Доклад доцента Санкт-Петербургской православной духовной академии архимандрита Августина (Никитина) на Научно-церковной конференции «200-летие Казанского собора», г. Санкт-Петербург, сентябрь 2011 г.
Из содержания архивных документов следует, что уже вскоре после основания Санкт-Петербурга на Петербургской стороне стояла небольшая часовня с иконой Божией Матери Казанской, привезенной в 1710 году по приказанию Петра I из Москвы.
Когда Петр I решил открыть России выход к Балтийскому морю и начал борьбу со Швецией, он взял эту икону «в путеводительницу своему воинству и в день брани на шведов в щит и покров и, победив до конца врага помощию Богоматери, основал на реке Неве новую столицу русского царства. А святую икону Божией Матери, как ограждение и освящение новой столицы, в сердце города поставил»[1]. Еще в 1682 году святитель Митрофан Воронежский пророчествовал юному Петру: «Ты воздвигнешь великий город в честь апостола Петра. Это будет новая столица, благословляю тебя на это. Казанская икона будет покровом для города и всего народа твоего. До тех пор, пока икона Казанская будет в столице и перед нею будут православные, в город не вступит вражеская нога».[2]
В 1733 году на Невском проспекте была заложена новая церковь, и после ее освящения, 3 июля 1737 г. в нее, из часовни, перенесли чудотворную икону.[3] Церковь Рождества Богородицы обыкновенно называли по имени перенесенной в нее иконы Казанским собором.[4]
Елизаветинская эпоха (1741-1761)
Иностранные дипломаты внимательно следили за политическими событиями, связанными с Россией, и нередко Казанский собор оказывался в центре их внимания. Так было и в 1743 году, когда Россия заключила в г. Або мирный договор со Швецией. (Опираясь на поддержку Франции и Англии, Швеция пыталась добиться пересмотра Ништадтского договора 1721 года. Русско-шведская война, начавшаяся в 1741 году, не принесла успеха Швеции; в 1743 году был заключен Абоский мирный договор, по условиям которого границы России и Финляндии продвинулись за Выборг на 60 верст).
Тогдашним английским полномочным министром при русском Дворе был баронет Кирилл (Cyril) Вейч (с 1742 по 1744 гг.). В своем донесении из Петербурга на имя графа Гренвилла Джона Картерета, статс-секретаря короля Георга П, Вейч сообщал: «В воскресенье, 3 июля, в 7 часов утра великая новость объявлена была пушечной пальбой вокруг дворца. В десять часов Ее Императорское Величество (Елизавета — а. А.), в сопровождении великого князя, торжественно прибыла в Казанский собор к обедне, после которой отслужено было благодарственное молебствие, раздалось три пушечных залпа у дворца и у Адмиралтейства, а три гвардейских полка, выстроенные перед церковью, стреляли беглым огнем»[5].
В том же 1743 году, 30 августа (день памяти св. князя Александра Невского), из Казанского собора в Александро-Невский монастырь направился торжественный крестный ход, при участии императрицы и кавалеров ордена, учрежденного в честь почитаемого святого. Тогда же было решено ежегодно устраивать торжественную процессию в честь благоверного князя Александра Невского, и Елизавета Петровна запросила мнение Св. Синода: «первое, — о пристойности того дела, другое — каким порядком оной церемонии быть, дабы Ее императорское Величество по тому могли оное узаконить»[6].
Св. Синод благосклонно отнесся к запросу императрицы. В синодальном докладе отмечалось, что намерение это — об установлении в Санкт-Петербурге крестного хода, — «Восточному благочестию весьма сему пристойное». Что же касается практической стороны дела, то «крестоходной церемонии надлежит быть так, как в Москве бывает». А в Москве давно бытовала устойчивая традиция: в день крестного хода «при соборной церкви, откуда ходу быть, благовестие бывает на первом часу дня, и благовестят во все колокола с переменою время немалое», чтобы дать собраться духовенству из разных приходов. И, когда соберется оно и «архиерей прибудет, тогда благовестие начнется в один большой колокол и потом, по начатии в соборной церкви надлежащего к тому ходу молебствия, во-первых, несут хоругви, а за ними следуют диаконы, а потом священники и протопопы со святыми иконы и кресты, предносимым свещам, а затем следуют игумены, архимандриты, а потом архиерей», а за ними «светские знатные персоны»[7].
Заручившись благословением Св. Синода, Елизавета Петровна вскоре издала указ о ежегодном совершении крестного хода 30 августа (ст. ст.): «Каким образом минувшего августа 30 дня на праздник перенесения мощей святого благоверного князя Александра Невского, по всемилостивейшему Ея Императорского Величества соизволению, крестное хождение в Невский монастырь из церкви Казанския Пресвятыя Богородицы и отправлено… А сего сентября 7 дня… повелено в предбудущие годы оное крестное хождение отправлять на тот день, как отправлено того прошедшего 30 августа, во всем непременно»[8]. (Это церковное шествие стало в Санкт-Петербурге главнейшим и было запрещено большевиками в конце 1920-х гг.)
Эпоха Екатерины II (1762-1796)
Нередко в Казанском соборе праздновались различные события: заключение мира, победы над неприятелем и тому подобное. «Официальные праздники, как дни рождения членов императорской фамилии, дни событий, праздники орденов, почитаются как религиозные»[9], — отмечал один из рыцарей Мальтийского ордена, посетивший Петербург в период правления Павла I. Впрочем, традиция эта уже вполне сложилась намного ранее, во времена Екатерины.
Во время русско-турецкой войны (1787-1791) под сводами Казанского собора нередко совершались молебны во славу русских воинов. В записках статс-секретаря Екатерины II-й А.В. Храповицкого (1749-1801) сообщается о тех баталиях, в которых турки терпели поражение. В записи от 16 октября 1787 г. читаем: «С удовольствием сказывали, что с 30-го сентября на 1-е октября отбиты турки от Кинбурна; Суворов два раза ранен и не хотел перевязываться до конца дела; похвалена храбрость его. Турок побито больше 4000. 17 октября. При Дворе и в Казанской (церкви) был благодарный молебен и читали реляцию»[10].
