— 
Профессор, какова цель Вашего приезда в Санкт-Петербург?



— Цель — прочитать доклад и познакомиться с духовной академией и православной жизнью Петербурга. Я здесь был только один раз в начале 90-х годов.

— Отец Константин, какие святые места Вы уже успели посетить в Санкт-Петербурге? Удалось ли Вам ощутить дух русского благочестия? Что удивило Вас больше всего?

— 

Я уже посетил Свято-Иоанновский монастырь на Карповке, часовню Ксении Петербургской, Исаакиевский и Казанский соборы, Спас-на-Крови.

Должен сказать, что на меня произвел очень глубокое впечатление этот визит. В первый раз, когда я был в Ленинграде, Казанский собор был еще музеем религии и атеизма. Мне тогда не удалось попасть туда. В этот визит я был глубоко потрясен от того, что увидел. Такая живая религиозная жизнь здесь в Петербурге. Я был глубоко потрясен, как православные посещают свои святыни и храмы. Не говоря уже про Ксению Петербургскую и Иоанна Кронштадтского.

В мой первый приезд в Ленинград в 1973 году было немыслимо посещать такие святыни. Еще один раз я был в Ленинграде в 1990 году в течение очень ограниченного срока. Я мало бывал в Петербурге, очень часто в Москве.

— Профессор, сегодня вы выступили для студентов Санкт-Петербургской духовной академии с лекцией. Чем обусловлен выбор именно этой проблематики доклада?



— Мне кажется важным, чтобы православные знали, какое произошло изменение отношения к Православной Церкви. Конечно, я не могу быть согласен со всеми изменениями, которые произошли в Католической Церкви после Второго Ватиканского собора. Особенно в богослужении, мне кажется, Католическая Церковь очень много потеряла. Но в отношении к православным и другим христианским вероисповеданиям это был большой шаг вперед. Сегодня католики не должны заниматься прозелитической деятельностью среди православных. Православные для католиков — Церковь-сестра. Нет уже в Католической Церкви такой цели обратить православных в католицизм. Те группы, которые в России занимаются такой деятельностью, делают это в противоречии с Католической Церковью и самим Ватиканом.

— Эта эволюция взглядов затронула только католическое священноначалие, или она в том числе произошла и в сознании простого верующего католика?



— Я жил в нескольких европейских странах: в Бельгии, Германии, Франции и Италии. Откровенно говоря, я никогда не слышал от французских или бельгийских католиков злого слова в адрес православия. Менталитет очень поменялся. Я не слышал таких слов, как «схизматики», раскольники. Этого уже не слышно в католической среде.

— И все-таки, может быть, сохраняются еще какие-то стереотипы и заблуждения о православии в западном католическом мире? Или все мифы уже преодолены?



— Может быть, существует еще такое мнение, что в советское время Церковь Московской Патриархии сотрудничала с режимом и потеряла доверие у народа из-за этого. Я слышал такие мнения особенно в Германии. Но это говорят обычно люди, которые непосредственно не соприкасались с жизнью православных. На Западе у каждого свое мнение, и каждый желает опубликовать его. Но мысли, которые звучали раньше, что православные — христиане второго сорта, не посещают храм, что у них только внешняя набожность, уже не слышны в католическом мире.

— Каковы, на Ваш взгляд, перспективы православно-католического диалога в современном секулярном мире?

— 

Мне кажется, что это больше всего зависит от православных, насколько православные готовы вступить в такой диалог с католиками. Правда, у Католической Церкви есть некоторые пункты, которые она очень не хочет уступать, особенно примат власти Папы и нравственное богословие. В этих пунктах Католическая Церковь даже сегодня не хочет уступать. Это усложняет диалог с православными. Было бы желательно, по моему личному мнению, вернуться к состоянию отношений первого тысячелетия, когда власть папства так не подчеркивалась. Конечно, желательно вернуться к нейтралитету. Но я не могу говорить за всю Католическую Церковь и за Ватикан.

