В середине ХVII века произошла русская национально-религиозная трагедия. Результатом реформ патриарха Никона, казалось бы, совершенно безобидных, стало появление огромного числа церковных диссидентов, если понимать под этим понятием людей, не подчиняющихся официальным властям. Это оппозиционное движение в синодальной историографии получило наименование «старообрядчества», переиначенное самими старообрядцами в «староверие».[1] Раскол до сих пор не уврачеван, и в силу непримиримости позиций обеих сторон вряд ли когда-нибудь будет разрешен.
В нашем очерке нет возможности говорить серьезно об отличительных сторонах старообрядческого движения, однако некоторых деталей их истории необходимо будет коснуться при рассказе о старообрядчестве в Санкт-Петербурге.
Старообрядчество никогда не было сильно в столице, и тому есть немало причин. С одной стороны, сам город был основан только через 50 лет после трагических событий. Те люди, которые по приказу Петра I заселили нововыстроенную столицу, старообрядцами быть не могли. В первую очередь это была вывезенная из Москвы знать, которая в результате политических перипетий второй половины ХVII века была вынуждена принять реформы. Не подчинившиеся боярские роды из страха перед репрессиями покинули Москву еще до рождения Петра. Ремесленники, которые строили первые особняки и крепость на Неве, состояли под наблюдением – старообрядцы в их число не допускались. Вообще нужно заметить, что Петр, проводивший нетрадиционную для России политику, в старообрядческом вопросе полностью продолжал политику царевны Софьи, что, впрочем, не мешало ему поддерживать хорошие отношения с таким лидером беспоповства, как Семен Денисович, один из организаторов Выговского общежительства.[2]
С другой стороны, Петербург и его окрестности никогда не были в числе центров старообрядчества. Здесь не пролегали дороги, здесь не было крупных поселений, но и заброшенными эти места, столь близкие к Новгороду и Пскову, не были. Этим объясняется и тот факт, что старообрядцев в Санкт-Петербургской губернии было меньше, чем во многих других губерниях, даже в глубинке. Этот район, в силу его относительной незаселенности, но в то же время легкой доступности для царских карательных отрядов, не был привлекательным для поселения бежавших из Москвы и центральной России старообрядцев. И, тем не менее, старообрядцы все-таки проникли сюда, хотя жилось им здесь довольно тяжело. Конечно, в пригороде их было больше.
Кто же занес старообрядчество на Петербургскую землю? Прежде всего, нужно назвать коренное крестьянское население, т.н. «ингерманландцы». Как известно, территории Приневья изначально находились в подчинении у вольного Великого Новгорода. Демократические основы новгородской республики не были искоренены здесь даже после покорения Новгорода при Иване III и разгроме Новгорода при Иване IV. Кроме того, местное население, проживавшее на глубокой периферии, привыкло к определенной самостоятельности, к молитве «без попа». Попытки провести реформу среди местного населения привели к его отторжению от Церкви, а привычка молиться без священника легко привела к распространению здесь беспоповства. До сих пор беспоповцев в ленинградской области намного больше, чем поповцев.
