М.В. Шкаровский. Влияние Святой Горы Афон, как «символа русского православия» после возникновения СССР, на творчество российских писателей-эмигрантов 1920-х – 1930-х гг.

М.В. Шкаровский. Влияние Святой Горы Афон, как «символа русского православия» после возникновения СССР, на творчество российских писателей-эмигрантов 1920-х – 1930-х гг.

Одной из отправных точек национальной литературы и культуры является самоидентификация автора, в том числе религиозная. Особенно ярко это проявляется в эмиграции, когда отсутствуют многие другие факторы: устойчивое воздействие государства, влияние сложившейся и организационно оформленной культурной среды, быта и т.п. Применительно к русской эмигрантской литературе XX века, возникшей после революции 1917 г. и поражения Белого движения в гражданской войне, важной характерной чертой у целого ряда авторов была их приверженность православию. После создания СССР и постепенного уничтожения там церковной жизни многие писатели-эмигранты воспринимали в качестве символа или даже центра русского «дореволюционного» православия Святую Гору Афон в Греции, где сохранилось несколько десятков возникших в основном в XIX веке русских обителей: монастырей, скитов и келлий.

Некоторые из таких писателей совершили поездки на Афон, по итогам которых написали ряд литературных произведений: повестей, рассказов, очерков, статей и т.п. Первым из них был Михаил Прохоров, написавший в период своего пребывания в русском скиту Крумица в апреле 1922 г. очерк «Россия и Афон (русское общество и русское афонское братство)», который он 15 мая подарил в библиотеку Свято-Пантелеимоновского монастыря (Руссика). В заключении своего очерка М. Прохоров отмечал, что зарубежное «русское общество… должно дать родной обители на Святой Горе свою скорую, посильную помощь и свое могучее покровительство… А русское афонское братство – заставить мятущийся ум родного православного народа познать Творца и Владыку мира, а сердце — исполниться любви и страха Божия».[1]

Писали о русском Афоне и ставшие впо­следствии известными в эмиграции литераторами недавние офице­ры Белой армии генерала П.Н. Врангеля. Так один из лучших литературных отчетов о паломничестве на Святую Гору в сентябре 1924 г. оставил автор морских рассказов капитан Б.П. Апрелев, не раз выступавший с публичными чтениями о современном состоянии русского монашества, в том числе и в белградском русском православном кружке имени преп. Серафима Саровского. 16 ноября 1924 г. он высту­пил на заседании, собравшем около 80 слушателей, преимуществен­но русских студентов. «Своими яркими описаниями он перенес всех нас на Святую Гору, — вспоминал один из участников. — Особенно пора­зительно было его посещение русских отшельников, живущих на Карули на совершенно отвисших скалах, где часто от одной келий к другой нет тропинки и только при помощи веревки, упи­раясь в стену ногами, можно перейти с места на место. В настоящее время их там 19 человек, начиная от слепого старца 112 лет, и, кончая бывшим офицером добровольческой армии. Живут они в большой бедности, питаясь сухарями и луком, не зажигая огня круглый год, и, несмотря на всю свою отрезанность от мира, они следят за всеми современными событиями».[2]

В мае-июне 1927 г. под влиянием своей беседы с принявшим монашеский постриг в Руссике о. Иоанном (Шаховским) паломничество на Афон совершил проживавший в Париже известный русский писатель Борис Константинович Зайцев (1881-1972), который в дальнейшем считал эту поездку важнейшим событием в своей жизни. На самой Святой Горе он пробыл 18 дней – с 12 по 29 мая, большинство из которых провел в Свято-Пантелеимоновском монастыре. Путь на Афон писателю открыло рекомендательное письмо главы русской Западно-Европейской епархии митрополита Евлогия (Георгиевского) архиепископу Афинскому Хризостому (Пападопулосу), который знал митрополита еще по годам своей учебы в Киеве и Петрограде. Письмо Владыки Хризостома афонскому Протату позволило Б.К. Зайцеву осматривать библиотеки греческих монастырей, куда допускали не всех паломников.[3]

