Святейший патриарх Сергий (Страгородский) без сомнения является необычайным явлением не только в истории Церкви Российской, но и вообще в истории отечества нашего. Ему пришлось нести на себе крест не менее тяжелый, чем Святителю Тихону. Кто, кроме Самого Господа может измерить тяжесть этого креста? На Святейшем Патриархе Тихоне лежала ответственность за Церковь Российскую, когда еще никто не мог знать с предельной точностью, кто такие большевики и как пойдет развитие отношений между новой властью и религией в бывшей православной империи. Но он был Патриарх выбранный собором Православной Церкви, его признавали все, никто не мог оспорить каноничность его святительской власти.

Совсем в другом положении находился тогда еще, будучи митрополитом будущий Патриарх Сергий  (Страгородский). О его полномочиях знали не все и не в полном объеме, а существовавшие между епископами несогласия по основным вопросам управления Церковью искусно подогревались государственными структурами, контролировавшими буквально всех, вне зависимости оттого находился ли человек на свободе, был в ссылке или в тюрьме. Почти все институты Церкви были разгромлены, спровоцированные расколы были и справа и слева, провести собор власть не позволяла. Общество, как известно, было расколото и по политическим мотивам. Ведь нельзя же представить себе, что все противники Советской власти оказались за рубежом нашего Отечества. Этот крест мог понести только тот, кто мог отказаться от себя так, как это готов был сделать апостол Павел. Но для этого нужно было иметь и веру апостола Павла.

«Архиепископ Филипп Гумилевский, викарий Московской Епархии, член Синода, был заключен в тюрьму в 1936 году; по просьбе сестры из дальних лагерей был переведен в г. Владимир. В Москве он должен был дождаться вечернего поезда. В это время он должен был посетить Патриархию. Конвойные уважили просьбу архиепископа Филиппа, пожелавшего проститься с Патриархом Сергием.  Они привели владыку в Бауманский переулок, где была резиденция и где в этот день работал письмоводитель Патриарха о. Сергий Лебедев.  Когда владыку Филиппа ввели, Патриарх отсутствовал (он служил Литургию где-то в пригороде) и встреча не могла состояться. Опечаленный владыка оставил Патриарху письмо. В этом прощальном письме содержались следующие строки: «Владыко святый, когда я размышляю о Ваших трудах для сохранения Русской Церкви, я думаю о Вас, как о святом мученике, а когда я вспоминаю о Ваших ночных молитвах все о той же Русской Церкви и всех нас, я думаю о Вас, как о святом праведнике.» Дольше архиепископ Филипп оставаться и ждать возвращения Патриарха не мог. Сопровождавшие его конвоиры требовали немедленного следования на вокзал, так как дальнейшее промедление могло скомпрометировать их самих.

Когда Патриарх вернулся, о. Сергий подал ему письмо. Святейший прочитал, поцеловал и положил на грудь, под подрясник.

«С этим письмом, Сережа, и на суд Божий предстать не страшно». Потом прошелся несколько раз по комнате и протянул письмо о. Сергию со словами: «Возьми, Сережа, сохрани, подшей в мое личное дело. Когда я умру, многие будут осуждать меня, не зная всех трудностей, выпавших на мою долю. Сохранить Таинства, сделать их доступными для православных прихожан, защитить от гонений не только священнослужителей, но и молящихся, которые за посещение храмов и почитание праздников подвергаются преследованиям, как на работе, так и от квартирного окружения, не скупящегося на доносы. Все вместе взятое неотделимо от общей задачи сохранить существование Церкви.»[1] Через несколько месяцев архиепископ Филипп Гумилевский был застрелен следователем во время допроса…