Летопись побед русского оружия продолжает полковник Михаил Гарновский. В своем сообщении от 13 августа 1789 года он писал: «Шестого числа сего месяца получено известие о разбитии турок под Фокшанами… 9 числа поутру Двор переселился сюда, и того же дня было в Казанской церкве за помянутую победу благодарственное молебствие в присутствии Государыни и Их Императорских Высочеств, нарочно для сего приезжавших из Гатчины, куда они к вечеру опять возвратиться изволили»[11].
Русско-турецкая война шла к концу, и очередная победа русской армии была отпразднована в Казанском соборе. 11 июля 1791 г. А.В. Храповицкий записал в своем дневнике: «(прибыл) курьер: князь Репнин 28 июня разбил в 80 тыс. (войск) визиря при Мачине, взял лагерь и 40 пушек. Еще курьер привез ключи Анапы и сообщил, что 26 июня турки оставили Суджук-кале. 13 июля. Ездили для молебствия в Казанскую церковь»[12].
Закладка нового собора (1801). Эпоха императора Александра I (1801-1825)
В ноябре 1800 года император Павел I повелел воздвигнуть вместо церкви Рождества Богородицы великолепный соборный храм во имя Казанской иконы Божией Матери. Наполеоновское нашествие прервало работы по украшению Казанского собора.
Почти сразу после создания Казанский собор превратился в памятник славы русского оружия. Под сводами Казанского собора в 1813 году был похоронен фельдмаршал М.И. Кутузов — главнокомандующий русской армией, разгромившей наполеоновские войска. Место его погребения было избрано не случайно, ибо, как справедливо пишет Жермена де Сталь, «перед отъездом в действующую армию генерал Кутузов поехал помолиться в Казанский собор, и весь народ, который следовал за ним, кричал ему, чтобы он спас Россию. Какая минута для смертного! Его возраст не позволял ему надеяться пережить трудности кампании, но есть моменты, когда человек должен умереть, чтобы дать успокоение душе»[13].
После молебна протоиерей подал Кутузову медальон с изображением Казанской иконы Божией Матери. Она сопровождала фельдмаршала в течение всей Отечественной войны. Тогда же Кутузов дал обет, что «первая добыча, отнятая у врага, будет украшением сего храма».
Как бы ни относиться к стихотворчеству графомана графа Хвостова, но его строки, посвященные Казанскому собору (1811 г.), оказались пророческими:
Зри, Царь! И духом веселися:
Се древо плод свой принесло!
От славы к славе возносися,
Не прикоснется россам зло.
Сам Тот, Кто громом управляет,
Моря волнует и смиряет —
Господь, могущий Царь миров,
Предъидет всюду пред тобою;
Господь невидимой рукою
Искоренит твоих врагов![14]
О месте упокоения прославленного полководца образно пишет Павел Свиньин: «Из храма сего, отслужа молебствие с коленопреклонением и возложив на перси свои икону Святыя Казанския Божия Матери, Герой (Кутузов — а. А.) отправился принять начальство над российской армией и провожаем был за город народом, возлагавшим на него великие надежды свои; и вскоре тот же благодарный народ привез сюда на себе драгоценные останки его для отдания ему последнего долга»[15].
Похороны светлейшего князя состоялись 13 (25) июня 1813 года. Для погребальной колесницы хотели сделать изображения четырех ангелов, символизирующих добродетели, всегда сопутствовавшие Кутузову, — благоразумие, твердость духа, мужество и человеколюбие. Но не успели, и в последний путь полководец отправился в сопровождении одной лишь фигуры ангела-хранителя. При въезде торжественной процессии в город простой люд выпряг из траурной колесницы шестерку лошадей, впрягся в катафалк и довез его до Казанского собора с криками: «Ах, батюшка ты наш! Защитник ты наш! Мы тебя довезем хоть на край света!» [16]
Как выглядела в те годы могила М.И. Кутузова и каков был интерьер этой части собора, можно представить себе, читая строки, написанные А.С. Пушкиным в 1831 году во время польского восстания:
Перед гробницею святой
Стою с поникшею главой…
Все спит кругом; одни лампады
Во мраке храма золотят
Столпов гранитные громады
И их знамен нависший ряд.
Под ними спит сей властелин,
Сей идол северных дружин,
Маститый страж страны державной,
Смиритель всех ее врагов,
Сей остальной из стаи славной
Екатерининских орлов.
В твоем гробу восторг живет!
Он русский глас нам издает;
Он нам твердит о той године,
Когда народной веры глас
Воззвал к святой твоей седине,
«Иди, спасай!» Ты встал — и спас…[17]
В тревожные месяцы Отечественной войны 1812 года под сводами Казанского собора звучали слова митрополита Амвросия. 17 июля 1812 г. он прочитал здесь воззвание ко всем сословиям России — сплотиться, во имя веры, против общего врага. В этом призыве архипастыря были такие слова: «Властолюбивый, ненасытимый, не хранящий клятв, не уважающий алтарей, враг покушается на нашу свободу, угрожает домам нашим, на благолепие храмов Божиих еще издалеча простирает хищную руку. Сего ради взываем к вам, чада Церкви и отечества, приимите оружие и щит, да сохраните верность и охраните веру отцов наших. Приносите с благодарением отечеству те блага, которыми отечеству обязаны, не щадите временного живота (земной жизни – а. А.) вашего для покоя Церкви, пекущейся о вашем вечном животе и покое… Взываем к вам, мужи именитые, стяжавшие власть или право на особенное внимание своих соотечественников, предшествуйте примером вашего мужества и благородной ревности тем, которых очи обращены на вас. Да воздвигнет из вас Господь новых Навинов, одолевающих наглость Амалика, новых судей, спасающих Израиля, новых Маккавеев, огорчающих цари многи и возвеселяющих Иакова в делах своих. Наипаче же взываем к вам, пастыри и служители алтаря! Яко же Моисей, во весь день брани с Амаликом, не восхотел опустить рук, воздеянных к Богу: утвердите и вы руки ваша к молитве дотоле, доколе не оскудеют мышцы борющихся с нами. Внушайте сынам силы упования на Господа сил… Да будет, как было всегда, и утверждением и воинственным знамением россиян, сие пророческое слово: о Боге спасения слава».[18]
15 сентября 1812 г. в Казанском соборе праздновалась очередная годовщина коронации императора Александра I. По окончании молебна царская чета и цесаревич Константин Павлович вышли из храма и сели в карету. Николай Иванович Греч, присутствовавший при этом, так описывает увиденное.
