполне могут расходиться между собой — и если вы не согласны с мнением того или иного конкретного человека в Церкви, это еще не значит, что вы не согласны с Церковью.
Возможно, ваше несогласие относится к догматическому и нравственному учению Церкви, тогда это надо рассматривать подробно. Но, возможно, что вы просто не разделяете мнения некоторых православных христиан (которого вполне могут не разделять другие православные христиане).
Сергей Худиев
ФОМА