А вот еще прелюбопытнейшее свидетельство некоего голландца проф. П. Гендрикса, статья которого была опубликована в Голландии в 1931 году.[2]  «Сергий живет теперь где-то высоко в наемной угрюмой казарме на Воздвиженской улице, в сердце Москвы, на шумном проездном пути… Он живет там в бедной комнате, скорее в монастырской келье, чем комнате; жизнь более суровая, чем монастырская, в бедности, христианском смирении, мучеником за свою Церковь, за свою веру, за свой народ… Нужно самому видеть в Москве страдающую Церковь, понять, что здесь применяется в буквальном смысле древлехристианское, древлеславянское «непротивление злу», и тогда поведение митрополита Сергия будет понятным… О, эта картина как бы из другого мира, видеть Сергия, старца с седой бородой. Едущим в своей серой, длинной рясе, с единственным украшением — крестом на груди, на трясущейся извозчичьей кабриолетке — служить Литургию в одной из московских церквей. Я сам был свидетелем, как он, чрез шумные улицы, среди мчащихся трамваев и автобусов, ехал из своей квартиры на Воздвиженке в церковь св. Николы». Более точного исполнения пророчеств, кажется, и быть не может. Но вернемся в предреволюционные и предвоенные годы. Жизнь шла своим чередом. Ректор Санкт-Петербургской Академии епископ Сергий Страгородский был назначен председателем Синодальной комиссии по старокатолическому и антипапскому вопросам. Был председателем на Религиозно-философских собраниях, что имело в то время чрезвычайно важное значение, так как способствовало сближению интеллигенции и духовенства. В годы русско-японской войны, когда в России разгорался огонь первой революции, будущий Патриарх говорил своим студентам, что империя может быть уничтожена надвигающимися событиями, но Церковь погибнуть не может.

В 1911 г., архиепископ Сергий, будучи уже на самостоятельной Финляндской кафедре, был включен в состав Святейшего Синода нового состава, а сразу, после отречения императора Николая II возглавил Синод и Предсоборный Совет. В 1917 году, как и митрополит Вениамин в Петрограде, архиепископ Сергий голосами клириков и мирян был избран на древнюю Владимирскую кафедру. На Поместном Соборе 1917 -1918 гг. он избран членом Священного Синода и, после интронизации, Патриарх Тихон возвел его в сан митрополита.

Первый раз митрополита Сергия арестовали уже в марте 1921 года. По инициативе бывшего ходатая по бракоразводным процессам А.И.Шпицберга в Троицком подворье был устроен обыск и в папке «Переписка с Римским Престолом» контролер ВЧК нашел письмо, адресованное Статс-Секретарю Римского Престола кардиналу Гаспари. Впервые оно было опубликовано в ноябре 1997 года М.Одинцовым в журнале «Наука и религия». Вот его текст: «Римскому Престолу через Вашу Светлость угодно было обратиться к правителям России с призывом прекратить гонения на представителей Православной Церкви. Ваш благородный поступок не мог, конечно, изменить богоборной политики наших правителей и не привел их к осознанию их вины, как показывает наглый ответ Вам Чичерина, преисполненный беззастенчивого отрицания прямых фактов и явной лжи на нашу Церковь. Но в сердцах всех верных чад этой Церкви и нас, смиренных ея служителей, этот истинно христианский акт Римского Престола, продиктованный сочувствием к беззащитным и страждущим и особенно для нас среди переживаемых нами всяких лишений, среди ужасов бесправия и неуверенности в завтрашнем дне —  вызывает неизгладимый отклик и живейшее чувство благодарности.

Исполняя поручение нашего Отца, Патриарха Московского и всея России Тихона, покорнейше прошу Вашу Светлость принять в Вашем лице выражение нашей благодарности Римскому Престолу за столь трогательное участие в судьбе представителей Православной Церкви в России. Всевышний Мздовоздатель да вознаградит это дело любви Своею безмерною милостью.

С чувством совершенного почтения и о Христе преданности имею честь быть Вашей Светлости покорнейшим слугою

                                    Сергий, митрополит Владимирский и Шуйский.

18/31 марта 1919 г.

Диссонансом к тональности этого письма будут звучать ответы митрополита Сергия на вопросы советских и иностранных журналистов относящиеся к 1930 году. «Мы считаем излишним и ненужным это выступление папы Римского, в котором мы, православные совершенно не нуждаемся». Заместитель Местоблюстителя Патриаршего Престола вместе со своим Синодом делали все возможное, чтобы доказать Советской власти, что Церковь будет строго придерживаться своих намерений, заявленных в Декларации 1927 года. Однако чрезвычайно интересным представляется тот факт, что в своем интервью митрополит Сергий обличает антиправославную политику Польши как бы повторяя высказывание патриарха Тихона от 28 июня 1923 года. Да и утверждение, что в Советском Союзе не преследуют по религиозным убеждениям, есть опять же повторение слов Святейшего Патриарха Тихона. Видимо чувствуя уязвимость своей позиции митрополит Сергий намеренно прикрывается авторитетом почившего российского Первосвятителя.