«Государь был бледен, задумчив, но не смущен; казался печален, но тверд. Площадь была покрыта народом. Карета тихо двинулась. Государь и государыня кланялись в обе стороны с приветливою улыбкою доверия и любви. Народ не произносил тех громких криков, которыми обыкновенно приветствовал в торжественные дни возлюбленного монарха; все, в благоговейном безмолвии перед великою горестью русского царя, низко кланялись ему, не устами, а сердцами и взорами выражая ему свою любовь, преданность и искреннюю надежду, что Бог не оставит Своею помощью верного Ему русского народа и православного царя…»[19]
13 ноября 1812 г. в Казанском соборе был оглашен Манифест (от 3 ноября), объявляющий «благодарность народу»[20]. А 1 января 1813 г. здесь прозвучали слова Манифеста (от 25 декабря 1812 г.) об окончании Отечественной войны. В этот день в столице был пушечный салют, весь день раздавался колокольный звон, а вечером была иллюминация.[21] Когда Александр I с победой вернулся из-за границы и вступил в Казанский собор, митрополит Амвросий встретил его с крестом и святой водой. В своем обращении к императору маститый архипастырь сказал: «Благословивый тя Господь предходил пред тобою всегда, претворяя пути стропотные в пути гладки, сломляя вереи железные и врата медные сокрушая. Благословивый тя, облагодатив намерение, исполнил желание твое, увенчав подвиги, прославил имя твое во всех народах, прославил имя твое, не яко завоевателя усердного, но яко победителя-христианина, укрощающего злое благом… Славно о тебе и в нас Вездесущий прославися. О Божий слуга нам во благое! О благой рабе Всевышнего! Вниди в радость Господа твоего. Возьмите врата князи ваша, возмитеся врата священные, и внидет Царь благословенно славный».[22]
Через год после смерти А.С. Пушкина один из его современников посвятил гробнице Кутузова такие строки: «Из Казанского собора Смоленский князь (Кутузов — а. А.) вышел, приняв благословение архипастыря, для отражения врагов. В Казанском же соборе и прах его покоится, окруженный трофеями его неувядаемой славы»23. Ежегодно 16 апреля перед гробницей Кутузова совершалась панихида.[24]
Примечательна судьба высокохудожественного серебряного иконостаса, под местными иконами которого некогда значилось: «Усердное приношение Войска Донского». На это сооружение, выполненное при императоре Николае I, пошло около 100 пудов серебра, часть которого пожертвовали донские казаки, отбившие при отступлении Наполеона в 1812 году серебряную утварь, награбленную завоевателями в московских церквах. Отнюдь не случайно серебро было передано именно в Казанский собор. Вот что писал тогда М.И. Кутузов настоятелю собора по этому поводу: «Разорители святых храмов пали под бременем своего нечестия. Ничто, похищенное у Божества, не осталось в их власти, и победители со смирением кладут на алтарь Бога святыню… Серебро, 40 пудов, доставляемое мною, есть дар неустрашимых донских казаков вашему храму»[25].
В дар Казанскому собору Кутузов прислал из похода и список Ченстоховской иконы Божией Матери. Этот образ был помещен в правом приделе, за левым клиросом на северном выступе стены; икона привлекала даже и инославных поклонников-поляков.[26]
Главнокомандующий отправил драгоценный металл в Казанский собор, чтобы из него изготовили фигуры четырех евангелистов при царских вратах. На подножии каждой фигуры должна была находиться надпись: «Усердное приношение войска Донского». Но власти отнеслись к воле покойного полководца без должного уважения. Когда скульптор Мартос по эскизам Воронихина изваял скульптуры, обер-прокурор Св. Синода совместно с министром просвещения сочли их «чрезмерно натуралистичными», что могло-де «пагубно отразиться на нравах верующих». И серебро пошло на соборный иконостас.[27]
…Часто бывает так, что внутренний враг опаснее внешнего противника. Как писал в годы революции Александр Блок. «запирайте етажи, нынче будут грабежи!» (поэма «Двенадцать»). Вскоре после октябрьской революции, иконостас Казанского собора снова был ограблен — на этот раз большевиками, и серебро отправилось за границу беспрепятственно… Возможно, когда-нибудь мы получим ответ на вопрос, который уже много лет интересует историков и биографов полководца: где знаменитая шпага Кутузова, украшенная алмазами, а также его многочисленные ордена?
