8 июля 2018 года на 85-м году жизни скончался писатель, бывший председатель Союза писателей России, сопредседатель Всемирного Русского Народного Собора, православный общественный деятель, почетный член Патриаршего совета по культуре, автор сайта Православие.Ru Валерий Николаевич Ганичев. Предлагаем Вам беседу с писателем состоявшуюся в 2014 году, после награждения Валерия Николаевича Патриаршей литературной премией имени святых равноапостольных Кирилла и Мефодия «За значительный вклад в развитие русской литературы» – Валерий Николаевич, ваши жизнь и судьба уникальны, богаты событиями, свершениями, достижениями. Родились в Новгородской области, потом воспитывались в Сибири, становление проходили в Николаеве в Новороссии, окончили исторический факультет Киевского университета, переехали в Москву, где работали директором издательства «Молодая гвардия», главным редактором крупномасштабных по своим тиражам изданий – газеты «Комсомольская правда», журнала «Роман-газета». А с 1994 года и по сей день возглавляете Союз писателей России. В вашей жизни было много поисков и великих обретений. Но главным, я думаю, явилось обретение веры. Расскажите, пожалуйста, как это произошло. Как вы, в прошлом комсомольский деятель государственного уровня, стали православным? – Путь к вере в Христа сложился у меня не так просто, как у многих людей, которых с детства родители воспитывали в православных традициях. Таким человеком была моя ныне покойная супруга Светлана Федоровна, вот ее с пяти лет уже водили в церковь, приучали к молитвам, исповеди, причастию. Отца ее в Николаеве репрессировали, угнали в лагеря, но мама, будучи верующей, прививала троим своим детям любовь к людям и стране, уважение даже к главенствующей идеологии социализма. Светлана одновременно и ходила в храмы, и была активной пионеркой. Учительница ей однажды сказала: «Я знаю, что ты ходишь в церковь, но ты при этом красный галстук хотя бы снимай». – А ваши родители? – Мои родители тоже были крещеные люди. Отец Николай Васильевич родом из Рыбинска; те места затопили, и появилось Рыбинское водохранилище, которое также называют Рыбинским морем, и на вопросы, откуда родом мой отец, я отвечаю: «Он родился на дне моря». До войны семья держала трех коров, отца даже собирались раскулачивать, но он спасся шуткой: «Я у этих трех коров четвертый, потому что сам работаю, как вол». Потом он работал машинистом на Николаевской железной дороге, впоследствии Октябрьской. Его приняли в партию. Я родился в 1933 году на лесопилке в Пестово, где отец находился уже на партийной работе. Пестово сейчас относится к Новгородской области, а тогда Новгородская область входила в Ленинградскую. Затем отца направили на работу в Сибирь, и там мы изрядно поколесили, переезжая с места на место. Моя мама Анфиса Сергеевна во время Гражданской войны, оставшись сиротой, находилась в вологодском детском доме и часто бывала в гостях у священника Фаворского. Он прививал ей азы Православия. Но мой путь к Церкви был самостоятельным. Впервые я стал задумываться о христианской вере, когда учился в Киевском университете. Храмы, иконы, церковная утварь и облачения – всё это такое величественное, великолепное, возвышающее человека. Можно сказать, я приходил к вере сначала умом, а уже потом постигал Православие сердцем. Сначала как историк, затем как писатель я всё четче осознавал, что наша культура остается в православном поле… – Никуда из него не выпала, несмотря на многие годы внушаемого и насаждаемого атеизма. – Совершенно верно. Изучая классическую русскую литературу, я осознал, что русский писатель не может не быть православным. – Иначе он не русский.

Георгий Федотов, узнав о многомиллионных изданиях в СССР русских классиков, сказал: «Всё, Россия спасена!»