Но вернемся в 1921 год. Уже на следующий день митрополит Сергий оказался в заключении. Правда на этот раз оно было довольно недолгим. Это было время, когда Советская власть после гражданской войны, неудавшегося похода в Европу и политики военного коммунизма внутри страны искала новые пути устроения жизни в мирное время. Естественно, внутри партии существовали различные мнения по поводу положения религиозных организаций в социалистическом государстве. Дзержинский и Красиков искали пути разложения и уничтожения Православной Церкви, Луначарский и Лацис склонялись к тому, что Церковь необходимо использовать в целях социалистического строительства. Для этого они предлагали опереться на прогрессивную часть православного духовенства. Но цель на этом этапе у тех и других была одна: расколоть Церковь изнутри и подчинить своей воли. Вся эта работа поручалась ГПУ. В мае 1922 года зампред этой карательной организации Уншлихт докладывал в ЦК РКП /б/: «Колоссальная историческая работа по созданию раскола среди духовенства в республике, кроме затраты энергии, требует крупных денежных средств.» Как известно эти средства были найдены в самой Церкви под предлогом изымания церковных ценностей в пользу голодающих, а, позже, с помощью особого налогооблажения духовенства.

Если поразмышлять над тем, что может иметься ввиду под коммунистическим идеалом (хоть это и утопия, но идеал всегда остается идеалом и к нему необходимо стремиться, какими средствами это уже другой вопрос) легко прийти к выводу, что эти условия сами по себе не являются непреодолимыми. И в общем-то Церковь их в период Советской власти не отвергала, хотя официально, соборно — и не одобряла. Это, вероятно, потому, что-сами-то коммунисты по поводу этих идеалов ничего конкретного сказать не могли. Главное, чтобы собственность была общественной. Совсем недавно в Богословском сборнике Свято-Тихоновского богословского института появился до сих пор не известный документ, принадлежащий перу митрополита Сергия. Вероятно, он был написан для внутреннего пользования, может быть в качестве справки, для патриарха Тихона и его ближайшего окружения, чтобы выработать общецерковную позицию по отношению к Советской власти и на этом основании получить разрешение на созыв Поместного Собора. Этот документ был или переписан осведомителем, или перепечатан в канцелярии Тучкова, так как, к примеру, слова Церковь и даже иногда Бог пишутся с маленькой буквы. Интересно же в нем прежде всего то, что особое значение придается вопросу о собственности. В до революционной России много было споров по вопросу о том, кому должна принадлежать собственность и естественно в стране, где бурно начинали развиваться капиталистические отношения вопрос решался в пользу частного владения. В начале третьей главы этого документа митрополит Сергий делает очень важное и, нашей точки зрение основополагающее заявление: «… переустройство внешней жизни, изменение ея форм, и установлений не входит в задачу христианства, по крайней мере, в задачу ближайшую и непременную. Вступая в мир, христианство принимает формы общественной жизни такими, какими они даны в наличности, мирится со всяким общественным устройством и установлениями, даже принципиально не мирящимися с христианским учением, лишь бы эти формы и установления не препятствовали человеку в его личной и общественной жизни быть христианином.»[3] И еще с нашей точки зрения очень важное высказывание: «…лишь при внутренней христианизации человечества имеют значение всякие внешние христианизированные формы общественной и частной жизни и, что, поэтому, нужно очистить прежде внутреннее и внешнее потом приложится само собою.»[4] Все остальное, как нам представляется, является определением возможных границ компромисса. В конце концов митрополит Сергий рекомендует будущему Поместному Собору такую формулировку: « С решительностью отметая религиозное учение коммунизма, связанный Собор, однако, не находит непримиримых возражений против коммунизма, как учения экономического, отрицающего частную собственность и признающего  все обще полезное и нужное общим достоянием…»[5] Таким образом создается впечатление, что митрополит Сергий в третьей главе своего документа старается согласовать коммунистический идеал с христианским, но только в экономической области.

