Порою, когда мы читаем жития святых, у нас может возникнуть представление, что жизнь святого с момента его обращения ко Христу или даже с момента его рождения представляла собой некую непрерывную прямую, восходящую от земли к Небу. Однако если бы это было так, то мы не видели бы в жизни этих святых моментов, когда они приносили покаяние Богу. То есть можно говорить о том, что даже в жизни самых великих угодников Божиих все равно были какие-то изломы, изменения – благодать Божия не пребывала в их сердцах постоянно в одной и той же мере. В пятую Неделю Великого поста мы празднуем память преподобной Марии Египетской. Мы знаем, что она, обратившись к Богу и покаявшись, сразу перешла к жизни в жесточайшем и строжайшем подвиге. Однако если мы прочтем ее житие внимательно, то увидим, что были моменты, когда она испытывала искушение вернуться к той жизни, которой жила прежде: вспоминала и совершённые ею грехи, и те драгоценные яства, которыми услаждалась ее гортань, и те вина, которые когда-то пила, – и тогда она падала наземь и молилась в течение многих часов, распростершись на песке пустыни, прося о том, чтобы Господь избавил ее от этих воспоминаний и от этих желаний. Таким образом, даже когда нет поводов для падения и нет возможности для самого падения, душа эти падения все-таки может в какие-то мгновения переживать и затем вновь от них восставать.
Тема восстаний после падений на нашем христианском пути является одной из самых жизненных и повседневно актуальных для нас. Притом для очень многих она является новой, то есть опыт того, как в принципе встать, если ты упал, сорвался в чем-то, приходится приобретать буквально с нуля. Дело в том, что большинство людей, приходящих в Церковь, начинают всерьез заниматься собой и своей внутренней жизнью только тогда, когда переступают церковный порог. Встречаются порой люди цельные и строгие к себе, которые и до своего воцерковления – и даже до своего крещения – жили такой жизнью, которой многим из нас никак не удается достигнуть, но их очень и очень мало. А в основном все приходят от жизни расслабленной, когда падения даже не замечаются – в лучшем случае остаются в памяти и на совести наиболее тяжелые эпизоды, связанные с нанесением обиды, урона другим людям.
Когда человек приходит в Церковь, в его жизни должна произойти очень серьезная перемена. Если мы посмотрим, что происходило с людьми, которые принимали проповедь Христа или, впоследствии, проповедь апостолов, то увидим, что они производили пересмотр всей своей жизни и начинали жить совершенно иначе, пребывая в твердой убежденности, что прежде была одна жизнь – во тьме греха, а с момента крещения началась совершенно иная, в которой они призваны к святости. Это не значит, что все себя считали святыми, но это означает, что все к святости стремились и воспринимали это как норму жизни. Притом древние христиане прекрасно понимали, что святость, которую они должны стяжать, – это не какие-то особые благодатные дарования, не внешнее свидетельство об их жизни, а те дела, которые подобают святым. Об этих делах вполне конкретно говорят нам Евангелие и все апостольские послания – как и о том, от чего христианину должно уклоняться.