– Да, даже в своих заблуждениях, как Лев Николаевич Толстой, он всё равно не выпадает из религиозного поля. И представители советской литературы тоже. Необязательно было Шолохову в своих романах показывать церкви, молитвы, священников, исполнение таинств. Его герои вольно или невольно проходят через все христианские ценности, не отвергая их, а принимая. Советская власть, безбожная, в тридцатые годы начинает миллионниками издавать русскую классику, несущую в себе зерно Православия. И неграмотная страна становится грамотной, изучая грамоту по русской литературе, а не по американским комиксам, не по детективным романам, не по ужастикам. И эти миллионники были баснословно дешевыми, они приходили во все библиотеки, во все семьи. Один из столпов русской эмиграции Георгий Петрович Федотов, узнав в 1938 году об этих многомиллионных изданиях Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Чехова, Достоевского и других, сказал: «Всё, Россия спасена!» – Валерий Николаевич, уже с 60-х годов прошлого века определились ваши православно-патриотические взгляды, еще когда вы работали в журнале и издательстве «Молодая гвардия». Какие люди окружали вас тогда, стали вашими единомышленниками? – Прежде всего, это Анатолий Васильевич Никонов, возглавлявший журнал «Молодая гвардия», ставший центром духовного патриотического возрождения после пагубной во многих отношениях эпохи Хрущева. Пагубной в смысле идеологии и культуры. Впервые в советское время в «Молодой гвардии», а затем в 1970-е годы в журнале «Наш современник» стали в открытой печати оформляться идеи национального самосознания. Главные партийные идеологи того времени – Суслов, Зимянин, Яковлев, Севрук – не могли с этим долго мириться. Никонов был с треском уволен с должности, начали громить всех, кто боролся за возрождение русской славы, памятников истории, храмов. Но я благодарен судьбе, что она свела меня с такими людьми, как Никонов, Солоухин, Глазунов, Курочкин, Селиверстов. Они еще больше укрепили меня в моем движении к Православию. – Вы как раз тогда попали в закат хрущевских гонений на Церковь. – Да. И когда Хрущева сняли, была наша оттепель, русская, продолжавшаяся несколько лет, до тех пор, пока сусловская идеологическая машина не начала на нас наступление. Так вот, во время этой русской оттепели я подготовил письмо «Берегите святыню нашу», оно было опубликовано в «Молодой гвардии» и подписано тремя гигантами нашей культуры – Павлом Кориным, Сергеем Коненковым и Леонидом Леоновым. Это письмо стало своеобразной программой соединения героического прошлого России с тогдашней жизнью молодого поколения. Помню, как Леонид Леонов, редактируя письмо, вычеркнул слова «Наша славная советская молодежь» и проворчал: «В годы войны была славная, а сейчас пусть докажет!» Это был 1965 год, только что Хрущева сняли, и самое время было сделать рывок в деле восстановления исторической памяти нашего народа. Хрущев – страшно вспоминать! – запретил праздновать День Победы. И вот, в 1965-м празднование 9 мая восстановлено, и под это дело мы выпускаем это письмо. В нем мы обращались к нашей интеллигенции с воззванием воскресить русские святыни. Включая православные храмы. Это письмо перепечатывалось людьми, распространялось в виде листовок. Сотни тысяч экземпляров разбежались по стране. Были расклеены в клубах, библиотеках. – Это письмо, насколько я понимаю, дало повод и возможность для создания Общества охраны памятников истории и культуры России. Его возглавили писатель Леонид Леонов, композитор Георгий Свиридов, художники Илья Глазунов и Павел Корин, директор Эрмитажа Борис Пиотровский, историк Борис Рыбаков и другие. В то время в Китае шла «культурная» революция, возникла угроза войны с этим недавно дружественным государством. Возможно, как Сталин во время Великой Отечественной войны осознал необходимость воскрешения исторической памяти народа, так и тогдашнее руководство пошло на «русскую оттепель», дабы было на что опираться, разразись новая страшная война. – Да, Александр Юрьевич, вы правы. Китайская угроза здесь тоже поспособствовала. – И к Церкви тогда резко изменилось отношение в лучшую сторону. Тоже как при Сталине в 1943 году. Валерий Николаевич, а вы уже тогда стали посещать храмы?

На пленуме ЦК партии Юрий Гагарин выступил с предложением восстановить храм Христа Спасителя.

