Апостол Иоанн. Любимый ученик и богослов. Неудивительно, что главные непреходящие темы сегодняшнего дня – Любовь и Богословие.
Понятно, что и у того, и другого есть мера. Понятно, что люди всегда любили и там, где у них была вера в сверхъестественное, – всегда богословствовали. Но христианство внесло в переживание этих вечных категорий особую высоту.
За две тысячи лет церковной жизни вершины того, и другого сделались хорошо известны:
- любовь, как жертвоприношение («Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего…»), в его высшем проявлении самопожертвовании («Никто не забирает Мою жизнь, Я Сам отдаю ее…»);
- и богословие, как тип человеческой речи, которую через человека произносит сам Бог («Как говорят совершенные»? – Не знаю. Вы мне скажите. – Они от себя ничего не говорят, а только то, что скажет им Бог» (преп. Силуан Афонский)).
Обычно это наши визитные карточки. Но проблема заключается в том, что эти «вершины» не совсем наши… Мы так привыкли к тому, что все это настолько близко, – протяни руку и тут же коснешься – что совсем забыли, что данная мера для большинства из нас явно не своя. Воодушевленно рассказывая о христианском жертвенном или богословском величии, мы ведь догадываемся, что это не про нас. Или уже нет? (Смешно ведь на «уютном» амвоне вообразить себя Авраамом на горе Мориа или Григорием Нисским, рассказывая о его богословских талантах).
Источник: LiveInternet
Но к чему этот разговор? Он об уже упомянутой теме меры.
Шопенгауэр утверждал, что «собаки для него милее людей», герои Сартра называли «адом своих ближних», в то время как для Серафима Саровского каждый человек был «радостью». Согласитесь, что между двумя этими полюсами лежит огромная дистанция и ее нужно чем-то заполнить. Чем же?
Один обыватель как-то признался, что он встает, трудится и засыпает только ради пяти человек… Его честность, на мой взгляд, должна вдохновлять и исправлять многих из нас, но особенно тех, кто очень профессионально твердит о вселенской любви, не любя при этом никого… Мне кажется, лучше смиренно вернуться к тому, что по слову Спасителя «творят и язычники» с тем, чтобы осознать, насколько в действительности я далек от совершенства (и затем поступательно к нему все-таки двинуться), нежели погрязнуть в риторической демонстрации чужого жертвенного величия, к которому сам я не имею и малейшего отношения…
В общем-то, то же самое можно сказать и о богословии.
Майстер Экхарт, средневековый западный мистик как-то вышел на проповедь со словами: «Братья, давайте любить друг друга… Если мы не можем, давайте молиться, чтобы любить друг друга… Если мы не можем и этого, давайте молиться о том, чтобы молиться, чтобы любить друг друга».
И это очень мудро: богословствовать, отталкиваясь от своего личного духовного уровня и от уровня своих слушателей, богословствовать в меру жизни, а жить, постепенно проникаясь все большей и большей мерой давно состоявшегося чужого богословия.
Источник: AfMedia
В противном случае уже не философия, а именно богословие может стать «служанкой» наших сомнительных проектов и высказываний. В доказательство приведу лишь три небольших примера.
Вспомним Иосифа Волоцкого, который ведь богословствовал, когда формулировал и предлагал Ивану III свои, мягко скажем, странные монархические и антропологические идеи: «Царь только по естеству человек, властью же своею подобен Богу…».
Богословствовал и митрополит Платон (Лёвшин), когда встречая в Троицко-Сергиевой Лавре императрицу, произнес: «И откуду мне сие, да прииде Мати Господа моего ко мне…».
Но и это не предел. Уже в ХХ веке всем нам известный «советский» иерарх, не понаслышке знавший об ужасах коммунистических репрессий, тем не менее, явно богословствуя, публично назвал Сталина: «величайшим из людей, которых когда либо рождала наша страна, соединившем в своём лице все качества русских богатырей и великих полководцев прошлого; он (Сталин) воплощение всего лучшего и светлого, что составляет священное духовное наследство русского народа… В нём неразрывно сочетались в единый образ пламенная любовь к Родине и народу, глубочайшая мудрость, сила мужественного, непоколебимого духа и отеческое сердце»…
От такого «богословия» только и остается, что тяжело охнуть или припомнить знаменитую иронию одного польского литератора: «На похоронах Чингисхана кто-то сказал: “Это был чуткий и отзывчивый человек»…
Источник: Artnow
Можно конечно спросить: а что же всем этим людям, да и нам в подобных ситуациях стоило и стоит делать? Первым — не забывать, что только Церкви предложено и дано быть «Царством не от века сего». Вторым — не очень-то себя рекламировать, самопиариться, подыскивая эффектные, но, по сути, кощунственные риторические приемы. А третьим — просто не лгать…
Мне кажется, когда исторические обстоятельства складываются так, что настоящая правда не будет услышана, удобнее молчание: «Христос же ответа не даде ему…». И это может быть лучшим для своего времени богословием. Тоже касается и любви.
При этом вершины совершенства никто не отменяет, но до них не добраться, минуя самые первые ступени. Ведь, согласитесь, Иоанн Богослов стал тем, кем его знает Церковь все же не сразу…
Проповедь преподавателя Санкт-Петербургской православной духовной академии протоиерея Евгения Горячева, произнесенная за Божественной литургией в храме святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова в день престольного праздника 9 октября 2014 года.
