Обширный каменный храм святого великомученика Димитрия Солунского в византийском стиле по проекту известного петербургского архитектора Р.И. Кузьмина был построен для греческой общины в столице Российской империи в 1861–1866 гг. Место для трехпрестольной церкви было выбрано у Лиговского канала (ныне Лиговский пр., д. 6) в районе традиционного расселения греков, где еще в XVIII в. существовала их слобода.

Октябрьская революция принесла существенные изменения в жизнь приходской общины Греческого храма. В соответствие с декретом 1918 г. об отделении Церкви от государства и школы от Церкви все имущество, капиталы и само здание храма оказались национализированы. Исчезла возможность приглашать из Греции священнослужителей. Последний настоятель грек – архимандрит Софроний (Дука), занимавший эту должность в период I Мировой войны – служил в храме до начала 1920-х гг. Постепенно существенно сократилось проведение богослужений на греческом языке, они стали совершаться лишь в дни наиболее значительных праздников: кроме престольных, в Благовещение (25 марта) – день освобождения Греции от турецкого ига и ряда других. В конце 1917 г. число прихожан еще было довольно значительным. Так, в октябре этого года Епархиальный свечной завод продал для Греческой церкви и храма Старо-Афонского Андреевского подворья (на 5-й Рождественской ул.) около 19 тыс. просфор. Но уже через два года население Петрограда вследствие голода, эпидемий, эмиграции, репрессий сократилось в несколько раз, сильно уменьшилось и количество прихожан Димитровской церкви, прежде всего греков, уезжавших в Эллинское государство[i].

После переезда Греческой Миссии (посольства) в Москву Димитровская церковь продолжала считаться посольской, но ее прихожанам пришлось в соответствии с советскими законами сформировать так называемую «двадцатку» – выборный руководящий орган общины из 20–25 человек, которому по договору с представителем властей передавалось в «бесплатное и бессрочное» пользование здание храма и церковное имущество. Первоначально был избран приходской совет Греческой церкви из пяти человек, утвержденный органами власти 26 января 1920 г. В него вошли: председатель Георгий Михайлович Перлоренцо, секретарь Иван Иванович Кумбарас и члены Феофил Михайлович Халкитас, Михаил Антонович Галузис и архидиакон Фома Малуф.

С этим приходским советом 25 января 1920 г. и был заключен агентом отдела юстиции Петроградского губисполкома первый договор о передаче в пользование верующих храма и церковного имущества. 30 августа 1921 г. приходской совет представил сведения о своем составе и деятельности в отдел управления губисполкома. Затем, после кампании изъятия церковных ценностей 1922 г. (от которой пострадала и Греческая церковь), по требованию советских властей вместо «пятерки» прихожанами была избрана «двадцатка» (под председательством Ф.М. Халкитиса), с которой 15 августа 1924 г. представителем районного совета был заключен новый договор о пользовании храмом, перезаключенный 21 июля 1928 г.[ii]

Между тем статус Димитровской церкви и двух небольших жилых домов при ней (Греческий пр. № 4/1 и № 4/2) долгое время оставался неясным. Советское правительство требовало передачи СССР бывшей российской собственности в Греции – зданий в Салониках, Пирее, на территории бывшей посольской церкви в Афинах и связывало решение этого вопроса с судьбой Димитровского храма в Ленинграде. Наконец, после обращения посланника Греции от 11 февраля 1927 г. Народный комиссариат иностранных дел 19 марта того же года опубликовал ноту, в которой говорилось о предоставлении в распоряжение Греческой Миссии ленинградской церкви и двух жилых домов при ней с восстановлением права собственности Эллинского государства на жилые дома, но не на земельные участки под ними (при этом домам не давались публично-правовые привилегии, присущие помещениям дипломатических миссий). Окончательное разрешение вопроса о домах ставилось «под условие» урегулирования проблемы передачи органам советского правительства российского недвижимого имущества в Греции.

В ноте НКИД также говорилось, что здание храма, в отличие от жилых домов, передается Миссии лишь в распоряжение, а не в собственность. Церковь «находится в руках» группы верующих греков, заключивших договор о пользовании ею и, по мнению НКИД, «это положение удовлетворяет их». Правда, Греческая Миссия и после указанной ноты продолжала считать, что «по договоренности советского и греческого правительств» церковь передана в собственность Греции, и уполномоченный НКИД в Ленинграде еще в середине 1933 г. говорил ленинградским властям, что Димитровский храм «действительно принадлежит грекам».