– Да. И, опять-таки, не без участия моей жены. Светлана очень радовалась новому кругу моих друзей, большинство из которых были православными и воцерковленными. Видела, что благодаря знакомству с ними и я всё больше подготавливаюсь к воцерковлению, к пониманию того, что есть воля Божия и она превыше всего. Мы были хорошо знакомы с Юрием Алексеевичем Гагариным, и я видел в нем то же движение к вере. На пленуме ЦК партии, посвященном воспитанию молодежи, он выступил с предложением восстановить храм Христа Спасителя как памятник войне 1812 года. – Его друг Валентин Петров тогда получил выговор по партийной линии за то, что «ввел Гагарина в Православие». А Петров потом вспоминал, что Юрия Алексеевича и не надо было вводить, он сам был втайне православным, и нередко можно было слышать, как он тихонько произносит «Отче наш». – А когда он выступил с предложением восстановить храм Христа Спасителя, помню, ко мне подошел инструктор ЦК партии и спросил: «Вы не знаете, Гагарин согласовал свое предложение наверху?», и я сразу ответил: «На самом верху!» А скульптор Коненков как-то раз сказал: «Гагарина нельзя было не пустить в космос. Он – небожитель». Помнится, в 1967 году в Вешенской в гостях у Шолохова Юрий Алексеевич вместе со всеми Дон переплывал, а ведь там в середине реки течение сильнейшее. И в Вешенской он, выступая перед казаками, смело говорил о поруганной былой славе России, которую надо восстанавливать. – Недаром есть такая легенда, что, когда Хрущев спросил его, видел ли он в космосе Бога, Гагарин сказал: «Нет, Бога я не видел», а когда довольный Хрущев отошел, Юрий Алексеевич тихо добавил: «Зато Бог меня видел». Валерий Николаевич, вот у меня не так давно возникла такая мысль, что советскому человеку в чем-то было легче прийти к вере, чем дореволюционному. Потому что советская идеология воспитывала не только большевиков-ленинцев, но и патриотов своей Родины. Посмотрите, сколько было гражданственных сильных песен. До революции таких не было. Были хорошие военные марши и множество лирических песен, чаще всего печальных. А вот таких могучих жизнеутверждающих песен, воспевающих труд и подвиги во имя Родины, можно припомнить мало. «Здравствуй, страна героев, страна мечтателей, страна ученых!» – тогда не пели. – Хорошая мысль! Очень хорошая мысль! – В обществе в XIX веке не наблюдалось массового энтузиазма. Не будем говорить, в какой мере при советской власти это воспитывалось, а в какой насаждалось, все-таки, я думаю, что в большей мере воспитывалось. Самой эпохой грандиозного строительства. А патриотизм, который приводит к желанию отдать всего себя ради общего дела и общего счастья, воспитывает в человеке христианское «положи жизнь свою за други своя». И литература советская, на мой взгляд, внутри себя несла больший христианский заряд, чем литература XIX века. – Совершенно верно, Александр Юрьевич. И те, кто добровольно рвался на стройки социализма, ехали в разные концы СССР с чистым сердцем, с чистыми помыслами. Не за длинным рублем. Это уже пришло позже, лет за десять до появления Горбачева. А те, кто сумел сохранить чистые сердца и помыслы, те в 1990-е годы оказались на обочине жизни. И пришли к Церкви. И, опять-таки, с чистыми сердцами и чистыми помыслами. – А каково, на ваш взгляд, нынешнее состояние нашего общества, насколько в нем выросло чувство патриотизма? – Стремительно растет! Вспомните, как на праздник Кирилла и Мефодия во всех городах на площадях люди пели настоящие русские патриотические песни. Давно мы не слышали, чтобы массово исполнялась «Широка страна моя родная». А теперь услышали. У меня слезы стояли в глазах. Это – Крым! Вот как Крым вернули России, так и русскую песню вернули. Любовь к Родине в народе всё сильнее. – Мы чувствуем сплоченность, несмотря ни на какие Болотные площади и новые майданы. – Дай Бог, чтобы это продолжалось. – Нам бы еще Союз писателей снова присоединить к России, а то его всё пытаются и пытаются закрыть. – А пытаются те, кто ходил на Болотную. Все эти Быковы, Улицкие и прочие. Люди, которые индивидуализм противопоставляют коллективизму. – А ведь Православие-то как раз религия коллективизма, а не индивидуализма. – Безусловно. – Валерий Николаевич, скажите, а когда вы впервые надели нательный крест? – В 1987 году. – Шла подготовка к 1000-летию Крещения Руси. – Совершенно верно. – А ведь я тоже в 1987-м. Получается, мы в один год с вами стали носить кресты. Хотя крестили меня в младенчестве, в 1959-м. А вас? – Тогда же, в 1987 году, я и принял таинство святого крещения. Будучи членом КПСС, парторгом. А за четыре года до этого в 1983 году у меня была памятная и в значительной мере переломная встреча. Я тогда был главным редактором «Роман-газеты», и ко мне в гости приехал знаменитый владыка Василий (Родзянко), епископ Сан-Францисский, представитель Русской Зарубежной Церкви. – Который во многом способствовал изменению отношения зарубежников к Московскому Патриархату.

