«Северная Фиваида». Зарисовки из лета

«Северная Фиваида». Зарисовки из лета

Некоторая напряженность все же чувствовалась. Несмотря на то, что никто из нас ничего противоречащего правилам Академии за собой припомнить не мог, табличка с надписью «Проректор по воспитательной работе», строго красующаяся на двери, в которую нам предстояло войти, заставляла немного нервничать. Когда тебя вызывают в кабинет проректора, то никто не говорит о причине. Объявление звучит за обедом по громкой связи, поэтому всякий, кто после этого тебя встречает, считает своим долгом отпустить добродушное ироничное замечание.

«Заходите», – отец Марк приглашает нас в кабинет. Его тон рассеивает последние тревоги. Остается лишь интерес.

«Вы читали объявление о летней социологической школе?», – спрашивает старший помощник проректора.

«Да», – отвечают несколько человек.

«Северная Фиваида». Зарисовки из лета

Тем временем я пытаюсь понять, о каком же объявлении идет речь. Точно! Помню-помню. На днях, проходя по третьему этажу, обратил внимание на толпившихся у доски объявлений ребят. Как обычно, к самой доске было не пробиться, а ждать, пока толпа разойдется, мне не хотелось. Кажется, я просто спросил у одного из задних рядов о том, что нового вывесили. «В какую-то социальную школу летом приглашают», – ответили мне. Оказывается, спутать слова «социальный» и «социологический» совсем несложно. Тем более, если это что-то «социальное» происходит летом – студенту, напряженно ожидающему каникул, не видно особой разницы.

«В общем, я бы хотел предложить вам туда поехать, – вновь заговорил отец Марк. – Подумайте и скажите мне завтра».

Выйдя за дверь, мы с ребятами перекинулись парой слов, и я пошел в комнату. Конечно, ехать летом в Москву было не самым соблазнительным предложением. Узнать что-то по социологии было интересно, но на другой чаше весов был целый ворох домашних и рабочих дел.

«Ты никогда не был в Лавре», – этот аргумент почти сразу пришел в голову. Действительно, мы должны были учиться в Московской духовной академии, а значит – в стенах Троице-Сергиевой лавры. Побывать у преподобного Сергия дорогого стоит.

«Северная Фиваида». Зарисовки из лета

«Ладно, вечером посоветуюсь с отцом – там видно будет».


Уже час, как мы ехали на автобусе из Москвы. Один из организаторов провел нам потрясающую экскурсию – сразу видно коренного жителя, который любит свой родной город. Но сейчас я думал о другом, вспоминая главу из книги отца Николая (Парамонова) «Шел к Богу человек», в которой автор рассказывал о своем первом визите в Лавру. Мне было немного жаль, что мы едем не на электричке, поэтому я не мог сравнить свои эмоции с теми, что описал он.

«Ничего, посмотрим, как оно будет», – успокоил я себя и стал разглядывать окружающие пейзажи.


Я уже плохо помню, что испытывал, когда шел к раке с мощами преподобного и прикладывался к ним, да и не стоит об этом говорить. Но вот после этого… Начну немного издалека. При чтении «Божественной комедии» Данте Алигьери, помимо множества непонятных вещей, кое-что меня удивляло еще в детстве. В первом круге чистилища гордецы таскают на себе огромные валуны, и Данте, проходя этот круг, говорит нечто вроде: «Да, здесь я проведу очень много времени, так как гордость – мой глубочайший порок». Почему он так выделяет эту страсть и видит ее в себе так много? Это вызывало мое недоумение, ведь, меряя по себе, я не понимал, где же там, в человеке, может поместиться столько гордости. Но такова особенность духовной жизни: мы не видим своих пороков, пока не вступаем на пусть следования Божественной воле. Более того, мы приближаемся к осознанию глубины нашего падения лишь тогда, когда видим чистоту подлинной добродетели. Именно это, насколько мог, я и понял, переступив порог Троицкого собора.

Проходя под аркой главных ворот, ты видишь величественные строения обители. Но разве их фундамент – тщеславие создателей Вавилонской башни? Нет. В их основе величайшее смирение первого инока этих земель. Да, сейчас он покоится в серебряной раке под раскидистым балдахином, но ведь дело не в серебре. Если кто-то сокрушит древние стены Лавры, разрушит ее храмы и уничтожит эту раку – ничего не изменится. Даже если разрушить все церкви, лишить нас творений святых отцов, даже Священного Писания – мы не потеряем христианской веры. Ведь у нас будет живой Христос. Ведь в Его Личности наше упование.


Каждый день лекции начинались в половине восьмого и заканчивались поздно вечером. Даже в институте не припомню таких нагрузок. Однако интенсивность курса оправдывалась тем, что за всего две недели нам предстояло весьма тщательно познакомиться с наукой, о которой каждый из нас, в лучшем случае, слышал только по телевизору, когда диктор говорит фразу: «По данным социологических опросов…»

«Северная Фиваида». Зарисовки из лета

Если честно, то все мы открыли для себя совершенно незнакомый мир, в котором мы сами являемся объектом исследования. Однако не только на светское общество и его проблемы простирается интерес социологии – эта наука пытается понять и некоторые сугубо внутрицерковные процессы. Конечно же, это не всегда получается, и методология пока далеко не совершенна, но и это не причина закрывать церковные двери для социологии. Ведь она еще очень молода и стремительно развивается.

Какие-то лекции были скучны, какие-то не отпускали от первой до последней минуты. В этом ничего удивительного – в учебе так всегда бывает. Но думаю, что для первого раза подобный опыт оказался весьма удачен. Конечно, профессора МГУ и видные ученые из Академии наук сделали все возможное, чтобы достучаться до ума студентов разных семинарий. Но именно простой монах – парадокс смирения и величия, покорил мое сердце. Не будь его, то вся социологическая летняя школа однажды бы сгладилась в памяти, встав в один ряд с прочими летними курсами.

Но теперь она спаяна с памятью о прикосновении к сердцу нашей страны.

Фото: МДА

Студент 2Б курса бакалавриата Капитонов Владислав


Опубликовано 04.09.2015 | | Печать

Ошибка в тексте? Выделите её мышкой!
И нажмите: Ctrl + Enter