Борис Константинович отправился в путь сразу после Пасхи. Если учесть, что празднование Пасхи продолжается в Церкви в течение 40 дней, то все служ­бы, которые посещал писатель на Афоне, были Пасхальными, ис­полненными особой духовной радости. О том, что Б.К. Зайцев жил на Афоне напряженной религиозной жизнью, его внутреннем духовном состоянии при встрече с миром афонского монашества свидетельствуют письма. В них открывается облик глубоко верующего человека и благо­говейного паломника «Эта поездка…, — писал он жене — В.А. Зайцевой 16 мая, — не «для удовольствия», но дает и еще даст очень много». Рассказывая о трудностях, возникающих во время поездки, писатель заме­чал, что полагается «больше на Бога», чем на свои расчеты; он также со­общал о своей напряженной молитвенной жизни, посещении многих монастырских служб, исповедях у духовника Свято-Пантелеимоновского монастыря (архимандрита Кирика). Летопись его путешествия свидетельству­ет, как много времени он проводил на монастырских службах, несколько ночей не спал. На Афоне Б.К. Зайцев дважды говел и причащался.[4]

В то же время, преклоняясь перед величием афонских под­вижников, которые «бесконечно (морально) выше и чище нас», он откровенно признавался, что мало знает в области аскетики и молитвенного созерцания, монашеская жизнь была бы для него лично «не по силам»: «Нет, Афон не шутка. Тут: или — или…» (письма от 16, 28, 29 мая). Б.К. Зайцев упоминал в письмах и о суровом самоотвержении монахов, полном отречении от мира, где остаются все родные и друзья, о тяжелейших подвигах ино­ков, некоторые из которых спят по полтора часа в сутки.[5]

За время пребывания на Святой Горе Б.К. Зайцев совершил два пу­тешествия, во время которых обогнул на лодке большую часть афонского полуострова, несколько раз пересекал его по суше, побывав в шести монастырях, четырех скитах и нескольких каливах отшельников. Писатель общался со многими замечательными афон­скими монахами, подвижниками, старцами, духовная помощь которых помогала ему в последующей долгой жизни: «Я вспоминаю с большим удовольствием об этих кратких бесе­дах с людьми, которых и мало знал, но с которыми сразу устано­вилась душевная связь, и говорить можно было почти как с дру­зьями» («Афон»). В своих произведениях Б.К. Зайцев запечатлел облик афонских монахов, донес их слова, и это были важные исторические сведения.[6]

Главы его будущей книги сначала печатались в июне-декабре 1927 г. в русских эмигрантских газетах «Последние новости» и «Возрождение», первое отдельное издание книги «Афон» вышло в 1928 г. в Париже в издательстве «ИМКА-Пресс». Именно она стала самым значительным опубликованным литературным свидетельством о русском присутствии на Афоне в период между двумя мировыми войнами. Своеобразным откликом на книгу Б.К. Зайцева, который, по свидетельству его знакомого насельника Спасо-Преображенского Валаамского монастыря иеромонаха Иувиана (Красноперова), высказанному о. Иувианом в письме к Ю.И. Репину (март 1936 г.), «разбудил вновь интерес к Афону», можно считать появле­ние в среде русской эмиграции целого ряда работ о Святой Горе.[7]

При этом Б.К. Зайцев не ограничился одной книгой. В 1929 г. он поместил в своем цикле «Дневник писателя» две очерка, объединенные общей темой разоблачением оклеветавшей святогорцев француженки Маризы Шуази («Бесстыдница в Афоне» и «Вновь об Афоне»). В своих публикациях Борис Константинович доказал, что якобы совершенная ею поездка под видом мужчины на Афон является вымыслом. Во втором из этих очерков писатель также отмечал, что Россия из-за принятого греческим правительством закона вновь отрезана от Афона. Про ревностную защиту Б.К. Зайцевым святогорцев узнали в Руссике. Игумен Мисаил, получив от писателя фотографию Шуази, сообщил ему, что такого человека никогда не было ни в монастыре, ни вообще на Афоне, а фото — поддельное. В знак благодарности и благословения настоятель Руссика в сентябре 1929 г. прислал Борису Константиновичу образ св. вмч. Пантелеимона и икону Иверской Божией Матери с надписью: «За защиту поруганного Афона».[8] В 1933 г. на годовщину разрушительного землетрясения, затронувшим Святую Гору, Б.К. Зайцев откликнулся заметкой «Афонские тучи» (все три очерка опубликованы в газете «Возрождение»).