Нота НКИД помогла решить в пользу общины несколько судебных дел – 1925, 1926 и начала 1929 гг. о выселении из церковных жилых домов семьи настоятеля прот. К. Семенова, сторожа Ф.И. Садибова, а также других церковнослужителей по иску образованного в д. № 4/2 по Греческому пр. ЖАКТа и райкоммунотдела (РКО). 16 мая 1929 г. Народный суд жилищной камеры Ленинграда постановил дела прекратить, так как дома перешли в собственность Греции, и «право на иск от РКО отпало»[iii].

При этом община находилась под постоянным контролем властей. Так, 28 июня 1927 г. специальная комиссия райисполкома в присутствии представителей «двадцатки» Ф.М. Халкитиса и Ф.И. Садибова произвела пожарно-технический и санитарный осмотр здания храма и вынесла заключение о необходимых ремонтных работах, которые вскоре были проведены на средства общины. Выполняя требование властей, прихожане 18 февраля 1930 г. подали обновленный список своих представителей из 21 человека с просьбой зарегистрировать общину в соответствии с новым законом о религиозных объединениях 1929 г. Однако в условиях начавшихся на рубеже 1920-х–1930-х гг. массовых антицерковных гонений и репрессий «двадцатка» уже в 1931 г. резко сократилась численно и фактически перестала существовать. В этой связи все руководство жизнью общины перешло в руки бывшего председателя «двадцатки» Ф.М. Халкитиса, назначенного Греческой Миссией смотрителем храма (церковным старостой). Настоятелем церкви в 1920-х – начале 1930-х гг. служил протоиерей Константин Васильевич Семенов. Он родился в 1892 г. в с. Шум Мгинского уезда Петербургской губернии в семье священника, окончил в Санкт-Петербурге Духовную семинарию и университет.

Несмотря на распад «двадцатки», посещаемость Греческой церкви верующими даже выросла. Это наглядно подтверждает почти четырехкратный рост доходов (и соответственно расходов) общины в 1931–1933 гг. Так, в 1931 г. общий доход составлял 21336 руб. (расход 20485 руб.), в 1932 г. – 47660 руб. (расход 45588 руб.), а в 1933 г. – 78965 руб. (расход 79054 руб.). При этом основные поступления давала выручка от продажи свечей молящимся и тарелочный сбор, Греческая Миссия в 1931 г. выделила 1945 руб., в основном на ремонт. Около половины всех расходов в 1931–1933 гг. составляли выплаты певчим хора (60936 руб.) и затраты на приобретение нового церковного имущества (14104 руб.), в том числе четырех Евангелий в серебряных окладах, двух кадил, чаши и напрестольного креста, также из серебра. Некоторые серебряные предметы пожертвовала Греческая Миссия. В дальнейшем она увеличила и взносы на ремонт храма, например, в 1934 г. выделила 6 тыс. руб. на восстановление центрального отопления здания церкви[iv].

В середине 1930-х гг. община Греческой церкви претерпела новые испытания, прежде всего обострение конфликта по вопросу принадлежности двух жилых церковных домов Миссии и требование властей перезаключить договор о пользовании зданием церкви. Это было связано с общим наступлением на религиозные организации в СССР, в свете которого особый статус Греческой церкви стал вызывать раздражение у ленинградского руководства. 15 июня 1933 г. ответственный секретарь Ленинградской комиссии по вопросам культа Неглюевич отправил материалы о Димитровской церкви в Постоянную комиссию по вопросам культа при Президиуме ЦИК СССР и попросил указаний, как поступить с ее общиной, ввиду несоблюдения ею целого ряда соответствующих правил нормативных актов. В ответ на последовавший 8 июля из Секретариата ЦИК СССР запрос о предоставлении более подробных сведений Неглюевич 27 августа сообщил, что церковь имеет значительную посещаемость, но главным образом русскими, немногочисленные греки в основном приходят в нее для совершения таинств. «Двадцатки» не существует, здание церкви застраховано на 50 тыс. руб. до 17 февраля 1934 г., но община имеет значительную задолженность по уплате налогов – 9998 руб. плюс 33281 рубль пени, а церковный староста от погашения ее категорически отказывается, предлагая обращаться в Греческую Миссию. Прояснив для себя ситуацию с особым статусом Димитровской церкви, комиссия при ЦИК СССР 20 ноября 1933 г. указала ленинградским властям «до окончательного разрешения вопроса о Греческой церкви по согласованию с НКИД не предпринимать никаких шагов»[v].