Вторым источником распространения старообрядчества в столице стало купеческое сословие. Наиболее консервативное и дорожившее традициями, это сословие стало одним из главных распространителей старообрядчества по территории России с конца ХVIII века, когда начался расцвет торгового предпринимательства. В силу того, что купечество тяготело к традиционности, те его представители, которые были старообрядцами, поддерживали идею восстановления церковной иерархии (напомню, что с начала ХVIII века иерархия у старообрядцев окончательно прекратилась из-за отсутствия епископата и смерти священников дониконовского поставления). Поэтому именно они финансировали поиск иерархии, который завершился в 1846 году присоединением к старообрядчеству митр. Боснийского Амвросия, восстановившего архиерейскую иерархию у старообрядцев (т.н. Белокриницкая иерархия), а до ее появления многие из купцов поддерживали беглопоповское согласие (старообрядцы, соглашавшиеся, до появления постоянной иерархии, довольствоваться священниками, переходившими в старообрядчество из господствующей церкви) или были федосеевцами (в ХVIII-ХIХ вв. одно из самых многочисленных беспоповских старообрядческих согласий).[3]
При Петре I заселение города было строго регламентировано и контролировалось со стороны государства, поэтому в первой четверти ХVIII века старообрядцев в городе не могло быть много. Однако после смерти первого императора столица фактически вернулась в Москву, а Петербург начал превращаться в провинциальный центр, прежнее значение которому было возвращено только племянницей Петра Анной Иоанновной в 1732 году.[4] Видимо, именно в это время в городе появились старообрядцы, хотя первое упоминание о них в официальных документах относится к 1723 году.[5] По крайней мере, известно, что в 1752 году, когда «раскольникам» было разрешено создать кладбище в столице, они сразу воспользовались этой возможностью. Так, через 8 лет на Малой Охте (тогда это был довольно близкий, но труднодоступный пригород) появилось совместное федосеевско-поморское кладбище, на котором федосеевцами была построена небольшая деревянная часовня.[6] Там же, вокруг кладбища, и стали селиться беспоповцы, и этот район надолго стал традиционно беспоповским.
При Екатерине II положение старообрядцев улучшилось – Екатерина смотрела на них, в первую очередь, как на порядочных верноподданных, а потому на лояльность к своей власти она отвечала благосклонностью.[7] В ее правление в столице появилось сразу несколько старообрядческих центров: с 1762 года федосеевцы стали собираться в доме купца И. Ф. Долгова за р. Фонтанкой близ Симеоновского моста; филипповская моленная была устроена в 1867 году купцом Ф. Ф. Косцовым при въезде в город у Семеновского моста; в 1877 г. федосеевцы получили землю для устроения кладбища в районе р. Волковки, где тем же Косцовым была устроена мужская богадельня, которую в 1807 году дополнила и женская; в 1792 году на уже упоминавшемся Малоохтинском кладбище поморцами была построена каменная моленная.[8] Однако нужно сразу оговорить, что граница города в 1760-70-х годов проходила по реке Фонтанке, или, во всяком случае, городские постройки за Фонтанкой считались далекой окраиной города, т.е. все эти центры располагались практически за городом.[9]
Политика имп. Павла в отношении старообрядцев повторяла политику матери. Указом от 12 марта 1798 года старообрядцам было разрешено строить церкви во всех епархиях. Этот указ коснулся и Санкт-Петербурга – рядом с уже имевшейся богадельней на Волковом поле был выделен участок для кладбища, на котором федосеевцы сразу построили часовню.[10] Однако на этом крупные успехи старообрядцев в столице кончились. Ибо с именем Павла связано введение единоверия.
Официальная дата введения единоверия – 27 октября 1800 года. К единоверию, призванному примирить старообрядцев с господствующей церковью, староверы отнеслись с заслуженным недоверием. Сама синодальная церковь смотрела на единоверие как на уступку, которую потом, после объединения, можно будет постепенно ликвидировать. Впрочем, подобное отношение к единоверцам, как к «недоправославным», сохраняется до сих пор с прежней силой. Павел вынудил заняться его учреждением митр. Московского Платона (Левшина), который был против подобных уступок. Как среди православных и католиков преобладает скептическое отношение к унии, так и староверы и православные смотрят на единоверие как на маргинальное движение с подозрительной «неправославной» позицией. Тем не менее, единоверие было придумано именно для возвращения старообрядцев «под омофор» Синодальной церкви.[11]
Результатом введения единоверия стало то, что Синодальная церковь получила реальную возможность (и реальный механизм) давления и борьбы со старообрядчеством, ко всему прочему одобренных государственной властью. И эта борьба не замедлила с появлением. Уже в 1801 году кладбище на Волковом поле, всего три года назад выделенное для федосеевцев, было конфисковано в пользу единоверцев, которые к 27 января 1801 года превратили бывшую федосеевскую часовню в храм. Этот участок и дальше столь же бурно развивался: уже в 1809 году возникла потребность в еще одном храме, который был построен и освящен к 1818 году, позднее трижды расширявшийся. Кроме того, была возведена богадельня со своим собственным домовым храмом.