Безусловно, когда мы принимаем крещение или же, приняв крещение в детстве, воцерковляемся уже в зрелом возрасте, мы должны воспринимать это точно так же: мы от одной жизни переходим к другой. Из понимания того, какая жизнь осталась у нас за плечами, должно рождаться понимание, в какую жизнь нам нужно войти и что при этом преодолеть или просто оставить в прошлом. Но чем больше времени проходит с того момента, как Церковь в нашей стране вновь стала существовать беспрепятственно, тем больше можно видеть, как это понимание размывается. Прихожане храмов начинают относиться к христианству как к чему-то, что обогащает их жизнь, улучшает их жизнь, важное место в их жизни занимает, но не как к тому, что жизнь человека призвано полностью изменить. Поэтому сегодня даже верующему человеку трудно бывает объяснить, что такое падение: кто-то выдумывает для этого некие искусственные критерии; кто-то считает, что в Церкви «нужно прежде всего радоваться», и полагает это поводом не очень-то внимать себе; кто-то, наоборот, расценивает как падение практически каждый свой шаг, и в конечном итоге всё сводится к формуле «грешен всеми словами, делами и помышлениями»…
Человек падает тогда, когда побеждается тем, что мешает ему быть учеником Христовым
Но тем не менее факт остается фактом: человек падает тогда, когда побеждается чем-то, что мешает ему действительно быть учеником Христовым. Если же мы этого призвания всерьез не осознаём, то мы подобны неким зверушкам, которые, находясь в лесной чаще, увидели, что на опушке разведен костер, сбежались на этот свет и тепло и просто ими наслаждаются. Это неплохо – для зверушек, но человек призван к принципиально иному. Нам нужно этот свет и это тепло вместить в самих себя, в свое сердце, дать в нем место Богу. Жизнь человека всегда предполагает некую высоту. И вот когда мы научимся эту планку высоты держать, мы начнем ощутимо для себя и падать, и ударяться, но только тогда действительно, а не в своем воображении сможем научиться и вставать.
«Царапины» и «ступеньки»
В самом начале я сказал о святых, что и они переживали падения. Что это были за падения? Например, подвижник ХХ столетия иеросхимонах Ефрем Катунакский описывает такой случай. Как-то раз, как обычно на рассвете, он пошел служить Литургию, которую совершал каждый день, и… совершенно не ощутил на службе той благодати и той радости, которая приходила обычно. И причину этого он нашел в том, что накануне вечером к нему приходил духовный друг, они обсуждали какие-то события в жизни Церкви и при этом так или иначе говорили о тех людях, с которыми эти события были связаны. Сложно представить, что они их злословили и каким-то явным образом осуждали, – скорее всего, они просто говорили о делах, и при этом их сердца склонялись к осуждению, но отец Ефрем в результате этого ощутил, что он больше не может служить так, как он служил прежде. И он просил у Господа прощения, дал слово, что больше никогда так делать не будет, и, судя по всему, его сдержал.
Или, например, можно заглянуть в дневник святого праведного Иоанна Кронштадтского и увидеть, как он пишет о том, что стоит он на службе, на Литургии, рядом лежит его митра, а пономарь пришел и повесил кадило так, что дым из него валит на эту митру. В сердце отца Иоанна входит помысл о том, что митра закоптится и ее жалко, – и он переживает это как падение, потому что в этот момент на Литургии он думает не о Боге, не о совершающемся Таинстве, а о какой-то митре. Он начинает самого себя отчитывать и стыдить, примерно такими словами: «Несчастный старик, сколько у тебя этих митр? Ими же тут вообще всё заставить можно, а ты переживаешь?!» Или другой эпизод: он выходит из храма или выезжает уже из церковного двора и видит женщину, внешний вид которой вызывает у него чувство осуждения. И он тотчас же переживает такой душевный мрак, такую тоску, что молит Господа о прощении, и благодать возвращается.
Таковы были падения святых. В основном это некие движения сердца, которые были ведомы только им и Богу. У каждого человека падения будут свои – всё зависит от того, как он живет. Для кого-то это осуждение другого человека в разговоре – притом что было принято решение никаких осуждающих слов из уст своих не выпускать; для кого-то – срыв во время поста, когда человек наедается чего-то недозволенного; а для кого-то, может быть, пьяный дебош после долгого периода воздержания от алкоголя. Только важно понимать, что ввергает нас в состояние падения не сама по себе пища, не само по себе слово, а факт того, что мы уже можем какой-то грех не совершать, но мы его совершаем. Вообще есть в духовной жизни такой парадокс: суть не в том, что ты делаешь, а в том, на ступеньку вверх ты при этом становишься или на ступеньку вниз. Самое большое значение в нашей жизни имеет направление движения. Преподобный авва Дорофей говорит, что прежде чем начать восхождение по лествице, ведущей в Небо, нужно хотя бы просто перестать спускаться вниз. А для того чтобы перестать спускаться вниз, нужно обязательно карабкаться вверх – такая вот закономерность.