М.И. Кутузов скончался в 1813 году в Бунслау (ныне Болеславец, Польша). Когда, серьезно простудившись, Кутузов слег, жители Бунслау застелили соломой улицу перед его окнами, чтобы больного не беспокоил топот солдатских сапог и цокот копыт лошадей кавалеристов. Узнав, что болезнь серьезная, зажиточные горожане обещали лейб-медику прусского короля, которого тот пригласил для лечения русского командующего, сто тысяч талеров, лишь бы он поставил светлейшего князя Смоленского на ноги. У Кутузова оказалась, как тогда говорили, «нервная горячка, сопровождаемая паралитическими припадками». Ознакомившись с симптомами болезни, современные врачи поставили диагноз: полиневрит в тяжелой форме (множественное поражение нервов). Сегодня эту болезнь успешно лечат, однако тогдашняя медицина была перед нею бессильна…
Внутренние органы фельдмаршала вложили в небольшой оловянный (по другим сведениям, свинцовый) гробик, сделанный местным ремесленником, и похоронили неподалеку от города, у деревни Тиллендорф, на холме капеллы святой Анны.[28]
В 1821 году по указу прусского короля Фридриха Вильгельма III в Бунслау был воздвигнут 12-метровый обелиск. У подножия обелиска – лежащие львы, как бы сторожащие покой освободителя Пруссии; надпись гласит: «До сих мест довел князь Кутузов-Смоленский победоносные российские войска, но здесь смерть положила предел славным дням его. Он спас Отечество свое и отверз путь к избавлению Европы. Да будет благословенна память героя».[29]
По приказу прусского короля Фридриха дом Кутузова был сохранен как музей вместе со всеми находившимися там в ту пору личными вещами полководца. А он, как и многие военные, возил в обозе даже привычную мебель. К примеру, письменный стол, клавикорды.
Тот факт, что основателем музея был прусский король, помог зданию и его экспозиции сохраниться в годы немецкой оккупации. Лишь когда в город вступали советские войска, освободившие его, здание пострадало от обстрела, а вещи, как выяснилось, жители разобрали. Однако маршал Конев, которому доложили о бывшей кутузовской ставке, приказал восстановить здание и разыскать все музейные экспонаты.
Несколько десятилетий в Болеславце работал этот исторический музей. Однако в 1992 году, в связи с выходом российской армии из Польши, встал вопрос и о судьбе музея. Его решено было перевести в Петербург. В июне 1992 г., к 180-летию со дня начала Отечественной войны 1812 года, кутузовские экспонаты Бунслау-Болеславца заняли почетное место в экспозиции Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи.[30]
Интересные сведения о событиях, связанных с разгромом наполеоновских войск, оставил граф Жозеф де Местр — посланник короля Сардинии Виктора Эммануила I. Иезуит де Местр, пребывавший в Петербурге с 1803-го по 1817 год, имел обыкновение в своих письмах сообщать о наиболее важных событиях в российской столице.
Победа над Наполеоном приближалась, и Александру I предстоял отъезд во Францию. Как и прежде, в Петербурге государь посетил Казанский собор, о чем сообщал Жозеф де Местр: «В понедельник 13/25 (июля 1814 г.) в семь часов утра после продолжительного и достославного отсутствия прибыл сюда Его Императорское Величество. Сие явилось для всех полной неожиданностью, ибо приехал он без свиты и без шума, остановился у Казанского собора, чтобы помолиться, после чего направился к себе во дворец… На другой день по приезде Его Императорское Величество повелел отслужить в Казанском соборе отменно красивый благодарственный молебен. Присутствовали Император, Ее Величество Императрица-мать, Великий князь Константин и Великая Княжна Анна»[31].
А в письме от 27 июля (8 августа) 1815 года Жозеф де Местр рассказывает о символическом эпизоде, свидетелем которого ему довелось быть. «23 июля (4 августа), — пишет он, — мы все были собраны в Казанском соборе на благодарственном молебствии, по случаю благополучного Его Величества (Александра I. — а. А.) прибытия в Париж. Во время богослужения послышался легкий шум, и мы увидели входящего, в дорожном костюме, графа С., генерал-адъютанта императора; вслед за тем все стали со всех сторон сообщать друг другу: «Он схвачен, он схвачен, он схвачен!» Обер-гофмаршал граф Толстой приблизился к императрице и доложил ей что-то, отчего ее лицо засияло радостью; она подозвала французского посланника и сообщила ему о захвате Наполеона у острова Ре. Никогда подобное известие не могло прийти так кстати»[32].
После победы в войне 1812-1813 гг. в Казанском соборе были размещены «памятники русской храбрости»: 107 трофейных знамен и штандартов, 93 ключа от 17 городов и крепостей, взятых русской армией во время похода по Европе, а также жезл наполеоновского маршала Даву, отбитый 5 ноября 1812 года.[33]
Николаевская эпоха (1825-1855)
В Санкт-Петербурге издавна была заведена традиция совершать крестный ход из Казанского собора до Александро-Невской Лавры. Процессия следовала каждый год 30 августа (ст. ст.), в память перенесения мощей св. князя Александра Невского. Внимание иностранных гостей неизменно привлекало это торжественное шествие через весь город, а некоторые даже принимали в нем участие. Одна из таких «богомолок» — маркиза Вестминстерская, посетившая Санкт-Петербург в 1827 году, проделала пешком весь путь вместе с крестным ходом до ограды Лавры, где затем целых полтора часа ждала приезда императора Николая I с наследником.[34]
О крестном ходе из Казанского собора в Александро-Невскую Лавру рассказывала в своих «Воспоминаниях» А.Г. Достоевская (1846-1918), вдова великого русского писателя. «И доныне праздник св. Александра Невского считается почти главенствующим праздником столицы, и в этот день совершается крестный ход из Казанского собора в Лавру и обратно, сопровождаемый массою свободного в этот день от работ народа, — пишет Анна Григорьевна. — Но в прежние, далекие времена день 30 августа праздновался еще торжественнее: посредине Невского проспекта, на протяжении более трех верст, устраивался широкий деревянный помост, по которому, на возвышении, не смешиваясь с толпой, медленно двигался крестный ход, сверкая золочеными крестами и хоругвями. За длинной вереницей духовных особ, облаченных в золоченые и парчовые ризы, шли высокопоставленные лица, военные в лентах и орденах, а за ними ехало несколько парадных золоченых карет, в которых находились члены царствующего дома. Все шествие представляло такую редкую по красоте картину, что на крестный ход в этот день собирался весь город»[35].