Однако введение единоверия все-таки не началось насилием: первая единоверческая (хотя и домовая) церковь была освящена еще в 1798 году иером. Варлаамом на деньги купца И. И. Милова, отчего храм впоследствии получил прозвание Миловского. Это был первый храм в черте города, в котором практиковался старый обряд. Тот же Милов построил в 1803 году и еще один единоверческий храм на купленной им у православного Георгиевского кладбища земле.[12]
Однако на этом успехи единоверия в столице временно закончились. Мы видели это на примере храма на Волковом кладбище – 9 лет прошло между закладкой и освящением храма. Единственный храм, построенный за это время для единоверцев, хотя и стоял посреди города, однако был построен в трудных условиях: единоверцы, лишившиеся во времена царствования Александра I прежней поддержки (Александр I вполне нормально относился к старообрядчеству), раскололись. Именно для отколовшейся общины и нужен был храм. Строился он с трудом на средства, собираемые самими немногочисленными единоверцами, возглавляемые купцом К. З. Чурсиновым, с 1820 по 1838, хотя первый престол был наспех освящен еще в 1827 году.[13] Именно этот храм сохранился до сих пор, в нем сейчас располагается Музей Арктики и Антарктики, и именно на это здание претендует главная петербургская община единоверцев.
Положение же старообрядцев в первой половине ХIХ века не изменялось ни в лучшую, ни в худшую сторону. Взамен участка на Волковом кладбище, отобранного в 1801 году, выходец из Москвы купец Ф. Громов в 1825 году подарил землю также в пригороде – на юге от города, на берегу Лиговского канала за московским шоссе, – на которой скоре была построена богадельня, а спустя 19 лет и храм. Впоследствии улица, которая была проложена рядом с кладбищем на Лиговском канале, получила наименование Старообрядческой улицы. Громовское кладбище стало религиозным центром Санкт-Петербурга для старообрядцев поповского согласия. В 1811 и 1834 годах поморцам и федосеевцам удалось построить на своем кладбище в Малой Охте по богадельне и каменной моленной.[14] И снова приходится констатировать, что все старообрядческие храмы находились за чертой города, и хотя формально в 1830-х годах Охтинская часть была выделена в самостоятельный район города, он был настолько далек и труднодоступен, что мало отличался от пригорода.[15]
Новый этап истории старообрядчества в столице связан с событиями середины ХIХ века, удивительно совпавшие по времени. Имеем в виду события 1846 и 1848 годов. Следует кратко напомнить, что произошло.