В мае 1922 года трем петроградским священникам удалось ввести в заблуждение находящегося в заключении патриарха Тихона и, под предлогом необходимости привести в порядок документацию патриархии, получить от него письменное разрешение принять и в будущем передать митрополиту Агафангелу дела Синода. Распоряжение это было тут же напечатано в газете Известия, а митрополита Агафангела, естественно, в Москву не пустили. Но за три месяца до этих событий вопрос обновленческого бунта уже обсуждался в Политбюро, и Л.Троцкий говорил о необходимости поддержать обновленцев, а потом, после окончательной победы над консервативной частью Православной Церкви, уничтожить и самих обновленцев, когда их фракции передерутся между собой в борьбе за власть. Нельзя забывать, что все эти события проходили на фоне изъятия церковных ценностей. В Петрограде был расстрелян митрополит Вениамин, в Москве Патриарх был в заключении, в Шуе верующие сопротивлялись насильственному изъятию церковных ценностей, там были жертвы… И все это каждый день подавалось в прессе как доказательство ожесточенного сопротивления Православной Церкви новой революционной власти, которая только и делает, что печется о голодающих трудящихся во всем мире. 19 мая 1922 года обновленцы объявили о создании Высшего Церковного Управления. Из 73 архиереев, занимавших в то время кафедры тридцать семь поддержали ВЦУ. По Владимирской епархии, во главе которой стоял митрополит Сергий, избранный совсем недавно самим верующим народом, прокатилась волна приходских собраний в поддержку обновленцев. Боясь противодействия со стороны авторитетного правящего архиерея, власти сослали его в Нижний Новгород. Но, неожиданно, понимая, что он теряет епархию, которая почти целиком оказалась в руках обновленцев, митрополит заявляет о своем признании каноничности ВЦУ и возвращается во Владимир. Это воззвание трех соблазнило многих колеблющихся. Вот его содержание: «Мы, Сергий, митрополит Владимирский и Шуйский, Евдоким, архиепископ Нижегородский и Арзамасский и Серафим, архиепископ Костромской и Галичский, рассмотрев платформу ВЦУ и каноническую законность управления, заявляем, что целиком разделяем мероприятия Церковного Управления, считаем его единственной канонически законной верховной церковной властью и все распоряжения, исходящие от него, считаем вполне законными и обязательными. Мы призываем последовать нашему примеру всех истинных пастырей и верующих сынов Церкви, как вверенных нам, так и других епархий.»[6] Архимандрит Афанасий Сахаров, страстный борец с обновленчеством во Владимирской епархии, горячо доказывал митрополиту пагубность этой политики, но Сергий, оставаясь в стороне от активной деятельности ВЦУ, внимательно наблюдал за бурно разворачивающимися событиями. Не так легко понять, что побудило столь мудрого иерарха, о котором еще митрополит Антоний Храповицкий говорил, что он на две пяди под землей видит, а я только на одну, принять такое, для многих очевидно ошибочное решение. Говорят, что когда Патриарх принимал покаяние у митрополита Сергия в Донском монастыре, то поднимая его с колен сказал: «Ну ладно они, но ты то как?» Вероятно, основным мотивом признания ВЦУ была его убежденность в том, что Церковь должна принимать власть такой, какова она есть. Задолго до своей знаменитой Декларации 1927 года, он уже в цитированном выше документе писал: «Мы, совершенно не погрешая против нашей веры и Церкви, можем быть в гражданском отношении вполне лояльными к Советской власти и, не держа камня за пазухой, работать в СССР на общее благо.»[7]  Надо сказать, что такую позицию митрополит занимал и при Временном правительстве, когда декрет об отделении от государства в Церкви тоже многим не нравился. Принимая уклад жизни Римской империи, основанный на римском праве, Церковь, — по мнению будущего Патриарха, — совсем не распространяла своего одобрения на все подробности этого уклада. Например, рабство.[8] И вот видя, что Патриарх находится в заключении, а местоблюстителям не дают возможность принять власть и чувствуя, что ВЦУ имеет поддержку со стороны властей, он, вероятно, решил, что лидерам обновленчества удастся организовать временное управление Церковью и договориться с Советской властью о проведении Собора. Это было в июне 1922 года, а уже в конце августа митрополит Сергий публично заявляет о своем несогласии с дисциплинарно-канонической и вероучительной деятельностью ВЦУ. 23 сентября его заявление было опубликовано в газете Правда. Оно явно вписывалось в планы Л.Троцкого и В.Ленина внести и в патриаршую Церковь, и в обновленческое движение как можно больший разлад. В этом заявлении митрополит в частности писал: «Так как нарушение указанных Правил влечет за собой безусловное запрещение и даже извержение из сана, то и сознательно участвующий в священнослужении с запрещенным или изверженным, или разрешающий такое священнослужение подпадает тому же. Т.О. 1) нарушителям я не могу и не буду давать разрешения священнодействовать в моей епархии, 2) женатые епископы, впредь до разрешения дела на Соборе, не будут мною признаваемы в их сане, а равно и рукоположенные ими, 3) сам я вынужден буду прекратить общение как с нарушителями этих Правил, так и с теми, кто будет разрешать такие нарушения.» (Правда, 1922, 23 сентября, N 214). Этим заявлением будущий Патриарх разрывал всякие отношения с раскольниками, но делал это подчеркнуто по каноническим и вероучительным соображениям, как бы давая понять, что он остается лояльным к политической платформе обновленчества. Кроме того, он оставлял за собой полный контроль над своей епархией, препятствуя распространению в ней незаконных священнослужителей и богослужебных нововведений. Но, кроме того, митрополит Сергий оказался удивительно прозорливым и по другой проблеме. Многие до сих пор довольно скептически отзываются об этом заявлении, упрекая митрополита за то, что он, главным образом, протестует против женатого епископата и допущения к священнослужению второбрачных священников. Однако сегодня открыт архивный документ, из которого видно, что начальник 6-го отделения отдела ГПУ Е.Тучков придавал этой стороне дела чрезвычайное значение. 30 октября 1922 года он в частности писал: «Окончательно разгромить Тихоновский и полутихоновский епископат и лишить его управления церковью возможно было бы только в том случае, если бы вопреки канонам посвящать женатых попов в епископы и выбрать из них епископов с любыми взглядами, то в этом случае, несомненно, был бы епископат явно настроен против Тихона и его политики.»[9]