В те годы Казанский собор в сознании современников уже прочно был связан со славой русского оружия. Леди Блумфильд по этому поводу отмечает: «Ключи от различных крепостей, взятых русскими, сохраняются здесь; а также тут находится большая коллекция штандартов и знамен, между которыми я заметила украшенные французскими императорскими орлами»[36].
Вторая половина ХIХ-го века
12 апреля 1877 года был издан «Высочайший Манифест о вступлении российских войск в пределы Турции», положивший начало освобождению Болгарии от турецкого ига. Вот что пишет об этом жена Ф.М. Достоевского — Анна Григорьевна. «Проезжая по Невскому, мы заметили, что люди толпятся около продавцов газет. Мы остановили извозчика, я пробилась сквозь толпу и купила только что вышедшее объявление, — вспоминала потом вдова писателя. — Прочитав манифест, Федор Михайлович велел извозчику везти нас к Казанскому собору. В соборе было немало народу и служили непрерывные молебны перед иконой Казанской Божией Матери. Федор Михайлович тотчас скрылся в толпе. Зная, что в иные торжественные минуты он любит молиться в тиши, без свидетелей, я не пошла за ним и только полчаса спустя отыскала его в уголке собора, до того погруженного в молитвенное и умиленное настроение, что в первое мгновение он меня не признал. Федор Михайлович был сильно потрясен происшедшим событием и его великими последствиями для столь любимой им родины»[37].
Век ХХ-й…
После 1917 года Русская Православная Церковь вступила в полосу испытаний, и Казанский собор разделял все тяготы лишений. Весной 1918 г. из Казанского собора было похищено — по официальной версии, в результате грабежа — большое количество икон и церковной утвари. В дальнейшем грабежи церковного имущества участились, а в мае 1922 г. по декрету ВЦИК от 23 февраля из собора были изъяты для передачи в органы Наркомфина почти все находившиеся в нем предметы из золота, серебра и драгоценных камней.[38]
Не раз губкомовцам приходилось сталкиваться с твердой позицией музейных работников. Например, из-за иконостаса Казанского собора: он был изготовлен из трофейного серебра, добытого легендарными казаками атамана Платова в бою с наполеоновскими войсками, и стоял как раз напротив могилы Кутузова. Заведующийй Петроградским отделом музеев Ятманов послал телеграмму в Москву: «Иконостас Казанского собора разобран. Протестовал безрезультатно. Петроградские специалисты и ученые протестуют. Марр, Ольденбург вышли в отставку…» Но вскоре уполномоченные доложили, что в Казанском «добыто» 129 пудов 37 фунтов и 20 золотников серебра.[39]
В феврале 1932 года Казанский собор закрыли для богослужений, его интерьер был переоборудован под Музей истории религии и атеизма. Эта надпись памятна многим жителям города: она была помещена перед входом в собор, высоко на фронтоне, там, где изображено всевидящее око Божие. Крест с купола сняли и заменили шпилем.
…В 1913 году Россия отмечала 100-летие со дня кончины М.И. Кутузова. В связи с этой памятной датой Московское военно-историческое общество вынесло решение: перенести из Бунслау в Первопрестольную сердце полководца для «захоронения оного в храме Христа Спасителя». Но в 1932 году, перед тем, как взорвать храм, наиболее ценные «экспонаты» были переданы в бывший Казанский собор в Ленинграде. 4 сентября 1933 года, по прямому указанию С.М. Кирова, комиссия из сотрудников Музея истории религии и атеизма, проверила состояние гробницы Кутузова. Составили акт, фотограф сделал пять снимков, в том числе и серебряной банки с набальзамированным сердцем полководца.[40]
В номере от 10 июня 1977 года «Ленинградская правда» опубликовала воспоминания бывшего чекиста Б.Н. Сократилина, чья подпись стояла на том акте рядом с подписями директора музея профессора В.Г. Богораза-Тана, ученого секретаря В.Л. Баканова и заведующего фондами К.Ф. Воронцова.
«…Мы спустились в подвал, пробили отверстие и прошли внутрь склепа. На небольшом возвышении стоял гроб. Мы сдвинули крышку. Перед нами лежало тело Кутузова, облаченное в зеленый мундир с золотыми эполетами. У головы Кутузова я увидел сосуд из серебристого металла. С трудом отвинтили крышку. В сосуде, заполненном прозрачной жидкостью, лежало сердце… Мы снова завинтили сосуд и положили его на прежнее место».[41]
В тяжелые годы Великой Отечественной войны (1941-1945 гг.) в Советском Союзе были временно прекращены гонения на Церковь, и после долгого забвения были возвращены из небытия имена прославленных русских полководцев — А.В. Суворова и М.И. Кутузова. А в русском Зарубежье их никогда не забывали, свидетельство чему – строки, воспевающие славу русского оружия:
Мне помнится вечер морозный,
Луны бледноматовый свет.
Казанский собор грандиозный
С реликвией русских побед.[42]
Так писал в 1923 году В.А. Петрушевский, чей жизненный путь завершился в далекой Австралии. Казанскому собору посвящены и строки поэмы В.М. Бека «О русская земля!». Член русской эмигрантской колонии в Буэнос-Айресе, Владимир Максимилианович написал эту поэму в августе 1943 г., незадолго до своей кончины. Из далекой Аргентины он мысленно переносится на берега Невы, в осажденный город, откуда его путь лежит в Казанский собор, к гробнице Кутузова. Вот эти бесхитростные строки:
В Казанском каменном соборе,
Под сенью отнятых знамен,
Против Барклая, во притворе
Давно Кутузов погребен,
Под сводом сердобольских плит,
Устав от жизни, он лежит
И там без страха, без стыда
Он ждет Последнего Суда.
Ничто его не пробудит,
И не проходят сквозь гранит,
Ни наводненье, ни пожары,
Ни жизни повседневной хмары.
Но вдруг содрогнулся старик
От недр земельных сотрясанья.