В 1846 году, не то чтобы неожиданно, но все же довольно внезапно старообрядцы обрели иерархию – уже почти отчаявшиеся эмиссары федосеевцев иноки Павел и Алимпий, на обратном пути из своей поездки по Православному Востоку в поисках архиерея для старообрядцев, познакомились с находящимся на покое и проживавшим в Константинополе митр. Боснийским Амвросием. После ряда собеседований он дал свое согласие на присоединение к старообрядчеству и, переехав на жительство в Австрию, рукоположил двух епископов. Это стало известно в России, и в декабре 1847 года Николай I потребовал от Австрийского правительства арестовать митрополита и его окружение. Австрийские власти ограничились лишь тем, что отправили митр. Амвросия в ссылку. Первые епископы, которые попытались проникнуть в Россию, были арестованы.[16]
В 1848-1849 годах практически все европейские страны были охвачены революционным движением, вызванным очередным социально-экономическим кризисом. Эти революции, особенно свержение монархии Луи Филиппа во Франции и установление т.н. «второй республики», сильно напугали Николая I. Император сразу свернул всю программу преобразований, пусть она и не была обширной. В скобках заметим, что взгляд исторической науки последние 70 лет на личность Николая I отличался изрядной предвзятостью. Николай I отнюдь не чужд был идеи реформирования страны. Чего стоит хотя бы реформа государственной деревни, проведенная в 1839-1841 годах П. Д. Киселевым. Николай I требовал только, во-первых, тщательной проработки и осторожных действий и, во-вторых, признания со стороны секретных комитетов, которые регулярно собирал император. За 1825-1848 годы им было создано 9 секретных комитетов, т.е. по одному каждые 2 с половиной года, но за последние 7 лет царствования – ни одного. Революция 1848 года продемонстрировала Николаю, что никакие преобразования не спасут страну от волнений, скорее наоборот – нестабильность общества во время проведения реформ приведет к появлению революционных настроений в России.[17]
Итак, последние два факта привели к изменению политики относительно старообрядцев – власти перешли к атаке на старообрядчество, видя в нем несогласие с государственной политикой относительно Церкви и, как следствие, возможность революционных настроений. Проводниками царской политики стали епрхиальные архиереи, основную роль среди которых сыграл митр. Московский Филарет (Дроздов).
Правительство начало прижимать старообрядцев. В 1847 году у федосеевцев было отобрано здание мужской богадельни, находившейся на Волковом кладбище, подозревая местную общину в связях с митр. Амвросием. В результате староверам пришлось, скопив денег, в 1871-72 годах расширять и надстраивать здание женской богадельни, в которой устроили домовую моленную. В 1848 году власти закрыли только что отстроенную каменную моленную филипповцев на Фонтанке, в результате чего до 1883 они вынуждены были молиться тайно. В 1852 все помещения поморцев и федосеевцев на Малоохтинском кладбище были отобраны в пользу господствующей церкви. Только через 13 лет им удалось отстроить рядом с кладбищем новую небольшую богадельню. В июле 1854 года была опечатана упоминавшаяся выше моленная поморцев около Симеоновского моста, часть имущества которой все-таки оказалась в руках староверов, возобновивших моленную в одном из флигелей опечатанного здания лишь в 1863 году.[18]
Эти репрессии, выразившиеся в первую очередь в закрытии храмов и моленных, имели и еще две стороны. Во-первых, в 1855 году вышел указ, запрещавший старообрядцам записываться в купеческое сословие. Этой мерой власти попытались нанести удар по экономической составляющей – по поступлениям средств в старообрядческие общества.[19] Во-вторых, активизировались единоверцы. Грандиозное строительство развернулось в районе Большеохтинского единоверческого кладбища. В 1848-1853 годах были построены богадельня и храм, старая часовня в 1854 году была перестроена в теплую однопрестольную церковь. Еще один храм там же был построен в 1867-1868 годах. Улица, пролегавшая мимо этого кладбища, даже была названа Единоверческой. Кроме этого большой храм сменил небольшую домовую миловскую церковь на Захарьевской улице, в самом центре города около Литейного проспекта.[20]