Ответа Наркомата иностранных дел пришлось ждать почти год. Тем временем свой удар по общине нанесло ОГПУ. 18 января 1934 г. был арестован настоятель храма протоиерей Константин Семенов. Его обвинили в антисоветской деятельности и приговорили к трем годам концлагеря, в Ленинград отец Константин уже не вернулся[vi]. По этому же делу был арестован и осужден смотритель церкви Ф.М. Халкитис. При аресте настоятеля агенты ОГПУ изъяли много хранившейся в его квартире церковной утвари и три антиминса (они находились там, так как летом 1933 г. в храме были совершены три кражи, и Уголовный розыск предложил хранить церковные ценности на квартире). Конфискация части церковного инвентаря встревожила греческого посланника, и 21 февраля он написал новому смотрителю церкви (бывшему бухгалтеру общины) Антону Михайловичу Антонову о необходимости получить у властей отобранные при аресте священника вещи. 5 марта смотритель написал об этом в ОГПУ, а 17 марта – районному инспектору по делам культа, и часть конфискованной утвари в конце концов вернули.

Вместо о. Константина Ленинградский митрополит Алексий 31 января временно поручил служить в Греческой церкви архимандриту Иоасафу (в миру Александру Ефремовичу Журманову), а 9 марта назначил его настоятелем. Архимандрит Иоасаф был известным церковным деятелем. Он родился в 1877 г. в Петербурге в семье ремесленника, окончил Коммерческий институт им. Озерского, Духовную семинарию, затем с 1901 г. состоял насельником Александро-Невской Лавры, где проходил послушание помощника заведующего Серафимо-Антониевского скита, лаврского библиотекаря, заведующего музеем, кладбищенской конторой, казначея, а в сентябре 1922 – ноябре 1923 гг. – настоятеля Лавры. Отец Иоасаф дважды подвергался кратковременным арестам – в июле 1925 и в январе 1933 гг. Уже в январе 1934 г. архимандрит поселился в одном из церковных домов по адресу: Греческий пр., № 4/2, кв. 5 и прожил там около пяти лет.

Ввиду ареста и вынесения судебного приговора Ф.М. Халкитису и прот. Константину Семенову А.М. Антонов несколько раз запрашивал Греческую Миссию о целесообразности выплаты бывшему смотрителю денег из церковных сумм (это делалось до февраля 1935 г.) и проживания в церковном доме семьи о. Константина. В результате жене протоиерея сообщили о необходимости освобождения занимаемого помещения, ввиду его предполагаемого ремонта для нужд Миссии, к 15 апреля 1935 г., что и было сделано[vii].

В октябре 1934 г. Дипломатическое агенство НКИД в Ленинграде, наконец, дало свои указания местным властям, основные положения которых сводились к следующему: 1. Пользование помещениями церкви греками должно быть оформлено договором с «двадцаткой» на общих основаниях, при отсутствии 20 лиц можно ограничиться 5-7; 2. Налоги с церкви не могут превышать 1 тыс. рублей в год и должны взиматься с 1 октября 1934 г.; 3. Оба жилых церковных дома должны находиться в ведении ЖАКТа, причем в одном из них могут остаться проживать на общих основаниях с другими гражданами лица, имеющие отношение к церкви; 4. Никаких особых посольских помещений в церкви быть не может. При этом представитель агентства предупредил, что данные условия не окончательны, «так как находятся в зависимости от урегулирования вопросов о нашем имуществе в Греции», и поэтому все переговоры с греческой общиной должны вестись «исключительно в устной форме»[viii].