Почему люди, живущие по-язычески, в стремлении к удовольствиям, столь часто воспринимают падения и «карабкания» людей верующих как что-то несерьезное и считают, что ограничения христиане себе попросту выдумывают? Мне кажется, лучше всего на этот вопрос отвечает святитель Игнатий (Брянчанинов). Он говорит, что на поверхности стола, которая вся изуродована и исцарапана, новые повреждения уже просто не видны – так что нет, можно добавить, никакой видимой необходимости от них беречься и как-то особенно аккуратно обращаться с этим столом. Но если это полированная поверхность, за которой ухаживают, любая царапина на ней будет чрезвычайно заметна. Так же и человеку, живущему, с духовной точки зрения, в каком-то внутреннем аду, чему только не подвергающему свою душу, необходимость воздерживаться от осуждения в мыслях или от скоромной пищи может казаться несуразной, но для верующего человека, который уже видит поверхность своей души и может представить себе ее первозданный вид, всё это совершенно иначе.
«Принцип беговой дорожки»: почему вставать так трудно?
У людей очень разное устроение, и верующими падения переживаются тоже очень по-разному. Но неизменно самым трудным бывает после этих падений вставать. В каком-то смысле эта трудность более свойственна нашему времени, чем любому другому: общая расслабленность в христианской жизни влияет на всех, делает более немощным всё сообщество христиан. Если сравнивать нас с христианами древними, мы напоминаем, наверное, каких-то мутантов, которые и духовно, и физически поражены теми ядами, что буквально пропитали окружающий нас мир. Раньше люди больше, может быть, умирали от болезней, но не жаловались в течение всей жизни то на одно, то на другое, то на третье, как большинство из нас. А у нас как самочувствие нередко отвратительно, так и духовное состояние.
Примириться с жизнью в состоянии падения – это самое страшное и гибельное для христианина
Конечно же, этим пользуется враг рода человеческого. Видя, что у человека почти нет сил, он влагает в его сердце такую мысль: ты сейчас опять эти силы потратишь напрасно, потому что, сколько бы ты ни вставал, ты всё равно будешь падать. И человек порой примиряется с жизнью в состоянии падения – это, на самом деле, самое страшное и гибельное, что может с христианином случиться. Безусловно, большинство христиан не живет в крайних состояниях падений – в прелюбодеянии, в алкогольной зависимости, но довольно многие в конечном итоге разрешают себе совершать те грехи, в которых регулярно приносят покаяние на исповеди: осуждать, завидовать, раздражаться, помнить зло. И очень важно бывает не упустить в себе момент, когда мы рискуем с этим примириться и сжиться. Нужно гнать от себя мысль: «Это то, что будет преследовать меня до самой моей кончины!» Сколько бы ни преследовало, мы будем бороться и барахтаться; собственно говоря, Господь, наверное, в первую очередь оценивает не то, чего мы смогли достичь, а то, насколько мы боролись.
У преподобного старца Паисия есть такая мысль: допустим, ты не видишь никакого преуспеяния, но при этом ты ведь и не знаешь, кто тебе противостоит! Может быть, раньше тебе противостоял всего один какой-нибудь слабенький бес, а теперь – целое полчище демонов. То есть результат остался нулевым, но сила, с которой ты противостоишь, увеличилась, ты сам стал сильнее. Это принцип беговой дорожки: мы никуда с места не сдвигаемся, но нагрузка и скорость растет. Может быть, в нашем конкретном случае это и не так, но напоминать себе эту мысль в момент уныния бывает полезно.