Казалось бы -этот документ увидел свет уже после заявления митрополита Сергия и является результатом его анализа, но такое заключение представляется слишком поверхностным. Тучков в этом же документе утверждает, что «Живая церковь» была организована именно для борьбы с «митрополитами, архиепископами, епископами и т.д.», ибо как он пишет: «…между белым и черным духовенством существовала вражда еще задолго до этого времени, так как последнее имело огромное преимущество в церкви и ограждало себя канонами от конкуренции белых попов на высшие иерархические посты. Это обстоятельство было учтено и с этого было приступлено к осуществлению означенной задачи.»[10]

Таким образом мы видим, что митрополит Сергий своим заявлением попал в самую точку и, естественно, этот поступок митрополита обсуждался на Антирелигиозной комиссии ЦК РКП (б), которая решает оставить бывшего епископа Сергия… в положении опалы… (правда не известно точно, какой Сергий имеется ввиду) и его срочно, в начале 1923 года отправляют в ссылку в Нижний Новгород. В протоколе этого заседания есть и другие интереснейшие постановления (N 2. 31.Х.1922). Например: «Предложить ГПУ поставить хорошо дело с компрометацией попов здесь и на местах, или Послать на Украину Скворцова с кем-либо из ГПУ и ВЦУ … и т.д.»[11] В начале 1923 года митрополит отправляется в новую ссылку в Нижний Новгород.

Однако широчайший международный протест против готовящегося судилища над Патриархом перепутал все карты антицерковной политики большевиков. В июне 1923 года Святейший Патриарх Тихон вышел на свободу. Народ его принимал восторженно, и вся кампания по дискредитации, столь тщательно подготовленная и так настойчиво проводившаяся во всех газетах Советской России, оказалась напрасной. Примерно в это же время получил возможность возвратиться в Москву и митрополит Сергий. Но только через два месяца он смог получить аудиенцию у Патриарха Тихона. Ему пришлось публично, перед всем народом принести покаяние. Один Бог знает насколько этот его поступок, в котором он каялся перед Патриархом, был совершен из страха и насколько из желания сохранить свою паству, но его подвиг самоуничижения потряс церковную общественность ничуть не меньше, чем, так называемая, «декларация трех», в которой он признавал законность Высшего Церковного Управления. Своим всенародным покаянием митрополит Сергий, безусловно, обрел благоволение пред лицем Божиим, но в глазах современников его авторитет был значительно поколеблен.