К моменту получения этих указаний ситуация с церковными домами уже существенно обострилась. Еще в середине 1920-х гг. в двухэтажном церковном доме был образован ЖАКТ (который Миссия не признала), а в 1933 г. появилась угроза передачи этому ЖАКТу и второго – одноэтажного дома. 25 августа 1934 г. А.М. Антонов передал в Володарский райсовет письмо Миссии от 11 мая с просьбой освободить дома от всех посторонних жильцов и передать их в распоряжение смотрителя. Ввиду отсутствия результата Антонов 2 октября попросил Миссию поставить данный вопрос перед Ленинградским уполномоченным НКИД, но 22 ноября был вынужден сообщить в Москву, что по распоряжению уполномоченного оба дома должны быть переданы ЖАКТу, и поэтому необходимо срочно представить в райсовет документы, подтверждающие права Греческой Миссии. Пересланные из Москвы копии ноты НКИД от 19 марта 1927 г. и протокола заседания суда от 16 мая 1929 г. не убедили Володарский райсовет, посчитавший ноту НКИД написанной «в незаконченном виде», и в начале 1935 г. оба дома были переданы ЖАКТу. В пользовании общины в них осталось лишь несколько помещений общей площадью 102 кв. м. Через несколько месяцев Миссия попыталась вернуть дома. 2 мая 1935 г. она в связи с тем, что «принадлежащие церкви жилые помещения пришли в ветхость», поручила смотрителю «для их сохранности» предпринять перед властями Ленинграда шаги «об оформлении помещений в ведение Миссии». В июне смотритель вел с Володарским райсоветом переговоры о «демуниципализации примыкавших к церкви строений»[ix]. Однако эти хлопоты не увенчались успехом.

Согласно полученным от Ленинградского агенства НКИД указаниям районный инспектор по делам культа в начале ноября 1934 г. вызвал смотрителя церкви и потребовал организовать «двадцатку». Через несколько дней А.М. Антонов попросил письменное распоряжение, и 20 ноября инспектор (в нарушение директивы об устных переговорах) написал ему о необходимости в соответствии с законом 1929 г. перезаключить договор о пользовании зданием храма, причем не со смотрителем церкви, а с «двадцаткой», угрожая в противном случае поступить со зданием «по закону» (то есть закрыть храм). Через два дня Антонов известил о сложившейся ситуации Миссию, отметив, что «двадцатки» не существует из-за достаточного количества прихожан-греков. 6 декабря районный церковный стол предъявил ультиматум, потребовав заключить договор в трехдневный срок. Но Греческая Миссия 8 декабря указала смотрителю пока не подписывать никаких договоров, ссылаясь на свои переговоры с Наркоматом иностранных дел.

В середине декабря Неглюевич известил комиссию при ЦИК СССР в ответ на ее запрос от 11 ноября, что вопрос с Греческой церковью остается без изменения и все нарушения, отмеченные в прежних докладах остаются по-прежнему. В дальнейшем на общину продолжали оказывать давление, например, 10 февраля 1934 г. районный инспектор произвел проверку ее финансовой отчетности (приходно-расходных книг). Для урегулирования конфликта в Ленинград приезжал секретарь Миссии И.И. Кумбарас. В конце концов удалось договориться о компромиссном решении. 2 апреля 1935 г. смотрителем церкви был назначен Яков Григорьевич Коккинаки (инвалид-пенсионер), который сформировал новый руководящий орган общины – «пятерку» из шести прихожан-греков (русских советские власти в нее не допускали): самого Я.Г. Коккинаки, его жены домохозяйки Марии Яковлевны Коккинаки, кустаря Ивана Георгиевича Христофиса, служащего Ставро Константиновича Караяниди, чистильщика обуви Федора Христофоровича Кокиниди и его жены домохозяйки Марии Игнатьевны Кокиниди. Власти пошли на уступку и 23 мая 1935 г. подписали с этой группой договор о передаче церкви в ее пользование[x].

Еще накануне подписания договора, 2 апреля, комиссия райисполкома провела технический осмотр здания храма (в присутствии настоятеля и церковного старосты – сторожа Филиппа Ивановича Садибова) и указала в короткий срок провести значительные ремонтные работы. Ходатайство Я.Г. Коккиники об отмене некоторых предписаний успеха не имело, 1 июня 1935 г. райисполком потребовал строгого исполнения всех указанных в акте технического осмотра работ. Греческой Миссии пришлось выделить значительные суммы и выполнить весь требуемый ремонт.