Владыка Василий (Родзянко) стал читать молитвы – и словно какая-то преграда рухнула: я стал вместе с ним молиться

– Совершенно верно. Так вот, он решил побывать у меня в гостях. Увидев его, наша консьержка Рахиль Иосифовна сказала: «Валерий Николаевич! К вам приехал либо какой-то патриарх, либо сам Господь Бог!» В то время я еще стеснялся открыто молиться. Молитвы знал, но что-то внутри преграждало путь молитвенного общения с Богом. Мне даже дочка моя Марина говорила: «Папа, молись, пожалуйста!» И вот когда владыка Василий в моем доме стал читать молитвы, то и во мне эта преграда рухнула, я стал вместе с ним произносить слова молитв. Потом мы с владыкой Василием ездили вместе по святым местам России, он видел возрождение Православия и, действительно, много способствовал тому, что в итоге было восстановлено каноническое общение Зарубежной Церкви с Московской Патриархией. Помню, однажды он вспоминал, как его родители в 1918 году говорили о необходимости эмигрировать. Ему тогда три года было. Они говорили: «Ну это же ненадолго!» Рассказывая мне об этом, он погладил свою длинную седую бороду и сказал: «Вот это “ненадолго” выросло до такой бороды!» Я тогда особенно осознал, какой трагедией стало для сотен тысяч русских людей бегство из своей родной страны. Сейчас эта трагедия повторяется на Украине. И многие, как тогда, говорят: «Это ненадолго». И неизвестно, как всё обернется. Не дай Бог, чтобы как тогда, надолго! – Вам, Валерий Николаевич, как человеку, у которого многое связано с Украиной, это особенно горько видеть. – Да, это страшная печаль! – Скажите, Валерий Николаевич, а когда вы впервые исповедовались, причастились? – Тогда же, когда и крестился, в 1987 году. С тех пор постоянно исповедуюсь и причащаюсь. Первая исповедь была подобна экзекуции. – Священник был очень строгим? – Нет. Я был очень строгим по отношению к самому себе. – Валерий Николаевич, вы являетесь инициатором церковного прославления святого праведного воина Феодора Ушакова. Благодаря вашим стараниям и книгам он был причислен к лику святых Русской Православной Церкви. Вы были в числе приближенных незабвенного Патриарха Алекcия II, вместе с ним создавали Всемирный Русский Народный Собор, сразу же стали его сопредседателем в этом мощном общественном движении. Расскажите, пожалуйста, как вы познакомились с Патриархом Алексием, как подружились? – Нельзя сказать, что я был в числе его приближенных. Скорее так: я был из тех, кто постоянно пользовался его благосклонностью, вниманием и добросердечным отношением. Первая наша встреча состоялась вскоре после моего крещения, в Новгороде, в 1988 году. Там проходил Праздник славянской письменности и культуры. Третий по счету после Мурманска и Вологды в 1986 и 1987 годах. Государство к тому времени ослабило свои вожжи, и этот праздник проводился на широкую ногу. Огромный букет подлинных деятелей русской культуры и науки. Большое количество деятелей Церкви во главе с тогда еще митрополитом Ленинградским и Новгородским Алексием. Я впервые услышал его проповедь и застыл в полнейшем оцепенении. От его логики, красоты слога, плавного звучания речи. Тогда мы и познакомились. Там был один удивительный случай, когда мы шли по мосту через Волхов и мост стал шататься. Кто-то закричал: «Остановитесь! Идите не в ногу!» Потому что получался резонанс и мост мог рухнуть. А мы вдруг осознали, как это знаменательно, что впервые идем все в ногу – партийные руководители области, министр культуры советского правительства, прочие советские чиновники и деятели Церкви, русской культуры и науки, идеологи коммунизма и борцы за православное возрождение! – И всем тогда казалось, что «радость будет», что впереди – всеобщее единение русского народа, крушение всех трагических разногласий… – И стайка пионеров выбежала навстречу, стала повязывать всем пионерские галстуки. Митрополиты Алексий и Питирим не только не отшатнулись, но покорно наклонили главы свои и позволили им тоже повязать алые галстуки. – Смотрите, как в нашем с вами разговоре получилась перекличка пионерского галстука, в котором Светлана Федоровна ходила в церковь, с пионерским галстуком на шее у митрополитов! – А в 1989 году я познакомился с нынешним Патриархом Кириллом, когда были праздники славянской письменности и культуры в Смоленске, где он возглавлял тогда кафедру. Я шел рядом с ним в крестном ходе, который двигался по всему городу вдоль крепостной стены, по главным площадям. В 1993 году мы вместе с Патриархом Алексием II и нынешним Патриархом Кириллом создали Всемирный Русский Народный Собор. Первое крупное национальное общественное движение в России. Уже после того, как во всех бывших республиках Советского Союза давно действовали свои национальные общественные движения.