Он слышит многих грудей крик
И отдаленные рыданья…
Сквозь орудийные раскаты
И сквозь пожаров едкий дым,
Кричат… зовут его солдаты,
Что пали под Бородиным:
«Вставай, наш вождь, наш Ларивоныч,
Спеши к солдатушкам твоим.
Спасай опять… Иди на помочь
Терпеть мы больше не могим.
Во смерти нашей годовщину
Прут на Россию супостаты…
Опять, как в прежнюю годину,
Дерутся насмерть с ним солдаты
У наших больше нету сил,
Зовут в подмогу стариков,
На волю рвемся из могил,
Но смерти нам не сбить оков».
…………………………………
И гроб мой ангел белоснежный
Мечом пылающим открыл
И возвестил мне голос нежный:
«Воздвигнись, воин Михаил!
Услышал Бог твои моленья,
Восстань и плотью облекись,
Покинь се ложе погребенья
И в мир юдоли возвратись».[43]
Заканчивая свою поэму, автор шлет Родине пожелание:
Потоки крови дорогой
Оплатят час победы славной,
Но встанет солнце над землей —
Великой! Русской! Православной![44]
И, прощаясь со своими читателями, поэт расстается с ними в Казанском соборе, у могилы полководца:
В Петра Великого столице,
Где отразил тевтонов Невский (Александр — а. А.)
Спокойно спит в своей гробнице
Герой Кутузов, князь Смоленский.[45]
«Оттепель». Возрождение общины
После празднования 1000-летия Крещения Руси (1988 г.) партийный контроль ослаб, а вскоре и вовсе прекратился. Те, кто еще вчера писал воинственные антирелигиозные статьи, вдруг начали устраивать выставки церковного искусства. В центре православного храма по-прежнему красовалась экспозиция языческих идолов, в алтаре стояли стеклянные витрины, но с фронтона Казанского собора сбили привычную надпись «Музей истории религии и атеизма», а в самом названии остались только первые три слова.[46]
В августе 1990 г. была зарегистрирована община Казанского собора, в здании которого по-прежнему располагался Музей истории религии и атеизма. Правда, в 1989 г. последнее слово из названия было изъято, но по существу Музей представлял собой атеистический придаток Института марксизма-ленинизма, Академии общественных наук при ЦК КПСС, Высшей партийной школы при ЦК КПСС — последних заповедников идеологии «вечно живого и всепобеждаюшего учения», призрак которого был выброшен жизнью на свалку истории, Вскоре исчезла и надпись на фронтоне перед входом в храм, а в местной печати промелькнуло сообщение, что вскоре купол храма «получит свое прежнее архитектурное завершение», то есть крест.
Вот что писал об этом артист АБДТ Андрей Толубеев:
Меня давно смущает искусственно созданная архитектурная и духовная незавершенность купола Владимирской церкви, Казанского собора. Собор не должен и не может быть без креста. Любой, а этот тем более. Кстати, а вернее некстати, таких нелепостей в Ленинграде в виде громоотводов много…
Может быть, в качестве компромисса оставить в Казанском соборе музей религии, а для атеизма подготовить другое помещение… Экспозицию такого музея историй религии (как части мировой культуры) могли бы составить ученые, занимающиеся исследованием духовного наследия человечества, при помощи ленинградских духовных лиц, святых отцов Духовной Академии и Лавры.
Если это предложение покажется кому-то малореальным и не заслуживающим внимания, то уж не мною высказанное — Музей Отечественной войны 1812 года, думается, тоже должен находиться под сенью креста. Русский солдат все-таки шел на подвиг во имя Отечества, помолясь. И память об этом не противоречила бы духу прошедшего времени и, надеюсь, сегодняшнего. К тому же, в Казанском находится прах Кутузова, который не был атеистом. Простим их причастность к Богу, если уж взяли на себя право казнить и миловать.[47]
В январе 1989 года под сводами Казанского собора был проведен торжественный акт, посвященный очередной годовщине освобождения Отечества в войне 1812 года. Когда-то давно в Петербурге была такая традиция — каждый год проводить здесь торжественную службу — в память о том, как в конце декабря 1812 года наполеоновские войска были отброшены за реку Березину.
Радение о славе Отечества, чествование героев, «покрытых славою чудесного похода и вечной памятью двенадцатого года», ощущение неразрывной связи с родной историей, с нашими корнями — все это было сутью той традиции, утраченной, к сожалению, со временем. Вот как проходило это торжество.
Звучат стихи Пушкина, Лермонтова, Федора Глинки, Цветаевой в исполнении ленинградских артистов. Возвышенно и чисто звучит музыка — Камерный хор Ленинградского музыкального общества под руководством Н. Корнева. А рядом — торжественно несут почетный караул у могилы М.И. Кутузова курсанты военных училищ, суворовцы… Шесть знамен и шесть связок ключей и сейчас в соборе — у того места, где 13 июня 1813 года был похоронен великий русский полководец. Торжественный акт «И вечной памятью двенадцатого года» закончился возложением венков к могиле М.И. Кутузова.[48]
Как это ни парадоксально, но Музей истории религии и атеизма невольно сослужил и добрую службу для Русской Православной Церкви, — в качестве хранилища «экспонатов». Так, 3 июня 1989 года в Троицкий собор Александро-Невской Лавры были возвращены мощи святого благоверного князя Александра Невского, находившиеся до того в здании бывшего Казанского собора. (Приложение 5). В декабре 1990 года в криптах Казанского собора были чудесно обретены мощи преподобного Серафима Саровского, утраченные после революции, а в феврале 1991 года — мощи святителя Иоасафа Белгородского (Приложение 6).