С осени 1934 г. общине церкви пришлось выплачивать все возрастающие налоги (земельную ренту и налог со строений), а 4 апреля 1936 г. районный финансовый отдел потребовал уплатить недоимки по этим налогам с 1927 г. – огромную сумму в 47114 руб. (10997 руб. недоимки и 36117 руб. штрафные пени). Одновременно – 3 апреля районный жилищный отдел предписал внести квартирную плату (с учетом пени 12721 рубль) за 1933 – март 1936 гг. проживавшим в одном из церковных домов архим. Иоасафу и сторожу Ф.И. Садибову. Эту плату пришлось внести, а недоимки по налогам райисполком после протеста Миссии и с учетом указаний НКИД сложил[xi].

В результате положение общины временно стабилизировалось. Правда, во второй половине 1935–1937 гг. происходили существенные изменения в составе причта. 12 сентября 1935 г. Греческая Миссия предложила Я. Коккинаки обратиться к Ленинградскому митрополиту Алексию с просьбой о назначении в церковь другого протодиакона вместо отца Валериана Гиндыша, так как поведение последнего «не соответствует духовному сану». Уже 17 сентября митрополит уволил о. Валериана за штат и вскоре назначил в храм будущего новомученика протодиакона Петра Адамовича Симо (расстрелянного 20 декабря 1937 г.). 2 апреля 1936 г. отец Петр был перемещен к кафедральному Троице-Измайловскому собору, а на его место назначен другой новомученик протодиакон Никифор Емельянович Кабанов (расстрелянный 6 марта 1938 г.). Согласно справке о «религиозном обществе» Димитровской церкви от 1 апреля 1937 г. при храме состояло три постоянных служителя культа и один временный.

8 апреля 1937 г. митрополит Алексий ввиду болезни архимандрита Иосафа поручил до его выздоровления совершать богослужения в Греческом храме протоиерею Знаменской церкви Феодору Ласкееву. Болезнь о. Иоасафа затянулась, и 22 апреля его перевели на должность 2-го священника, а настоятелем был назначен переведенный из Афонской церкви Новодевичьего монастыря протоиерей Лев Александрович Муллер. Он родился в 1887 г. в Могилеве, имел высшее образование, до революции служил в Министерстве путей сообщения, а после рукоположения в 1922 г. в сан иерея – в разных храмах Петроградской (Ленинградской) епархии. На посту настоятеля Греческой церкви о. Лев оставался до 30 августа 1937 г., перейдя затем в Князь-Владимирский собор. Протоиерей был арестован в начале 1942 г. в блокадном Ленинграде и 30 июня 1942 г. скончался в заключении. Следует упомянуть также, что с 20 июня по 30 августа 1937 г. вторым священником Греческой церкви служил один из авторитетных клириков епархии протоиерей Владимир Александрович Румянцев – настоятель кафедрального Николо-Богоявленского собора в период блокады Ленинграда (годы жизни 1877–1947).

30 августа настоятелем храма св. Димитрия Солунского вновь был назначен архимандрит Иоасаф, а вторым священником переведен из Троице-Измайловского собора протоиерей Василий Дмитриевич Фомин, служивший в Греческой церкви до 23 ноября 1937 г. В связи с плохим здоровьем о. Иоасафа 7 декабря того же года на посту настоятеля его сменил протоиерей Симеон Симеонович Никиташин. Он родился в 1888 г. в Новгородской губернии в семье крестьянина (позднее священника), окончил Духовную семинарию и, служа настоятелем Скорбященской церкви в Петрограде, в 1922 г. подвергался аресту ГПУ. По этой причине о. Симеон не мог уцелеть в период «большого террора», и через месяц после назначения в Греческую церковь, вероятно, был арестован и расстрелян. В январе 1938 г. о. Иоасафу пришлось вернуться к исполнению обязанностей настоятеля[xii].

Состав церковнослужителей Греческого храма с течением времени также постепенно менялся. После оставления должности смотрителя А.М. Антонов с апреля по сентябрь 1935 г. работал бухгалтером, а после его ухода на пенсию – с октября 1935 по март 1938 гг. – счетоводом общины был грек И.Н. Теодори (Феодори). Свечницей церкви с февраля 1936 по 1938 гг. работала Ольга Петровна Визанирис, сторожем в это время оставался Ф.И. Садибов. Кроме них имелось еще четыре платных церковнослужителя: алтарница, уборщица и два дворника. Регентом церковного хора в 1936–1938 гг. был Ф. Самошин, число певчих в этот период колебалось от 25 до 15 человек.