Первый Русский Народный Собор состоялся в мае 1993 года. И либеральная пресса сразу завопила: «Шовинисты! Красно-коричневые!»

Первый Собор состоялся в мае 1993 года в Свято-Даниловом монастыре. Впервые прозвучали слова о разделенной нации, о русской национальной идее, о русском самосознании и культуре. Вся либеральная пресса сразу завопила: «Шовинисты! Красно-коричневые! Враги демократии!» Но к тому времени, благодаря мощной деятельности Святейшего Патриарха Алексия II, авторитет Церкви поднялся на большую высоту, и это помешало либералам принять меры, чтобы Собор запретили. И с каждым годом он стал набирать и набирать обороты. Власть не препятствовала Собору, но и не участвовала в нем. – Ельцин ни разу не присутствовал. – Ни разу! – Руководитель России игнорировал Русский Народный Собор! – Да. При том что начиная с Третьего Собора в него стали входить все политические партии России. Только когда пришел к власти В.В. Путин, участники Собора увидели на своих заседаниях главу государства Российского. Владимир Владимирович проявил совершенно иное отношение к главному национальному общественному движению. Главой Собора был Патриарх Алексий II, а мы с владыкой Кириллом – заместителями Главы и сопредседателями. Встречались мы обычно в резиденции в Чистом переулке. Патриарх очень внимательно следил за всеми и политическими, и литературными событиями. Всё, что я ему приносил и советовал почитать, он читал, а потом делился своими мнениями. – А был ли у него дар прозорливости?

Я готовился к операции и пришел получить благословение у Святейшего. Он посмотрел на меня и говорит: «Не спешите».

– Расскажу такой случай. Мне должны были делать операцию на сердце. Я уже готовился ложиться «под нож» и пришел получить благословение у Святейшего. А он посмотрел на меня и говорит: «Не спешите». Я послушался. Проходит некоторое время, меня обследует сам Евгений Иванович Чазов и говорит: «У вас всё в порядке, и не нужна никакая операция». Потом я рассказал это Святейшему и говорю: «У вас дар ясновидения?» А он мне: «Отнюдь нет. Просто мне тоже однажды должны были делать операцию на сердце. Дело было за границей, надо подписать контракт на операцию. В контракте 100 пунктов. Я читаю 99-й пункт: “Летальный исход возможен”. Думаю: “А не лучше ли умереть своей смертью?” И отказался от операции. Прошло время, меня обследовали и сказали, что операцию можно не делать. Всё как у вас». – А как часто вы обращались к нему с просьбами? – Очень редко. Только в самых необходимых случаях, связанных с работой Собора. Я боялся лишний раз просить о чем-то, боялся нарушить ту доверительную связь, которая сохранялась между нами. – Он помогал вам в деле продвижения канонизации адмирала Ушакова? – В равной мере и он, и нынешний Святейший Патриарх Кирилл. А когда были собраны все материалы к канонизации, Патриарх Алексий прочитал их внимательнейшим образом и признался, что теперь, когда он увидел жизнь и праведные деяния Федора Федоровича Ушакова в таком сконцентрированном виде, у него не осталось никаких сомнений в том, что его необходимо причислить к лику святых. Он сказал: «Если наш флот получит столь могучего небесного покровителя, ему будут не страшны ни враги, ни невзгоды». Адмирал Ушаков явился трижды. В свое собственное время, в годы Великой Отечественной войны, когда его образ вдохновлял моряков, и сейчас, в годы раздела России на куски, когда у нас пытаются забрать Балтику и Черное море. Пять лет шло рассмотрение, прежде чем в 2001 году адмирал, не проигравший ни одного сражения, окончивший дни свои как монах, был прославлен в сонме святых Русской Православной Церкви. – Что стало одним из главных дел вашей жизни. – Да, тот день стал одним из самых счастливых для меня. Но я понимаю, что здесь не только моя заслуга, в этом и заслуга священноначалия, и молитва в монастырях, особенно в Санаксарском, где сильнее, чем где-либо, чаяли этой канонизации. – А когда началась глава вашей жизни под названием «Ушаков»?