А еще можно напоминать себе о том, что в чем нас Господь застанет, в том и будет судить, и если мы просто безвольно лежим на дне ямы, то сами у себя отнимаем надежду на то, что Господь застанет нас в подвиге, в движении вверх. Об этом замечательно говорит преподобный Исаак Сирин: он призывает христианина уподобиться страннику, который добирается попутным транспортом куда-то в далекие края. Путник скачет на лошади, лошадь падает – он идет пешком. Пристает к какому-то обозу, через какое-то время повозка, на которой он едет, уклоняется с дороги и переворачивается – он опять идет пешком дальше. Добирается до морского порта, садится на корабль, терпит кораблекрушение, доплывает на какой-то деревяшке до берега и ждет следующего корабля, чтобы снова плыть. И в конце преподобный говорит, что тот, кто поступает так, однажды вырвет знамя славы из рук исполинов и понесет его в своих руках. А преподобный Иоанн Лествичник пишет, что терпение человека, который каждый день падает и восстает, в конце концов почтит его Ангел-хранитель и даст ему силы не падать, но идти, восстав.
«Пройти по канату»: как не превратить падения в привычку?
Мы помним из Евангелия, что Господь говорит апостолу Петру: нужно прощать согрешения брата своего «до седмижды семидесяти раз» (Мф. 18: 22), то есть по сути столько раз, сколько есть в этом необходимость. Это означает, что и нас Господь готов прощать столько же – сколько мы искренне и без лукавства будем просить у Него прощения. У преподобного Никодима Святогорца есть такая мысль: если мы в чем-то пали, нужно остановиться, попросить прощения у Бога, восстать и начать свою жизнь как бы заново.
Нужно верить, что Господь прощает, но вместе с тем отчетливо ощущать, что мы можем упасть и погибнуть. Есть такой точный в этом отношении образ: человек, идущий по канату. Ни один канатоходец не может быть уверен, что он дойдет: даже если он падает очень редко, все равно такая вероятность есть. Но вместе с тем ни один канатоходец не встает на канат, уже предвкушая падение: нет, он дойдет, он должен дойти! Примерно с таким настроением и мы должны начинать, словно вставая на канат, каждый наш новый день.
Сокрушение сердечное, если оно искреннее, возжигает ревность продолжать борьбу
И еще один важный момент: когда человек лежит после падения, не двигаясь с места, происходит стремительное его расслабление, и если в этом состоянии замедлить, можно превратиться в человека духовно парализованного, которому, как евангельскому расслабленному, нужны четверо друзей, которые принесут его к дому, где находится Господь, разберут крышу этого дома и спустят вниз одр с больным (см.: Лк. 5: 17–26). Нужно уметь сказать себе: «Сейчас я еще могу с большим усилием встать и куда-то пойти, но еще немного такого лежания в яме – и меня, может быть, парализует совсем». Иногда спрашивают: «А как же тогда сокрушаться, оплакивать свой грех?» Оплакать грех необходимо, но это не мешает нам вставать – а если мешает, значит, мы что-то понимаем неправильно. Сокрушение сердечное, если оно искреннее, возжигает ревность продолжать борьбу – с нашей немощью, слабостью, изменчивостью и, конечно, с врагом нашего спасения.
И еще по поводу оплакивания… Практически каждый день священник встречает людей, которые о грехах плакать готовы, а вот меняться – не готовы совсем. И это опять же погибельный путь: в конце концов враг улучит момент и увлечет нас через эти слезы в окончательное уныние и отчаяние. Нужно понимать, что Господь ожидает от нас покаяния, но в еще большей степени Он ожидает от нас исправления. И порой бывает необходимо сначала отойти от края пропасти, выбраться из ситуации и только потом свой грех оплакать. Такие примеры можно встретить в патериках: подвижник, впавший в тяжкий грех, мог продолжать вести себя так, как будто ничего не произошло, потому что понимал: от отчаяния может сорваться окончательно. Спустя какое-то время он приходил в себя и тогда уже затворялся в келье и плакал о своем грехе.
Для современного человека, обремененного массой житейских забот, зачастую мало имеющего возможности для уединения, мне кажется более важным именно путь покаяния деятельного: о том, что мы исправляемся, должны свидетельствовать в первую очередь наши поступки. Так мы к тому же дезориентируем врага и заставляем его недоумевать: у нас же всегда после таких падений всё из рук валилось, что теперь не так? Вот и пусть враг недоумевает, а ангелы на Небесах – радуются!..