В декабре 1935 г. по предложению Греческой Миссии был ликвидирован придел свт. Николая Чудотворца, его утварь, иконы, сосуды распределили по храму. Церковный инвентарь продолжал пополняться вследствие покупок и дарений. Так, общине было подарено имущество архимандрита Паисия (облачения и т.п.). Вскоре начались массовые перезахоронения на ленинградских кладбищах, в том числе бывших прихожан Греческой церкви. 15 июня 1936 г. ее смотрителю Я.Г. Коккинаки пришлось присутствовать на перенесении с Тихвинского на Никольское кладбище Александро-Невской Лавры праха скончавшегося в 1907 г. А.Е. Геергондопуло. Точное число прихожан Димитровской церкви в середине 1930-х гг. неизвестно, но по ряду свидетельств оно оставалось значительным. Так, в 1935 г. община приобрела у проживавшего на ст. Антропшино кустаря Г.В. Григорьева 347 кг свечей, а в первой половине 1936 г. – уже 400 кг у новгородского кустаря Г.Ф. Бабичева[xiii].

Временная стабилизация положения общины оказалась непродолжительной. С конца 1937 г. власти стали предпринимать активные усилия по ее разрушению и закрытию храма. Резко выросли налоги, только первый взнос за 1938 г., внесенный 20 января, составил 1026 руб. 19 ноября 1937 г., вероятно под давлением районной администрации, написали заявление о выходе из «пятерки» супруги Кокинади, затем выбыл С.К. Кораяниди. Смотрителя церкви – Я.Г. Коккинаки власти потребовали не включать в состав исполнительного органа. Но и в этих условиях прихожане-греки смогли восстановить «пятерку». 18 февраля 1938 г. они (в количестве 11 человек) провели приходское собрание, где рассмотрели вопрос о ремонте храма и выбрали новый состав исполнительного органа общины из пяти прихожан: М.Я. Коккинаки, И.Н. Теодори, Н.С. Мониоса, Е.Ф. Гонатос и Е. Янокуриса.

Однако давление властей продолжалось. Через пару недель был, по всей видимости, арестован Я.Г. Коккинаки, вместо него смотрителем стал А.Н. Теодори, которого на должности бухгалтера сменила М.Я. Коккинаки. 12 марта на заседании «пятерки» ей был предоставлен отпуск, а уже 27 марта «пятерка» вновь собралась в связи с получением информации, что Мария Яковлевна подала в райсовет заявление о выходе из состава исполнительного органа, даже не известив общину и не сдав финансовые документы. Вместо М.Я. Коккинаки бухгалтером был назначен К.И. Муяки. Но положение продолжало ухудшаться. В июне 1938 г. советские власти фактически выслали из страны нового бухгалтера, смотрителя церкви И.Н. Теодори, его жену Р.Н. Теодори и еще несколько греческих подданных, лишив их визы в СССР. За день до своего отъезда, 12 июня, они успели передать по акту деньги, приходно-расходные книги и ключи избранному И.Н. Теодори в качестве своего приемника на посту смотрителя (по согласованию с Греческой Миссией) Леониду Афанасьевичу Панаиоту; бухгалтером была назначена Мария Титовна Панаиоту.

15 июня Л.А. Панаиоту написал секретарю Миссию И.И. Кумбарасу, что он хочет поехать за инструкциями в Москву, но не может, так как его паспорт находится в Иностранном отделении Ленинградской милиции. Новый смотритель отмечал, что его предшественники были вынуждены оставить службу «не по их желанию», и просил прислать сотрудника Миссии для проверки состояния имущества церкви. Леонид Афанасьевич указал, что его тоже предупредили о возможных проблемах с визой, и выразил беспокойство о судьбе храма «в случае его отъезда». Вскоре и этого смотрителя выставили из СССР, а 4 июля М.Т. Панаиоту подала заявление с просьбой освободить ее от работы бухгалтера с 5 июля[xiv].

При этом богослужения в церкви продолжались. 29 марта 1938 г. митрополит Алексий назначил ее настоятелем протоиерея Филофея Петровича Полякова. Он родился в 1893 г. в Петербурге в семье священника, окончил два класса Духовной семинарии, принял сан иерея в 1921 г. и подвергался арестам в 1927, 1930 и 1932 гг. Отец Филофей служил настоятелем Греческой церкви до осени 1938 г., а затем его вновь сменил отправленный было 29 марта за штат архимандрит Иоасаф (Журманов)[xv].