Адмирал Ушаков не просто возглавлял некие походы, но вел православную освободительную войну. И всегда поступал как воин-христианин.

– Пожалуй, когда я в 1956 году приехал в Николаев и там увидел бюст Ушакова. Почему-то он по-особенному подействовал на меня. Хотя об Ушакове я много знал и до этого. Вышла на экраны знаменитая кинодилогия Михаила Ромма «Адмирал Ушаков» и «Корабли штурмуют бастионы» с Иваном Переверзевым в главной роли. Потом я стал собирать материалы для книги о нем, понял, что он не только великий флотоводец – 43 победные кампании и ни одного поражения, – но и тонкий политик, создавший первое свободное от турок греческое государство Ионических островов. Он взял Неаполь, взял Рим, освободив их от войск Наполеона. Затем я увидел: главная его черта в том, что он не просто возглавлял некие крестовые походы, но вел православную освободительную войну. И всегда поступал как воин-христианин, не проливал понапрасну кровь. Ни своих подопечных, ни врагов, если они попадали к нему в плен. И, наконец, я увидел его как святого, окончившего свои дни в монастыре. – Валерий Николаевич, расскажите о том, как вы восприняли кончину Святейшего Патриарха Алексия II. – В тот день в зале Церковных собраний храма Христа Спасителя собрался пленум Союза писателей России, посвященный 50-летию образования Союза писателей России. Святейший трепетно относился к нашему писательскому сообществу. Когда власти намеревались отобрать у нас здание, он заступился, сделав упор на то, что Союз писателей России является соучредителем Всемирного Русского Народного Собора. И здание тогда не отобрали. А первым человеком, которого отпевали в возрожденном храме Христа Спасителя, стал писатель – Владимир Алексеевич Солоухин. – Которого Святейший очень любил читать. – Да, он рассказывал мне, как в 1960-е и 1970-е годы гонялся за книгами Солоухина. Так вот… К заседанию, посвященному 50-летию Союза, Патриарх Алексий II написал приветственную речь, которую в случае, если он сам не сможет приехать, должен был прочесть владыка Кирилл. Я стал выступать, и вдруг владыке Кириллу о чем-то сообщили, он побледнел, сказал мне, что речь Патриарха зачитает архиепископ Верейский Евгений, и спешно покинул собрание. Владыка Евгений зачитал приветствие, после чего ему принесли телефонную трубку, он послушал и объявил: «Умер Патриарх!» В зале наступила гробовая тишина, потом раздались рыдания. Митрополит Иоанн Белгородский предложил спеть «Вечную память»… В тот же день я слег, меня положили в больницу. Такую потерю невозможно было перенести. Месяц провел на больничной койке… Ну, а после кончины Патриарха Алексия заботу о нашем Союзе писателей России взял на себя новый Патриарх – Кирилл. – И тому свидетельство то, что в 2014 году лауреатом Патриаршей премии стали вы, председатель главного писательского объединения страны. Как говорится, «награда наконец нашла героя»!

С Валерием Ганичевым беседовал Александр Сегень

Православие.ru