Б.К. Зайцев и в дальнейшем писал отцам Мисаилу, Кирику, Виссариону, но наиболее часто переписывался со своим спутником во время странствий по Афону — прежним антипросопом Руссика иеромонахом Пинуфрием (Ерофеевым). В своей книге Б.К. Зайцев писал о нем мно­го и с любовью. В письме с Афо­на 11 июля 1928 г. о. Пинуфрий сообщал Борису Константиновичу: «С большою сердеч­ною благодарностию получил я Ваш подарок — книгу «Афон», прочел ее с удовольствием и благодарностию, многие наши отцы заинтересовались ей и читают ее».[9] В письмо иеромонах вложил лавро­вые листья с Афона.

В конце 1920-х – 1930-ех гг. писатель деятельно участвовал в сборе средств для поддержания русских святогорцев, рассылая призывы о помощи различным организациям русского зарубежья и ближайшим товарищам по литературному труду, в частности 4 февраля 1929 г. написал известному писателю Ивану Шмелеву по поводу пересылки денег на Афон председателю Братства русских обителей во имя Царицы Небесной о. Савве. Когда в 1937 г. это братство обратилось с призывом о помощи к православным русским изгнанникам, Борис Константинович взял на себя труд рассылки этого обращения во многие страны, где проживали его соотечественники.[10]

В течение нескольких предвоенных лет Б.К. Зайцев продолжал поддерживать переписку с афонскими насельниками, прекратившуюся с началом военных действий в Европе и, по-видимому, не возобно­вившуюся. Из писем этих были почерпнуты сведения, использован­ные в очерке «Вновь об Афоне». Много позже Борис Константинович опять вспомнил Святую Гору на страницах газеты «Русская мысль» очерками «Афон. К тысячеле­тию его» (1963 г.) и «Афон» (из дневникового цикла «Дни») (1969 г.). Первый и последний из опубликованных им материалов афонской тематики разделяют 42 года. Общение с бывшими насельниками Руссика архиепископом Иоанном (Шаховским) и епископом Кассианом (Безобразовым) Б.К. Зайцев продолжал вплоть до своей кончины. Кроме того, епископ Кассиан стал одним из героев повести «Река времени» — последней значительной литературной работы Бориса Константиновича.[11]

На Страстной неделе 1929 г. паломником в Свято-Пантелеимоновский монастырь из Румынии приехал бывший Пермский губернатор и камергер, писатель Александр Владимирович Болотов (1866-1938), автор нескольких исторических и духовных книг. Он описал свою поездку в завершенной в сентябре 1929 г. брошюре «Страстные и светлые дни на Афоне», в которой отмечал: «…после очаровательной книжки Б.К. Зайцева, где в общем чрезвычайно верно схвачена сущность Афона, всякая попытка возвращаться к описанию Св. Горы может показаться или дерзкой, или совершенно ненужной, но во-первых, сама тема неисчерпаема, а во-вторых, хотя лишь два года прошло с посещения Зайцевым Св. Горы, но уже многое на ней изменилось и изменилось к худшему… Я уехал с Афона опечаленный предчувствиями и ходом событий, далеко неблагопри­ятных для этой твердыни православия, ибо греки систематически добиваются обезмонашения и ослабления славянских обителей. И потому весь православный мир в лице своих властителей и Пат­риархов обязан охранить его исторические права и преимущества, выдающиеся памятники живописи и зодчества, старинные храмы и богатейшие церковные и книжные хранилища».[12] Поездка на Святую Гору произвела на А.В. Болотова такое впечатление, что 7 ноября 1931 г. он поступил послушником в Руссик и принял там монашеский постриг в мантию и схиму с именем Амвросий. Скончался отец Амвросий на Афоне 13 февраля 1938 г.[13]

Известный в русском рассеянии пуб­лицист, военный прокурор и паломник, пешком обошедший большинство монастырей Сербии, Черногории, Македонии и неоднократно бывавший в русских обителях Афона, Ю.И. Лисовский (литературный псевдоним Евгений Вадимов) в 1937 г. публиковал в Варшаве предания и легенды о Святой Горе («Сказание о горе Афонской»).[14]