После смерти Патриарха Тихона к управлению РПЦ приступил, согласно завещанию, митрополит Петр (Полянский). Он не был дипломатом и его частые встречи с Тучковым, на которых он пытался убедить его в необходимости для Церкви и государства прямых контактов без посредничества ГПУ, привели власти к мнению о необходимости замены митрополита Петра на более уступчивого. Для этой цели был избран архиепископ Григорий (Яцковский). 11 ноября 1925 года Комиссия по проведению декрета об отделении Церкви от государства при ЦК ВКП (б) постановила: «Поручить т. Тучкову ускорить проведение наметившегося раскола среди тихоновцев. В целях поддержки группы, стоящей в оппозиции к Петру (Мест. П.),[12] поместить в « Известиях» ряд статей, компрометирующих Петра… …Одновременно с опубликованием статей поручить ОГПУ начать против Петра следствие.» Надо полагать, что по тональности газетных статей, а, может быть, и в результате своих встреч с Е.Тучковым, митрополит Петр почувствовал свой приближающийся арест и 5 и 6 декабря 1925 года составил два документа. В первом говорилось: «В случае нашей кончины наши права и обязанности как патриаршего Местоблюстителя до законного выбора нового Патриарха предоставляем временно, согласно воле в Бозе почившего Святейшего Патриарха Тихона, высокопреосвященным митрополитам Казанскому Кириллу и Ярославскому Агафангелу. В случае невозможности, по каким-либо обстоятельствам, тому и другому митрополиту вступить в отправление означенных прав и обязанностей таковые передать высокопреосвященнейшему митрополиту Новгородскому Арсению. Если же и сему митрополиту не представится возможным осуществить это, то права и обязанности патриаршего Местоблюстителя переходят к высокопреосвященнейшему митрополиту Нижегородскому Сергию.»[13]  Этот документ был в то время мало известен и, кажется, впервые его приводит протопресвитер М.Польский. Может быть потому, что он был долгое время не актуален, так как до 1936 года за богослужением возносилось имя митрополита Петра, который хоть и находился в заключении, но был жив.

Митрополит же Сергий возлагая на себя тяжкий крест управления Церковью ссылается на другой документ, который был написан на следующий день 6 декабря. «В случае невозможности по каким-либо обстоятельствам отправлять Мне обязанности Патриаршего Местоблюстителя временно поручаю исполнение таковых обязанностей Высокопреосвященнейшему Сергию ( Страгородскому ), митрополиту Нижегородскому. … Возношение за богослужением Моего имени, как Патриаршего Местоблюстителя, остается обязательным.»[14] Эти два завещательные распоряжения митрополита Петра, рассматриваемые вместе подтверждают абсолютную обоснованность претензий будущего Патриарха на возглавление Русской Православной Церкви в этих чрезвычайно трудных условиях. Пока митрополит Петр был жив и не отказывался от своих прав на местоблюстительство никто не мог претендовать на власть митрополита Сергия, когда митрополит Петр был расстрелян — претендовать было некому. Митрополит Агафангел скончался в 1928 году, митрополит Арсений в 1936 году, а митрополит Кирилл находился в заключении и был расстрелян вместе с митрополитом Иосифом (Петровых) в 1937 году.

Необходимо признать, что будущий Патриарх сделал все от него возможное, чтобы сохранить правильное управление Церковью. И ему это удалось. Его первенство никто не оспаривал. Протестовали больше всего против методов управления, считая, что он присвоил себе, будучи только лишь заместителем Местоблюстителя, слишком большую власть. И, по причине не внимательного прочтения, против некоторых, с их точки зрения слишком сильных, заявлений Декларации 1927 года. Митрополит Сергий прекрасно понимал, что Церкви нужен мир, а для этого необходимо было во что бы то ни стало преодолеть расколы, возникающие то справа, то слева. Эти расколы инспирировались Советской властью, и митрополит это чувствовал. Он пытался получить регистрацию, но ему это удалось только после опубликования уже упомянутой Декларации. Многие исследователи считают, что эта Декларация абсолютно ничего Церкви не принесла и 30-тые года были еще сложнее и еще безнадежнее. Сам митрополит Сергий так много положивший усилий для ее спасения перед войной с Германией сказал возвратившемуся с каторги проф. Виноградову: «Церковь доживает последние дни…»[15]. Но думается, что вопрос этот не так прост и ответ не лежит на поверхности. Митрополиту Сергию все-таки удалось главное, он поставил Церковь в равные политические условия со всеми инспирированными большевиками расколами как справа, так и слева. И, когда в 30-е годы бушевала по стране пятилетка безбожия — это касалось всех. И, когда потом, в конце 30-х сажали в лагеря и расстреливали — это тоже касалось всех. Конечно же все это выглядит слабым утешением, но, в то же самое время, когда началась война, вся страна услышала воззвание только лишь митрополита Сергия. Что, собственно, Русская Зарубежная Церковь и не может ему простить до сих пор. И, когда настало время и для Советского правительства обратить внимание на религиозную проблему, Сталин увидел только одну Церковь — ту, которую возглавлял Местоблюститель патриаршего престола митрополит Сергий (Страгородский). С другой стороны, это еще одно напоминание, Божий урок, может быть особенно будущему Патриарху: «То, что невозможно человеку, возможно Богу».