Ввиду того, что прихожан-греков почти не осталось, здание храма и инвентарь по договору от 4 октября 1938 г. были переданы двум русским представителем общины – Константину Ивановичу Андрееву и Петру Григорьевичу Никольскому. 19 ноября они приняли по акту все церковное имущество от архим. Иоасафа. 24 ноября в присутствии настоятеля была составлена новая инвентарная опись храма и используемых общиной помещений в жилом доме при нем. В это время в церкви еще оставалось 15 икон с серебряными ризами, шесть Евангелий в серебряных окладах, серебряная утварь общим весом свыше 13 кг и шесть колоколов, весивших около 3,5 тонн. В декабре службы в храме продолжались[xvi].

Однако акция по его закрытию уже была запущена. 29 ноября 1938 г. председатель Ленинградского совета А.Н. Косыгин отправил в Наркомат иностранных дел заявление с просьбой санкционировать закрытие Греческой церкви, «учитывая недопустимость дальнейшего оставления церкви без охраны, а также, что оставшиеся проживать в Ленинграде православные греки и другие верующие не претендуют на использование церкви» (что было явной неправдой). В заявлении Косыгина встречались и другие искажения фактов, в частности, он писал, что церковь была передана по договору в бесплатное пользование пяти греческим подданным в 1932 г. (на самом деле в 1935 г.), которые управляли ею до отъезда из Ленинграда в марте 1938 г. (в действительности до июня-июля). Ничего в этом письме не говорилось и о договоре от 4 октября 1938 г.

В ходе проходившей в то время кампании перевыборов местных советов власти инициировали вынесение собраниями трудовых коллективов ряда организаций и предприятий (Завода гражданского самолетостроения, артели Промнарпит № 1, Треста общественного питания, Ленпромтрансоюза и др.) наказов депутатам о закрытии церкви и использовании ее здания под культурное учреждение. В самом начале 1939 г. НКИД выразил свое согласие с закрытием храма при условии его сохранения в течение полугода в прежнем виде (вероятно, с целью использования этой ситуации как средства давления на переговорах с правительством Греции).

10 января 1939 г. Президиум Ленсовета принял постановление (протокол № 175, пункт 7): «1. Имея в виду наказы избирателей XIV созыва Советов о закрытии Греческой церкви и учитывая, что здание культа с апреля месяца 1938 года для религиозных нужд верующих не используется, а 20-ка в количестве 4-х человек от управления здания культа отказалась – церковь закрыть. 2. Использовать здание в соответствии с указаниями Президиума Верховного Совета РСФСР от 7/IX – 38 г.»[xvii].

Еще накануне принятия этого решения, 8 января, инспектор сектора административного надзора Татаринцева внесла ряд предложений об обслуживании здания церкви после закрытия в соответствии с указаниями НКИД: 1. Поселить в одной из квартир церковного дома коменданта, оплачиваемого из оставшихся средств общины в сумме 26 тыс. руб.; 2. Договориться с отделом коммунального обслуживания, чтобы за его счет убиралась прилегающая территория; 3. Следует купить дрова и отапливать церковь и две квартиры, чтобы не испортить их; 4. Из служащих оставить только коменданта и одного дворника, второго дворника и сторожа уволить; 5. Выдать коменданту удостоверение общего отдела Ленсовета. Все эти предложения были реализованы, в день закрытия церкви 10 января К.И. Андрееву выдали удостоверение о том, что он является комендантом по наблюдению и охране здания бывшей Греческой церкви и двух квартир в доме № 4 по Греческому пр. В ответ на ходатайство артели Иншвейтруд от 30 декабря 1938 и 15 января 1939 гг. о предоставлении им храма для организации в нем мастерских и культурно-массовой работы для сотрудников артели последовал отказ.

21 февраля общий отдел Ленсовета известил райфинотдел, что храм может быть сдан в аренду не ранее июня-июля 1939 г. Правда, в июне лишь церковный сквер (до этого огороженный и закрытый) передали в эксплуатацию райкоммунотдела для организации в нем отдыха граждан. Само здание храма сохранялось Андреевым в неприкосновенности до конца года[xviii].