Очень заметный след в истории русского Афона оставил известный в русском зарубежье писатель, бывший штабс-капитан Добровольческой армии Владислав Альбинович Маевский (1893-1975), работавший в 1930-1938 гг. секретарем Сербского Патриарха Варнавы. В 1930-е гг. он трижды совершил продолжительные паломнические поездки на Святую Гору, посетив все ее основные монастыри, скиты и келлии, в том числе несколько раз был в Руссике. Свои впечатления от общения с русскими святогорцами В.А. Маевский отразил в документальных книгах «Иверская Богоматерь» (Белград, 1932), «Святая Гора» (Сремски Карловцы, 1937), «Неугасимый светильник» (Т. 1-2. Шанхай, 1940) и в художественных произведениях: «Афонские рассказы» (Париж, 1950) и «Афон и его судьба» (Мадрид, 1969). В 1941 г. вышла еще одна книга писателя об Афоне, посвященная сербскому монастырю Хиландар – «Лавра Хилендар» (Нови-Сад, 1941). В России эти произведения были частично опубликованы только в 1990-е — 2000-е гг. Как и Борис Зайцев, Владислав Маевский являлся не только живописателем, но и защитником русского монашества на Афоне, вплоть до своей кончины он вел многолетнюю борьбу за возможность пополнения славянской братии Святой Горы обращаясь к иерархам Русской Православной Церкви, международной общественности и в прессу.[15]

Еще в 1937 г. В.А. Маевский писал: «Тяжела жизнь монахов, особен­но славянских народностей, на Афоне. До войны из всех краев великой России стекались сюда щедрые жертвы и многие тысячи поклонников ежегодно посещали Святую Гору… А теперь? Теперь гостиницы пусты: монастырские метохи, приобретенные в годы турецкого владычества на доброхотные жертвы русских людей, от­няты единоверным греческим правительством. Кроме того, греки запретили приезд славянам в их же древние обители, которые ос­тались без смены, без молодых монахов… Печально, но если так продолжится и дальше, и правительства славянских государств, равно как и Православные Церкви, не изменят это ненормальное положение, то перед древними святынями славян встанет опасность полного исчезновения их монашества на Афоне и переход в греческие руки наших великих духовных ценностей. К чему греки и направляют всю свою афонскую политику…».[16]

За эти строки греческое правительство тогда же запретило писателю въезд на Афон. Лишь в июне 1963 г. Владислав Альбинович смог в последний раз (четвертый) посетить Святую Гору в составе официальной делегации Московского Патриархата, приехавшей на празднование 1000-летия Афона, причем проживал он в Свято-Пантелеимоновском монастыре. В настоящее время личный фонд В.А. Маевского, содержащий большое количество материалов о русских святогорских обителях, хранится в Архиве Свято-Троицкой семинарии Русской Православной Церкви за границей.

Из других русских эмигрантов – деятелей культуры следует упомянуть поселившегося в США  и окончившего Академию художеств в Филадельфии художника Владимира Перфильева (бывшего капитана российской армии, 1895-1943), который весной – летом 1927 г. проживал в Свято-Пантелеимоновском монастыре. В.В. Перфильев написал красками и углем цикл картин с разными видами Святой Горы и в дальнейшем переписывался с игуменом Мисаилом. Вероятно, во второй половине 1927 г. побывал в Свято-Пантелеимоновском монастыре проживавший во Франции молодой русский поэт – эмигрант Диомед Монашев, потративший деньги, собранные на издание книжки, на паро­ходный билет в Грецию.[17]

Образ русского Афона занимал определенное место в творчестве даже тех эмигрантских авторов, которые не бывали на Святой Горе, например, Ивана Сергеевича Шмелева (1873-1950). Наиболее ярко это отразилось в главе «Серебряный сундучок» из романа Шмелева «Лето Господне». Здесь наглядно проявились представления автора, что с утратой православных святынь в России для русских эмигрантов Афон наряду с Валаамом стал духовным ориентиром и хранителем православия, а после Второй мировой войны — уже единственным «маяком» в житейском море.[18]