Все эти успехи единоверия были связаны с притеснением старообрядцев и призваны были отвлечь староверов от обретенной иерархии. Отчасти это удалось, ибо из пяти старообрядческих центров только один храм – на Старообрядческой улице – стал принадлежать белокриницкой иерархии, остальные остались беспоповскими. Однако даже у этого единственного поповского храма почти сразу начались проблемы. Около середины 50-х годов ХIХ века там появился священник, а уже через пять-семь лет в общине произошел раскол. Этот раскол 1862-го года сильно ослабил нарождающуюся старообрядческую церковь и был связан с принятием Окружного послания, подписанного митр. Амвросием. Не имея возможности говорить о нем подробнее, отметим лишь, что этот раскол произошел практически во всех белокриницких общинах и не миновал столицу. Т.н. «окружническая» община, т.е. община, принявшая Окружное послание, осталась в храме на Громовском кладбище на Старообрядческой улице, а «неокружнической» общине пришлось искать себе другое место. Они скитались по квартирам до 1907 года, когда им удалось зарегистрировать общину.[21]
Во второй половине ХIХ века в обществе начал пробуждаться интерес к старообрядчеству и его истории. Взгляд на раскол становился все менее субъективным. К нашему разочарованию подобные тенденции практически обошли стороной столицу Российской империи. Очевидно, цензура здесь была более строгой, чем где бы то ни было. Так или иначе, Санкт-Петербург не почувствовал этой общероссийской религиозной «оттепели».[22]
За всю вторую половину ХIХ века трудно проследить рост старообрядческих общин. Если он имел место, то проходил в рамках уже имеющихся общин, что невозможно зафиксировать. Иногда Министерство Внутренних Дел пыталось подводить статистику, однако даже тогда была очевидна ее полнейшая необъективность.[23] За всю вторую половину ХIХ века в Петербурге появилась лишь одна община – женский федосеевский скит с богадельней. Попытки реализовать завещание умершего в 1882 купца П. И. Чубыкина не удавались до 1905 года: он завещал построить богадельню, передав ее в ведение белокриницкой иерархии.[24]
Изменения в отношениях к старообрядчеству проявились в Манифесте 26 февраля 1903 года. Там говорилось, что Православная Церковь в России является «первенствующей и господствующей», но всем подданным инославных и иноверных исповеданий предоставляется право свободно отправлять их веру и богослужения по их обрядам. Высочайший Указ от 17 апреля 1905 года «Об укреплении начал веротерпимости» идет дальше: отпадение от православия в другую веру больше не преследуется по закону, «раскольники» переименовываются в старообрядцев, разрешается строить храмы, распечатываются все запечатанные старообрядческие храмы. Этот указ стал поводом для установления старообрядцами особого церковного праздника, ибо в этот день были распечатаны алтари храмов на Рогожском кладбище в Москве, после 50 лет их запечатания. Итог был подведен в знаменитом Манифесте 17 октября 1905 года «Об усовершеноствовании государственного порядка», в котором всему населению даровались «незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов».[25]
Старообрядцы почувствовали свободу. Нет смысла приводить конкретные факты и даты. Можно привести статистику: если за предыдущие 60 лет в городе появился только один старообрядческий поповский храм, то за следующие 10 лет (1905-1915) таковых было возведено пять, причем один принадлежал общине «неокружников», а еще один – беглопоповцам, постоянная иерархия у которых появится только в 1920 году. Беспоповских храмов было построено меньше – всего четыре, тем не менее, интенсивность их строительства была, несомненно, выше, чем это было ранее. Для сравнения единоверцы, уже имевшие в своем распоряжении семь храмов, смогли построить только еще один.
Внезапно наступившие революции немного подорвали потенциал старообрядцев, однако в первые годы советская власть придерживалась в своей религиозной политике принципа «разделяй и властвуй», а потому поддерживала различные противоборствующие патриаршей церкви течения, в том числе и старообрядцев. Староверы не ответили взаимностью, неприязнь к марксизму и социализму проявилась еще до революции. Примером может служить статья «Социализм и старообрядчество», опубликованная в журнале белокриницкой иерархии «Голос Церкви» в 1918 году. Вот ее вывод: «Путь социализма – путь через разрушение религии, Церкви… вне Бога и вне Христа. С кем же старообрядцы? Каково должно быть их отношение к социалистическим партиям? Ответ здесь может быть только отрицательный… Поэтому мы решительно против социалистов типа Маркса. Вообще должно сказать: по существу своему, по духу и укладу нашей жизни не может удовлетворить нас ни одна из существующих партий».[26]
Свобода, предоставленная старообрядцам в первые годы советской власти, дала свои скромные плоды: в начале 1920-х годов белокриницкой стала община одного из единоверческих храмов, а чуть раньше белокриницкая община сменила общину одной из федосеевских моленных. Вскоре старообрядческие храмы стали закрывать, и к началу 1930-х годов все они были закрыты. Последний старообрядческий архиерей Петербургской епархии еп. Геронтий (Лакомкин) был в 1933 году репрессирован.[27] Казалось, старообрядчество прекратилось на Петербургской земле.