«…Дом Божий «невкусен скверны», — пишет петербургская журналистка. — И собор, как живое существо, будто напрягшись из последних сил и не надеясь уже ни на чью помощь, попытался вырваться из тяжких оков и раскрыл одну из тайн музея. Тогда же, в декабре (1990 г.), в хранилищах случайно нашли мощи одного из самых почитаемых в России святых, известного своим 1000 дневным молением на камне о победе русского воинства в войне 1812 года, явившегося теперь в подвале храма-памятника той победе. Как рассказал сотрудник музея, здесь давно лежал большой деревянный предмет, который нигде не значился, не был зарегистрирован, и все принимали его за часть какой-то громоздкой старинной мебели. Не без труда открыв «ящик», он увидел мощи человека в полный рост. На голове — скуфеечка, на руках — красные атласные рукавички с вышитой надписью: «Святой отче Серафиме, моли Бога о нас».
Это был преподобный Серафим Саровский. Святой, предвидевший, что «плотью своей в Сарове лежать не будет», предсказавший ужасы и бедствия, которые постигнут Россию, и ее помилование и спасение. Он проповедовал всеобщее покаяние и говорил, что начнется оно вскоре после второго обретения его мощей…»[49]
Церковная общественность не осталась безучастной к судьбе Казанского собора и обратилась к горожанам с просьбой поддержать их борьбу за возвращенная храма. Две субботы подряд перед Пасхой на Невском у Казанского собора можно было увидеть самодельный стенд, возле которого собирались подписи. И вот вечером 25 мая 1991 г., в канун дня Святой Троицы, в Казанском соборе было совершено всенощное бдение, а на следующий день, в воскресенье, в самый день праздника — Божественная литургия. Это — особая страница в истории возрождающегося Казанского собора. Согласно достигнутой договоренности, с этого дня здесь должны были совершаться регулярные богослужения по воскресным и праздничным дням, без специального согласования с музейной администрацией.
В 1992 году усилилось движение православной общественности за возвращение Казанского собора Санкт-Петербургской митрополии. 18 августа 1992 года Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий П, в своей петербургской резиденции в Иоанновском монастыре на Карповке, дал интервью корреспонденту «Вечернего Петербурга». В ходе беседы Святейший Патриарх подчеркнул, что Казанский собор «не должен быть просто приходским храмом. Для него необходимо выработать особый статус. Конечно, это православный собор, в котором должны совершаться богослужения. Но, вместе с тем нельзя забывать, что здесь еще и памятник воинской славы русского народа, место захоронения М. И. Кутузова, который, кстати, хотел покоиться в православном храме, а не в атеистическом музее».[50]
Начало 1997 года в истории Казанского собора было отмечено неординарным событием. В Светлую ночь, сразу после рождественского всенощного бдения, которое возглавил митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Владимир, в Казанском соборе начался молебен в честь победы России над Наполеоном в 1812 году. Местом проведения сразу двух богослужений, посвящённых светлому празднику Рождества Христова и победе России в Отечественной войне 1812 года, Казанский собор был выбран в этом году, после долгого перерыва, не случайно. После победы над армией Наполеона в соборе были размещены трофеи Отечественной воины. А в 1813 году в нём был погребён М.И. Кутузов.[51]
21 июля того же 1997 года, в праздник Казанской иконы Божией Матери, в Казанском соборе была совершена Божественная литургия, которую возглавил митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Владимир. Праздничная Литургия сопровождалась звоном колоколов и завершилась крестным ходом. В этот день прихожане праздновали не только свой престольный праздник, но и освящение временного иконостаса, установленного 18 июля. (Оригинальный иконостас собора был целиком выполнен из отвоёванного у французов во время Отечественной войны 1812 года серебра весом более тонны). Иконостас, освящённый 21 июля, является временным, поскольку прихожане собора намерены хотя бы частично восстановить оригинал.[52]
8 декабря 1999 г., в середине дня Невский проспект огласился перезвоном колоколов Казанского собора, созвавших горожан на торжественное действо под своды храма. Здесь собрались и ветераны, и молодежь, и совсем еще юные петербуржцы. В назначенный час почетный караул, развернув славный Андреевский флаг, пропитанный порохом морских сражений и солеными ветрами дальних походов, по алой ковровой дорожке понес его к амвону собора, где стояли представители Православной Церкви во главе с митрополитом Санкт-Петербургским и Ладожским Владимиром.
— Мы передаем этот исторический флаг на вечное хранение в Казанский собор, возведенный во славу подвигов российского воинства, — прозвучало под сводами храма.
Митрополит, поблагодарив дарителей, обратился к собравшимся:
— Это не просто знамя, морской символ, это далекая история славного прошлого Православия, духовности русского народа, российской государственности. Андреевский флаг после долгих скитаний, даже по Африканскому континенту, возвращается снова в наш родной город Петербург, являющийся колыбелью Российского флота… Люди приходят и уходят, но реликвии остаются. Этот флаг мы перенесем в алтарь, где совершаются церковные таинства, затем оденем в раму и поместим справа от захоронения Кутузова.
Передача флага произошла практически накануне 300-летия того памятного дня, когда Петром I был учрежден Андреевский флаг — кормовой флаг кораблей Российского флота.
Весьма интересна и судьба морского стяга, переданного на вечное хранение церкви. О ней рассказал доктор технических наук, профессор, директор Института информационных технологий Евгений Истомин:
— В 1996 году распоряжением, подписанным тогдашним вице-мэром Петербурга Владимиром Путиным, была создана рабочая группа. Она должна была отправиться в город Бизерту (Тунис), куда в 1920 году из Севастополя ушли российские корабли. Эта история широко известна сегодня. На чужбине была создана русская диаспора, члены которой построили храм Александра Невского. Здесь и были сохранены два исторических Андреевских флага, снятых с кораблей в 1924 году. Питерская экспедиция добралась до Бизерты, доставив туда современные Андреевские флаги, освященные в Александро-Невской Лавре, и капсулы священной земли с берегов Невы. Русская диаспора, получив эти дары как символ преемственности, в свою очередь передала петербуржцам два исторических стяга. Один флаг передали в Центральный Военно-морской музей. Второй решили поместить в Казанском соборе на вечное хранение. Эта миссия выполнена.[53]
……………………………………………………………………………………..