И до Декларации 1927 года было много попыток привести взаимоотношения между Церковью и государством в область существующего в стране законодательства. Мы знаем сегодня достаточно много вариантов таких заявлений, некоторые из которых были напечатаны, другие же стали известны только теперь. В Декларации 1927 года нет ничего такого, что бы уже не было сказано патриархом Тихоном. И это касается не только Декларации. Даже в интервью, которое митрополит Сергий дал сначала советским, а потом иностранным журналистам в начале 30 годов, где он заявляет об отсутствии в СССР преследований по религиозным мотивам и о преследовании православных в Польше, он не оригинален. Святейший Патриарх Тихон об этом говорил и в беседе с секретарем английского национального комитета «Руки прочь от России» мистером В.П. Коутсом и в беседе с корреспондентом РОСТА от 09. 03. 1924., и в своем Предсмертном Завещании.

В первые годы своего заместительства митрополит Сергий пытается делать все с одобрения находящегося в заключении митрополита Петра. Когда осенью 1926 года принималось решение посредством тайного голосования выбрать патриархом митрополита Кирилла (Казанского), он очень сомневался в целесообразности этого решения, понимая, вероятно, невозможность в тех условиях скрыть от ГПУ такое мероприятие. Эта идея исходила от епископа Павлина ( Крошечкина ) и Корнилия ( Соболева ). Но для митрополита Сергия особое значение имело то обстоятельство, что ее поддержал архиепископ Илларион (Троицкий) и другие епископа находившиеся в то время  на Соловецком острове в лагере. Правда митрополит поставил условие инициаторам этих выборов: «Об этом должен знать Местоблюститель.» Оно не было выполнено. А когда в поддержку митрополита Кирилла было собрано уже 72 голоса, начались массовые аресты. Оказалось, что за деятельностью епископа Павлина следили с самого начала. В вятскую тюрьму был брошен и кандидат в патриархи митрополит Кирилл. В Нижнем Новгороде арестовали также и Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия. В вину ему ставились не только тайные выборы, но и связь с эмигрантскими кругами. Дело в том, что 13 декабря 1926 года митрополит Сергий обратился к Карловацкому Зарубежному Синоду с доверительным письмом, которое было опубликовано сразу после ареста архипастыря сначала в ревельской газете, а затем и в Париже. По сведениям эмигрантского журнала «Китеж» на 1 апреля 1927 года в заключении находились 117 епископов православной Церкви.

Митрополит Сергий (Воскресенский), которому будущий патриарх всецело доверял, рассказывал, что от Заместителя Местоблюстителя требовали сделать заявление в поддержку Советской власти угрожая расстрелять его сестру и архиереев, находящихся в заключении. Конечно ГПУ использовало этот метод довольно часто. В частности, против патриарха Тихона и против будущего патриарха Алексия (Симанского). Но в данном случае это кажется мало вероятным, так как мы знаем, что Церковь сама искала долгое время возможность упорядочить свои отношения с государством. Но от НКВД могли исходить и другие требования. Например, согласование кандидатур на архиерейские кафедры. « В ответ митрополит Сергий просил о легализации высшего, епархиальных и уездных церковных управлений, о разрешении на созыв Поместного Собора и выборы Патриарха, об освобождении заключенных и сосланных священнослужителей, о разрешении на восстановление духовных школ и издание церковного журнала.»[16] 30 марта 1927 года митрополит Сергий был освобожден, 7 апреля приступил к выполнению своих обязанностей, 7 мая обратился в НКВД с просьбой о легализации церковного управления, а 18 мая уже провел первое совещание своего Синода. Справка о временной регистрации Синода от НКВД была получена 20 мая и через два месяца увидела свет наделавшая столько шума Декларация. Вместе с митрополитом Сергием ее подписали и члены Синода. Интересно отметить, что в члены Синода Заместитель Местоблюстителя включил также находящегося в ссылке в Туркестане митрополита Арсения (Стадницкого). Есть даже фотография, на которой члены Синода в начале 30-х годов, на которой рядом с митрополитом Сергием сидит митрополит Арсений. Эта фотография помещена в Актах Святейшего Патриарха Тихона на 685 странице. Хотя, конечно, не исключено, что это только лишь фотомонтаж. Если бы он смог приехать в Москву, то в случае смерти митрополита Петра, что могло случиться в любой момент, именно митрополит Арсений становился бы Патриаршим Местоблюстителем. Правда этого должна была захотеть Советская власть. Во всяком случае, когда в 1934 году Сергия расширенный Синод сделал митрополитом Московским и добавил к его титулу слово «Блаженнейший» митрополит Арсений поздравил его одним из первых.