Со временем все новые организации выдвигали свои претензии на пустующее здание. Так, в начале декабря с просьбой предоставить церковь и прилегающую территорию «для строительства на площадке необходимых сооружений» в Президиум Ленсовета обратился директор Всесоюзной киностудии по производству художественных кинофильмов малых форм Секундов. Ему отказали, но 11 декабря 1939 г. Президиум Ленсовета все же принял постановление о временном размещении в бывшей Греческой церкви военно-учебного пункта Смольнинского района без какой-либо реконструкции здания и передаче культового имущества райфинотделу.

Первыми в тот же день в райфо были переданы 39 серебряных вещей, в том числе ризы с икон и шесть Евангелий, а 13 декабря – другая утварь. Церковные одежды 12 декабря поступили в Госфонд, и 14 декабря здание храма «в удовлетворительном состоянии» и две квартиры в церковном доме с частью инвентаря (в том числе шесть колоколов и две мраморные доски о создании храма) передали по акту Райжилуправлению № 2, которому было указано срочно огородить место захоронения трех членов семьи устроителя храма Д.Г. Бернардаки в крипте деревянным забором, а «все оставшиеся предметы культа сжечь в самом здании». В тот же день «не представлявшее ценности» церковное имущество было варварски уничтожено.

16 декабря некоторые признанные ценными и поэтому не уничтоженные вещи передали в Музейный фонд: 15 риз, 3 стихаря, 21 подсвечник, картину художника Роббе, картину Айвазовского «Корабль в море», портрет мужчины, портрет греческого монаха, икону св. Анны Кашинской с резным пейзажем, икону св. Елизаветы, парчу, 4 украшенных бисером отреза и т.д.[xix]

Последнего настоятеля архимандрита Иоасафа выселили из занимаемой им церковной квартиры. Находясь за штатом, он пережил блокадную зиму 1941–1942 гг., весной 1942 г. был эвакуирован в г. Алапаевск. 13 августа 1944 г. состоялась хиротония о. Иоасафа во епископа Симферопольского и Таврического, 9 апреля 1946 г. его назначили епископом Тамбовским и Мичуринским, 4 февраля 1955 г. возвели в сан архиепископа. Тамбовскую кафедру владыка занимал до 8 августа 1961 г., через семь месяцев он скончался и был погребен на местном Петропавловском кладбище[xx].

До начала Великой Отечественной войны здание Греческой церкви находилось в распоряжении Смольнинского райсовета, затем несколько лет использовалось для различных военных нужд. В дальнейшем оно пустовало, постепенно разрушаясь, и в виде «полуруины» простояло до начала 1960-х гг. В период жестоких антирелигиозных хрущевских гонений церковь была снесена как «малохудожественная» в несколько этапов (с весны 1961 по 1962 гг.), а на освободившемся месте в 1966–1967 гг. к 50-й годовщине Октябрьской революции построен концертный зал «Октябрьский»[xxi].

Эта варварская акция описана в стихотворении лауреата Нобелевской премии Иосифа Бродского «Остановка в пустыне» (1966 г.):

«Теперь так мало греков в Ленинграде,

что мы сломали Греческую церковь,

дабы построить на свободном месте

концертный зал. В такой архитектуре

есть что-то безнадежное […]

Прекрасно помню, как ее ломали.

Была весна […] И как-то в поздний час

Сидел я на развалинах абсиды.

В провалах алтаря зияла ночь […]»[xxii].

В последние годы в Петербурге воссоздается греческая община, при помощи генерального консульства Греции планируется вновь построить уничтоженную церковь, согласно одному из проектов – в сквере на углу Греческого пр. и ул. Некрасова, вблизи исторического места храма, или на Греческой площади. Важнейшим событием в этой связи стала находка в начале 2006 г. в морге больницы имени Мечникова на Пискаревском проспекте чудом уцелевших останков (в том числе в отдельном сосуде сердца) устроителя храма Дмитрия Георгиевича Бернардаки, захороненных затем в Александро-Невской Лавре. Истории греческой общины северной столицы и ее возрождению была посвящена представительная международная конференция, состоявшаяся в Петербурге осенью 2006 г. В 2013 г. общественность города активно боролась за восстановление храма на Греческой площади.