31 декабря 1999 года в Казанском соборе была совершена Божественная литургия, которую возглавил митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Владимир (Котляров). Поздравив прихожан с наступавшим 2000 годом, он провозгласил Казанский собор кафедральным.[54]
[1] Лавры, монастыри и храмы на святой Руси. Санкт-Петербургская епархия. Спб. 1908, С. 42.
[2] Цит. по: Соколов Андрей. Чудеса Казанского собора // Петербургский дневник, № 35, 15 сентября 2011, С. 11.
[3] Петров Л., прот. Справочная книга для петербургских богомольцев. Спб. 1883, С. 24.
[4] Авсеенко В. 200 лет С.-Петербурга. Исторический очерк.- СПб., 1903. С. 199.
[5] К. Вейч лорду Картерету. Спб. 5 июля 1743 г. (16 июля н. ст.) // Сб.РИО, т. 99, Спб. 1897, С. 369.
[6] Полное собрание законов Российской империи (ПСЗРИ), т. Х1. 1740-1743 гг. Спб. 1830, С. 893. № 8779.
[7] Там же, С. 893.
[8] Там же, с. 893.
[9] Записка баварца о России времен императора Павла (Перевод с французской рукописи). Публикация Евгения Шумигорского // Русская старина, 1899. т. 99. С. 557.
[10] Памятные записки А. В. Храповицкого, стаст-секретаря императрицы Екатерины Второй. Спб. 1874, С. 42.
[11] Русская старина, 1876. Т. 16, №№ 5 — 8, С. 411.
[12] Памятные записки А. В. Храповицкого.., С. 245.
[13] Русские глазами знаменитой француженки (Русские главы из книги Анны Луизы Жермены де Сталь «Десятилетнее изгнание») // Война 1812 года и русская литература. Исследования и материалы. — [Тверь, 1993. С. 158.
[14] Хвостов Дмитрий, граф. Ода на освящение Казанския церкви 1811 года сентября 15 дня. Спб. 1811, С. 8.
[15] Свиньин П. П. Достопамятности Санктпетербурга и его окрестностей. Спб. 1816, ч. 1, С. 54.
[16] Макин Сергей. Ум и сердце Кутузова // Наука и религия, № 4, 2003, С. 24.
[17] Пушкин А. С. Полное собрание сочинений в 16 томах. Т. Ш, С. 267.
[18] Историко-статистические сведения о Санкт-Петербургской епархии. Вып. 8. Спб. 1884, С. 23.
[19] Греч Н. И. Записки о моей жизни. М. 1990, С. 184.
[20] Северная почта, № 91, 1812.
[21] Северная почта, № 2, 1813.
[22] Историко-статистические сведения… Вып. 8, С. 23-24.
[23] Бурьянов В. Прогулки с детьми по Санкт-Петербургу и его окрестностям. Спб. 1838, ч. 2, С. 207.
[24] Петров Л., прот. Справочная книга для петербургских богомольцев. Спб. 1883, С. 25.
[25] Степанова И. Храм без креста // Русская мысль, 22 мая 1992 года.
[26] Лебедева Е. А. Петроград и его святыни. Спб. 1993, С. 27.
[27] Макин Сергей. Ум и сердце Кутузова // Наука и религия, № 4, 2003, С. 23-24.
[28] Там же, С. 23.
[29] Там же, С. 23.
[30] Шишкин А. А., Сатыр Т. Недаром помнит вся Россия // Санкт-Петербургские ведомости, № 123, 28. 05. 1992, С. 3.
[31] Жозеф де Местр. Петербургские письма. Спб. 1995, С. 256. Письмо графу** от 17(29) июля 1814 г. Императрица-мать — Мария Федоровна (1759-1828), урожденная принцесса София Доротея Августа Луиза, дочь принца Фридриха Евгения, впоследствии герцога Вюртембергского. Вторая жена императора Павла 1 (с 1776 г.)
[32] Письма графа Жозефа де Местра из Петербурга в Сардинию // Русский архив, 1912, 2. С. 175 — 176.
[33] Петров Л., прот., указ. соч., С. 25.
[34] Дневник маркизы Вестминстер // Исторический вестник, 1880, июнь, С. 347.
[35] Достоевская А. Г. Воспоминания. М. 1987, С. 43-44.
[36] Там же. С. 228.
[37] Там же, С. 339-340.
[38] Шульц С. Храмы Санкт-Петербурга. Спб. 1994, С. 48.
[39] Степанова Ильмира. Достояние республики // Русская мысль, № 4053, 17-23 ноября 1994, С. 16.
[40] Макин Сергей, указ. соч., С.24.
[41] Там же, С. 24.
[42] Петрушевский В. А. Стихи. Сидней, 1966, С. 95. Стихотворение «Былые годы» (1923 г.)
[43] Бек В. М. О, русская земля! Поэма. Буэнос-Айрес, 1944, С. 26-27.
[44] Там же, С. 48.
[45] Там же, С. 48.
[46] Степанова Ильмира. Храм без креста // Русская мысль, № 3930, 22. 05. 1992, С. 8.
[47] Толубеев А. Страсти вокруг Спаса // Ленинградская правда, № 86, 12. 04. 1989, С. 3.
[48] Букатич Г. «…И вечной памятью двенадцатого года» // Ленинградская правда, № 9, 10 января 1989.
[49] Степанова Ильмира. Храм без креста // Русская мысль, № 3930, 22. 05. 1992, С. 8.
[50] Степанова И. Будут молитвенно чтить // Вечерний Петербург, № 192, 19 августа 1992.
[51] Благовест-инфо. С.-Петербург, 10 января 1997 г.
[52] Благовест-инфо. Санкт-Петербург, 22 июля 1997 г.
[53] Трефилов Юрий. Славный Андреевский стяг // Санкт-Петербургские ведомости, № 226, 9. 12. 1999, С. 1.
[54] Православный Санкт-Петербург, № 1 (92), 2000, С. 2.