Каково же состояние старообрядчества сейчас, и каковы причины этого? Для ответа на этот вопрос нужно дать общую характеристику старообрядчества в Ленинграде, или, вернее, в Ленинградской области, в советское время. Так как в самом городе действующих храмов не осталось, то последним старообрядцам пришлось либо встречаться на квартирах, либо ездить в областные общины, где еще оставались в живых наставники или верующие старушки, могущие править церковную службу. Кроме того, за годы репрессий 1920-30-х годов, войны и блокады, дальнейших выселений и арестов население Ленинграда сменилось на 80% новыми людьми из других областей страны, преимущественно из глубинки. Местных староверов становилось все меньше. Нужно отметить, что именно тогда стало заметно, что поповцев среди местных старообрядцев было совсем мало, хотя даже в 60-70-е годы в городе жил старообрядческий священник Илья, чудом выживший в концлагере в Германии и после него. В области было довольно много книг, что облегчало возможность молиться. Однако полная разобщенность староверов привела на сегодняшний день к их полному вырождению и кризису. С 1960-х годов, после хрущевской «оттепели», стал назревать кризис религиозности. Кроме того, именно на это время приходится коренная ломка деревенского быта, в особенности быта областей при мегаполисах. Старообрядчество начало умирать.
Тем не менее, как это ни странно, в городе еще в советское время появился новый центр старообрядчества, причем принесший старообрядчеству немало пользы и привлекший изрядное количество интеллигенции. Имеется в виду Институт Русской Литературы (ИРЛИ) (Пушкинский Дом). Благодаря налаженной работе отдела древнерусской литературы, которым долгие годы руководил акад. Д. С. Лихачев, и созданию в 1960-х годах В. И. Малышевым прекрасного Древлехранилища, все большее и большее количество ученых буквально влюблялось в изучаемое ими старообрядчество.
Сейчас, несмотря на предоставленную свободу, староверы-беспоповцы не могут встать на ноги, по крайней мере, в Петербурге и Ленинградской области. Когда-то их было очень много, но теперь население окрестных деревень в основном помнит только о том, что они – староверы, что креститься надо не «щепотью», а двуперстно (хотя сами молитвы уже давно позабыты), и что нельзя ходить в «эти никониянские», «мирские» храмы. Порой в этой «бывшей» старообрядческой среде можно услышать и совершенно нелепые представления. Например, утверждение о том, что «эти цветные одежки у попов в никонианских храмах от скоморохов. От Христа до раскола попы в такие одежды не рядились. Все было строго – служили только в черных рясах». Сейчас в области действует лишь одна моленная в селе Лампово. Когда-то это был крупный центр. Сейчас община на грани вымирания. Нет наставника. Дети последних престарелых прихожанок если и верят, то предпочитают ходить в православные храмы. Да и сами пожилые староверы нередко носят крестить внуков в православные храмы.
В самом городе обстановка кажется немного более жизнерадостной. Беспоповцы имеют две моленные. Одна, Казанской иконы Божией Матери, – на крохотном кладбище в одном из новых районов Петербурга – в Рыбацком (см. фото 1). Этот храм старый, однако, до закрытия принадлежал Патриаршей Церкви. Рядом с ним выстроено большое здание старообрядческого центра со своей внутренней моленной Знамения Пресвятой Богородицы (см. фото 2), в котором в 2007 году состоялся собор Древлеправославной Поморской церкви. Другая моленная закрыта для посторонних, хотя и находится в центре города – на Коломенской улице (см. фото 3). Однако, по отзывам прихожан общины довольно малочисленны, не превышают 50 человек. В декабре 2004 года поморской общине было передано также здание старообрядческой моленной на Тверской улице, построенной поморцами в 1907 году (см. фото 4). 10 декабря в ней состоялся торжественный молебен, после чего началась государственная реконструкция здания.[28] Сами старообрядцы оценивают количество постоянных прихожан (причем всех согласий вместе взятых) в Санкт-Петербурге в 800 человек.