Что касается текста Декларации, то самые большие нарекания вызвала фраза: «Нам нужно не на словах, а на деле показать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными («лояльность, т.е. законопослушность, исполнение всех законных требований государства.» Митр. Сергий. Православная Русская Церковь и Сов. Власть. 1924 г.) Советской власти, могут быть не только равнодушные к православию люди, не только изменники ему, но и самые ревностные приверженцы его… Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой — наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи.» И этот текст, да и вся вообще Декларация в целом направлена на то, чтобы подчеркнуть, как уже бывало много раз и в других документах, одну главную мысль — Православная Церковь не является политическим оппонентом Советской власти, и собирается жить по тем законам, которые существуют в СССР вместе со всем народом, которому Она служит. Но в Церкви, что вполне естественно, были люди, которые полагали, что никакого согласия с Советской властью быть не может. Конечно внутри СССР никто открыто говорить об этом не мог, но такая позиция была довольно распространена. Ее выразителями стали русские епископы, да и вообще верующие, оказавшиеся в эмиграции. Находясь под сильным влиянием эмиграционного белого движения, они настаивали на насильственном свержении власти большевиков в России, требовали от международного сообщества восстановления монархии в России, вступали в сотрудничество с нацистами в Германии. Причем заявления очень часто делались как бы от всего русского православного народа, от имени Русской Православной Церкви, что, естественно, влекло за собой репрессии против епископов и священников, находящихся в СССР. По поводу этого не лишне было бы напомнить объявление Патриаршего Управления в Донском монастыре, вывешенное на дверях квартиры Патриарха Тихона: «Всех (посетителей. — Сост. ) с контрреволюционными и антисоветскими предложениями к ( Патриарху — Сост. ) Тихону ( просят.- Сост. ) не являться и в приемной не бывать…»[17]. Таким образом, делом митрополита Сергия было вывести Церковь из разрушающей ее стихии гражданской войны и политического противоборства. Поэтому в своей Декларации митрополит Сергий и пишет: «Чтобы положить этому конец, мы потребовали от заграничного духовенства письменное обязательство в полной лояльности к советскому правительству во всей своей общественной деятельности. Не давшие такого обязательства или нарушившие его будут исключены из состава клира, подведомственного Московской Патриархии…» Помнится, Патриарх Тихон грозил вызвать таковых на архиерейский суд в Москву, митрополит же Сергий просто предлагает уйти в другую юрисдикцию, прекрасно понимая, что находящимся в эмиграции просто невозможно быть лояльными Советской власти «во всей своей общественной деятельности.» Он выталкивает их из Московской Патриархии, в тайниках своей души надеясь, что они, будучи свободными от обязательств, будут продолжать говорить правду о положении Православной Церкви в СССР.

[1]  Рукопись

[2] Акты Святейшего Патриарха Тихона, Москва, 1994 г., стр.797.

[3] Богословский сборник N 1, Православный Свято-Тихоновский Богословский институт, Москва, 1997, стр. 250.

[4] Там же, стр. 251.

[5] Там же, стр. 257.

[6] Акты Святейшего Патриарха Тихона, стр. 218-219.

[7] Богословский сборник,  N 1, стр. 243.

[8]  Там же, стр. 251.

[9] Русская Православная Церковь и коммунистическое государство 1917-1941, документы и фотоматериалы, Москва, 1996 г. Стр. 153.

[10] Там же, стр. 153.

[11] Там же, стр. 151.

[12] Прот. В.Цыпин, История РПЦ, 1917-1997, книга девятая, Москва, 1997 г., стр. 137.

[13] Акты, стр. 421.

[14] Там же, стр. 422.

[15] Дмитрий Поспеловский, Православная Церковь в истории Руси, России, СССР. Москва, 1996, стр. 274.

[16] Прот. Владислав Ципин, там же, стр. 158.

[17]  Акты, стр. 295.