«Вы знаете», – сказал Спаситель двум ученикам своим, просившим Его о первых начальственных местах в Его Царстве, – «что почитающиеся князьями народов господствуют над ними и вельможи их властвуют ими. Но между вами да не будет так: а кто хочет быть большим между вами, да будет всем рабом» (Мк 5:42-43). Правило это так ясно, так просто, что, казалось бы, бери его и прилагай к делу все начальствующие в христианских обществах; притом оно так прямо вытекает из закона любви к ближним. Но род человеческий скоро, именно спустя три века по провозглашении правила, забыл о нем и забыл надолго. И вот в Англии, передовой нации в деле развития христианской цивилизации, лучший ее историк высказывает следующие замечательные суждения об одном государственном человеке, вышедшем из управления государства и отдавшемся ученым занятиям. «Мы от души поздравляем его с этой переменой, которую события заставили его сделать, и которую, как она им выгодна, не многие способны сделать. Он имеет на наш взгляд мало причин завидовать тем, которые остались заниматься делами управления. Отказываясь для должности от свободы в выборе занятий, проводя ночи без сна, эти последние могут надеяться сохранить то труженическое, возбуждающее ненависть и строго сторожимое рабство, которое как бы в насмешку называется властью». Итак, по прошествии восемнадцати веков, после разнообразных видоизменений в отношениях правителей к управляемым, современный историк, высказывая, как последний результат общественного развития христианской Европы, свой взгляд и взгляд своей родины на власть, называет власть рабством. Движение истории или логика событий ставили власть в Англии почти в тоже положение, в какое поставил ее Спаситель. Говорим: «почти», потому что в тоне Миколея слышится еще досада на это служебное отношение власти к подчиненным, – досада, может быть, на утрату властью прежних ее прав, прав языческих, а может быть досада и на то, что власть теперь действительно затрудняется в лучших своих намерениях завистливыми или недоверчивыми подвластными. Как бы то ни было, но правило евангельское выше, власть по началам евангельской любви к Богу и ближним не тяготилась и не должна тяготиться этим рабским служением благу ближним, а совершает оное с радостью из любви к ним. Это, впрочем, один из многочисленных примеров согласия последних результатов европейской жизни и науки с правилами христианства. От этого небольшого отступления возвращаемся к новому закону и новой свободе.
Когда один из самых пылких последователей нового закона извлек свой меч, чтобы защитить Освободителя мира от его врагов, сам Освободитель остановил его, сказав: «или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит мне более, нежели двенадцать легионов ангелов». (Мф 26:53)? Спаситель, дав новый закон, тотчас также дело приложения его к земным судьбам человечества предоставил времени и не употребил для этого ни ангелов, ни других средств Своего всемогущества. На самого человека Он возложил задачу – вынести из нового закона все неизбежные следствия. Эти следствия не вдруг могли обнаружиться, и прошлое обнаружение благ нового закона и новой свободы и теперь, по прошествии XVIII веков, все-таки дело будущего и притом дело исторического прогресса или усилий человеческого ума и энергии. Но эти следствия и эти плоды для нас стали ценнее, чем для первых христиан. Древняя централизация не сразу прекратилась: угнетения продолжались и возобновлялись, формы их разнообразились и уточнялись. Начало, однако, было положено, и в будущем несомненно полное господство закона любви со всеми его следствиями.
Исповедники закона любви должны соединяться вместе не для того, чтобы один класс господствовал над другими. Некоторые, правда, будут управлять, другие повиноваться. Но все потому уже, что они верующие, должны служить. Они должны служить Богу. Должны служить друг другу. Их служение – любовь. Любовь установит единение, о котором так пламенно молил Отца Своего Спаситель в последние Своей жизни на земле да будут все верующие едино, как Он и Отец едины (Ин 27). Стремление к единению в христианском мире все будет возрастать, – это несомненно так же, как несомненно то, что закон любви, которым вызвано стремление, будет вечно господствовать.
Заявить такое стремление было делом первых христиан. Они не могли установить единение в мире, но могли начать приготовление мира к оному. Их задачей было сохранить новое начало в своей среде, пока к ним не присоединятся другие, чтобы защитить святое начало в возросшем числе и в более обширных применениях. Началась борьба, потребовались жертвы, явились мученики. Но дело освобождения началось и поддерживалось, несмотря ни на какие препятствия, надеждами на бессмертие и торжество на небе. В древности религия не питала и не поддерживала стремлений к свободе, напротив в некоторых по крайней мере странах, как например в Индии, сама религия закрепляла рабство; в христианстве вера и свобода соединялись, и освобождение человека началось с области религиозной и под щитом веры в бессмертие.
На истине бессмертия Божественный Основатель христианства останавливался особенно часто и с особенною силою и выразительностью внушал ее своим последователям. Она – основа всего христианства; из нее и при ней только получают силу и устойчивость права и обязанности человека, проповеданные Евангелием. Но если бы эта истина после Христа осталась только в том виде и на той степени доказательности, как она изложена в Его речах и беседах, она не более значила бы потом в истории мира, чем после предсмертных разговоров о ней Сократа со своими учениками. Она осталась бы бесплодной философией, и христианство никогда не произвело бы в мире тех перемен, какие оно произвело, у него не было бы ни горячих проповедников, ни мучеников и исповедников. «По рассуждению человеческому», – писал наиболее ревностный из апостолов, «когда я боролся со зверями в Ефесе, какая мне польза, если мертвые не воскресают? Станем есть и пить, ибо завтра умрем» (1 Кор 15:32). Умозаключение апостола Павла совершенно правильно и ясно. Но другие его положения, касающиеся этого же предмета, еще важнее. «Если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера наша… Если же о Христе проповедуется, что Он воскрес из мертвых, то как некоторые из вас говорят, что нет воскресения мертвых» (1 Кор 15:14-12)?
И так для мира и человека прошли бы бесследно и высочайшая личность галилейского Учителя и великие истины, проповеданные Им, если бы тело Его осталось в гробе Иосифа Аримафейского. Судьбы мира и человека, ход истории были бы тогда совсем другие, которых мы определить, конечно, не в силах. Именно с факта воскресения великая истина личного бессмертия получает новый характер, приобретает влияние на политический и общественный строй народов, – влияние дотоле неизвестное миру…
Христианское чтение. – 1874. – № 3. – С. 397-401