Поповцы пытаются развернуться, однако сталкиваются с той же проблемой – отсутствием прихожан. Причем их ситуация труднее: у них не было здесь надежной базы. Тем не менее, еще в 1985 году они получили в пользование также бывший православный храм (ныне Покровский) на окраине Петербурга – в Обухово (см. фото 5, 6). Благодаря активной деятельности недавнего предстоятеля Русской Православной Старообрядческой Церкви митр. Адриана (Четвергова), приезжавшего в Петербург с пастырским визитом в июле 2005 года, поповцы получили еще один храм, в центре города (в Транспортном переулке), причем исконно старообрядческий (см. фото 7).
Сами старообрядцы-поповцы оценивают свой потенциал как растущий. Однако вряд ли можно с этим согласиться. В городе действуют три общины, две из которых пока не имеют своего храма. Переданный Лиговской общине храм нуждается в серьезной реконструкции и ремонте. Община Громовского кладбища (фото 8, 9), что на Ташкентской (быв. Старообрядческой) улице, собирается строить новый храм, но не имеет на это средств. В октябре 2004 года в Москве епископ Амвросий (Герцог) был назначен на вновь образованную Санкт-Петербургскую и Тверскую кафедру. Шестого января еп. Амвросий отслужил в Петербурге первую Литургию, но уже к концу года кафедра была снова упразднена, а епископ, немец по национальности, уехал на родину. Количество прихожан со временем только сокращается.
Единоверие также пытается возродиться в современном Петербурге, однако единоверцев преследуют почти постоянные трудности. Храм Николая Чудотворца на улице Марата в самом центре города, здание которого занимает Музей Арктики и Антарктики, не хотят возвращать единоверческой общине, которая ютится рядом в крохотной часовне (см. фото 8). Ее настоятель иерей Петр Чубаров чудом умудрился соорудить в ней алтарь. Кроме этой общины есть еще одна, но она располагается в крайне неудобном пригороде – в Павлово-на-Неве, куда трудно добраться, несмотря на кажущуюся близость к городу. Самих единоверцев крайне мало, что показало празднование такой юбилейной даты, как 200 лет учреждения единоверия – присутствовало около 7 священников и около 30 верующих.
В целом перспективы старообрядчества в Санкт-Петербурге нельзя оценить как положительные. Современные поповцы рассчитывают создать себе паству из беспоповских старообрядцев, переставших ходить в свои моленные, однако это едва ли удастся, хотя само общество в северной столице настроено к старообрядчеству намного более дружелюбно, чем в Москве. Так или иначе, пока старообрядчество живо, оно хранит для России остатки богатой русской средневековой культуры, и будет жаль, если оно умрет.
[1] См. подробнее: Зеньковский С. А. Русское старообрядчество. Духовные течения ХVII века. – М.: Церковь, 1995. Крамер А. В. Причины, начало и последствия раскола русской церкви в середине XVII века. – СПб.: Роза мира, 2005.
[2] Виноград российский. – М.: Интерпракс, 1992. – С. 10. Старообрядчество. Лица, события, предметы и символы. Опыт энциклопедического словаря / Под ред. С. Г. Вургафта и И. А. Ушакова. – М.: Церковь, 1996. – С. 87.
[3] Крамер А. В. Причины, начало и последствия раскола русской церкви… – С. 205.
[4] Богуславский Г. Петербург, 125 недель истории. Очерк 27. Возвращение столицы // Сакнт-Петербургский Курьер, №27, 12-18 июля 2001. – С. 10.