Первоначально «Серебряный сундучок» задумывался как очерк, задолго до того, как появился план третьей части «Лета Господня». 20 марта 1933 г. Иван Сергеевич в письме знаменитому русскому философу-эмигранту И.А. Ильину отмечал: «…хотел бы отдать себя — близкому духу, церкви, Господу. Хочу очерк о Св. Пантелеимоне писать — какая тема-то! под заглавием «Серебряный сундучок»! Тут встретится… старая-старая Москва, конца 70-х… сила и слава наша… и… разгром наш, юр наш, стояние на ветрах, с ловящими ушедшее глазами, с глазами в слезах, — и старый Афон, русский, народный Афон — хранитель Православия, крепкий, с защитой силы, и нынешний, загнанный, гонимый, ограбленный, искусственно старимый и изводимый демократической — !!! властью былой Эллады!».[19]

Поводом к началу работы над очерком стало посещение Шмелевых иеромонахом Саввой (Струве), который отслужил молебен перед привезенными с Афона мощами святого Пантелеимона Целителя. Правда, в 1933 г. «Серебряный сундучок» не был завершен, и работа над ним продолжилась в 1940-е гг. Постоянным напоминанием об Афоне в парижской квартире И.С. Шмелева служил красный угол, где находился присланный ему в 1935 г. образ преподобного Серафима Саровского. В письме И.А. Ильину от 19 января 1935 г. Иван Сергеевич так писал об этой иконе: «Образ делан на ст[аром] Афоне, поднесен какому-то о. Парфению, потом лежал ночь на камне Серафима».[20]

Таким образом, религия, и как ее квинтэссенция – образ Святой Горы Афон, являлась важным компонентом личности той части российских писателей-эмигрантов 1920-х – 1930-х гг., которые хотели подчеркнуть свою принадлежность к русскому миру. Эта традиция еще несколько десятилетий существовала и после окончания Второй мировой войны – вплоть до 1970-х гг. (фактического вымирания «старого» русского Афона и приезда в Свято-Пантелеимоновский монастырь первой группы монахов из Москвы).

Доклад 27 ноября 2015 г. на научной конференции «Компаративная литература и культура» в Баку


[1] Архив Русского Пантелеимонова монастыря на Афоне (АРПМА). Оп. 10. Д. 196. Док. 169. Л. 8.

[2] Белградский православный кружок имени преподобного отца Серафима Саров­ского чудотворца // Духовный мир студенчества. Париж. 1925. № 5. С. 38-39.

[3] Источники публикации // Зайцев Б.К. На Афон. Москва, 2013. С. 73.

[4] Зайцев Б.К. Афины и Афон. Очерки, письма, афонский дневник. Санкт-Петербург, 2012. С. 5-9, 28.

[5] Там же. С. 28-29.

[6] Там же. С. 29.

[7] Клементьев А.К. Предисловие // Зайцев Б.К. На Афон. С. 49.

[8] Зайцев Б.К. Афины и Афон. Очерки, письма, афонский дневник. С. 35.

[9] «Напишите мне в альбом…». Беседы с Н.Б. Сологуб в Бюсси-ан-От. Москва, 2004. С. 125.

[10] Клементьев А.К. Указ. соч. С. 60.

[11] Там же. С. 29-30.

[12] Болотов А.В. Страстные и светлые дни на Афоне. Варшава, 1929. С. 5.

[13] Русский афонский отечник XIX-XX веков. Святая Гора Афон, 2012. С. 437-439.

[14] Вадимов Е. Сказание о горе Афонской // Воскресное чтение. Варшава. 1937. № 1. С. 6-10.

[15] См.: Маевский В.А. Афон и его судьба. Мадрид, 1969.

[16] Там же. С. 194-195.

[17] Зайцев Б.К. Афины и Афон. Очерки, письма, афонский дневник. С. 172, 270.

[18] См.: Суворова Л. Афонская смута // Альфа и Омега. Москва. 2004. № 3 (41).

[19] Ильин И.А. Собрание сочинений: Переписка двух Иванов: В 3 т. Т. 1. / Сост., вступ. ст. и коммент. Ю.Т. Лисицы. Москва, 2000. С. 373-374.

[20] Там же. Т. 2. С. 12.


Опубликовано 01.12.2015 | | Печать

Ошибка в тексте? Выделите её мышкой!
И нажмите: Ctrl + Enter