— Справедливо ли утверждение, что у восточного и западного христианства существуют общие вызовы современности, связанные с агрессивным антиклерикализмом светского мира? Станут ли эти вызовы фактором сближения перед лицом общих угроз?

— 

Конечно, существуют. Я не знаю, насколько в догматике, но в отношениях социальных тенденция к сближению будет усиливаться. Ваш Святейший Патриарх уже проявил добрую волю в этом отношении. Мне кажется, нынешний Папа более открыт к диалогу с православными, чем его предшественник. Он как европеец глубоко осознал значение секуляризации в современном мире и хотел бы развивать хорошие отношения между православными и католиками.

— Отец Константин, какова, по Вашему мнению, мера сближения? Какая форма близости является уже недопустимой? Одно дело образовательные, культурные и социальные контакты, другое дело молитвенное и евхаристическое общение. Есть ли границы, предел сближения?



 — Конечно, есть границы. Мне кажется, хотя это мое личное мнение, что сегодня в нашем современном мире идея усиленного соединения потеряла уже смысл. Даже страны хотят самостоятельности, и каждый хочет быть самостоятельным человеком. Зачем заставлять православных принимать догматы Католической Церкви? Я не вижу причины. Православные после трудных лет гонений на Церковь должны осуществить свою идентичность, развиваться на своей почве.

— Насколько объективна потребность Православной и Католической Церквей к взаимосближению или все-таки это инициатива отдельно взятых личностей, как митрополит Никодим (Ротов) или ректор католического колледжа Руссикум Пол Майо, о котором Вы сегодня подробно рассказали?



— Я бы не сказал, что это политика частных лиц. Пол Майо представлял общее мнение Католической Церкви того времени. Он ощущал себя только как инструмент, исполнитель воли Ватикана. Что касается митрополита Никодима (Ротова), мне кажется, в это время было более открытое отношение к католикам, чем сразу после перестройки. Причины тому разные, в том числе развитие униатства на Западной Украине. Я знаю, что покойный Патриарх был очень оскорблен этим феноменом.

— Считаете ли Вы, что папская униональная политика дискредитировала себя? Дайте, пожалуйста, свою личную оценку унии.



— Уния, мы уже признаем, это не средство единения. Уния совсем дискредитирована как средство единения. Те, кто идут по этому направлению, идут против воли Святейшего отца и Ватикана.

— Отец Константин, областью Ваших научных интересов является история Русской Церкви, а на какой конкретно теме или периоде Вы специализируетесь?



— Я преподаю разные курсы введения в историю всех славянских церквей (Сербская, Румынская и т.д.), спецкурс по дореволюционной истории Русской Православной Церкви.

— Вы блестяще владеете русским языком. Много ли вам потребовалось времени и усилий его освоить?



— Я вообще самостоятельно занимался русским языком. С бабушкой я говорил по-украински. А с украинского можно легко перейти на русский. Это нетрудно. Потом я стал заниматься русской литературой. Я очень много читал.

— А каковы Ваши предпочтения в русскоязычной литературе?



— Гоголь.

— Какие международные образовательные проекты реализует Папский Восточный Институт?



— У нас сейчас очень живой проект сотрудничества с Православным Свято-Тихоновским гуманитарным университетом в Москве. Я и другие профессора всегда участвуем в совместных симпозиумах. В прошлом году у нас был симпозиум про Толстого, а в этом году о примате папства. Желательно было бы развивать такое сотрудничество и с Санкт-Петербургской православной духовной академией. Я вижу здесь глубокую открытость. Я глубоко потрясен тем, как ваша академия хорошо развивается. Все студенты воспитаны. Я всегда говорил, что ваши православные студенты в Риме особенно отличаются от католиков воспитанием. У нас, у католиков, сейчас нет такого хорошего уровня воспитания, как у вас. Это большое обогащение для нашего института, когда православные посылают своих студентов учиться к нам.

Интервью проректора Папского восточного института в Риме, профессора истории Русской Церкви Константина Симона.