[5] Кожурин К. Я. 100-летие соборного храма Знамения в Петербурге // Календарь Древлеправославной Поморской Церкви на 2007 год. М., Издание единого Совета ДПЦ. – С. 86.
[6] Антонов В. В., Кобак А. В. Святыни Санкт- Петербурга. Историко-церковная энциклопедия в трех томах. Т. 3. – СПб.: Издательство Чернышова, 1996. – С. 210.
[7] Мельников Ф. Е. Краткая история Древлеправославной (Старообрядческой) Церкви / Собрание сочинений. Т. 1. – Барнаул: БГПУ, 1999. – С. 175.
[8] Антонов В. В., Кобак А. В. Святыни Санкт- Петербурга. Т. 3. – С. 208, 209, 213.
[9] Авсеенко В. Г. История города Санкт-Петербурга в лицах и картинках. 1703-1903. Исторический очерк. – СПб.: Сотис, Пересветъ, 1993. – С. 110.
[10] Антонов В. В., Кобак А. В. Святыни Санкт- Петербурга. Т. 3. – С. 199.
[11] Мельников Ф. Е. Краткая история Древлеправославной (Старообрядческой) Церкви. – С. 151-153.
[12] Антонов В. В., Кобак А. В. Святыни Санкт- Петербурга. Т. 3. – С. 195, 197, 199-200.
[13] Антонов В. В., Кобак А. В. Святыни Санкт- Петербурга. Т. 3. – С. 198.
[14] Антонов В. В., Кобак А. В. Святыни Санкт- Петербурга. Т. 3. – С. 205. Старообрядчество. Лица, события, предметы и символы. – С. 79-81.
[15] Даринский А. В., Старцев В. И. История Санкт-Петербурга: ХVIII-ХIХ вв. – СПб.: Глагол, 1999. – С. 112-113.
[16] Мельников Ф. Е. В защиту старообрядческой иерархии. Блуждающее богословие. Об именословном перстосложении / Собрание сочинений. Т. 4. – Барнаул: АКООХ-И, 2002. Мельников Ф. Е. Конец сомнениям в законности старообрядческой иерархии. Исследование о крещении и святительском достоинстве митрополита Амвросия. О старообрядческом священстве до митрополита Амвросия / Собрание сочинений. Т. 5. – Барнаул: АКООХ-И, 2003.
[17] Виппер Р. Ю. История нового времени. – М.: ЧеРо, 1999. – С. 445-473. Китанина Т. М. Российское общество: сословная и экономическая политика правительства. 1800-1917 гг. Программа лекционного курса. – СПб.: СПбГУ, 2003. – С. 4.
[18] Антонов В. В., Кобак А. В. Святыни Санкт- Петербурга. Т. 3. – С. 208-211, 213.
[19] Мельников Ф. Е. Краткая история Древлеправославной (Старообрядческой) Церкви. – С. 177.
[20] Антонов В. В., Кобак А. В. Святыни Санкт- Петербурга. Т. 3. – С. 195-197.
[21] Мельников Ф. Е. Краткая история Древлеправославной (Старообрядческой) Церкви. – С. 352-359. Антонов В. В., Кобак А. В. Святыни Санкт- Петербурга. Т. 3. – С. 206.
[22] Молзинский В. В. Очерки русской дореволюционной историографии старообрядчества. – СПб.: СПбГУКИ, 2001.
[23] Ершова О. П. Старообрядчество и власть. – М.: Уникум-Центр, 1999. – С. 72-75.
[24] Антонов В. В., Кобак А. В. Святыни Санкт- Петербурга. Т. 3. – С. 203, 211.
[25] Церковь. Старообрядческий церковно-общественный журнал. Вып. 7. Москва, 2005. – С. 5-21.
[26] Социализм и старообрядчество // Родина №9, 1990 (Церковь №0, 1990). – С. 76-77.
[27] Старообрядчество. Лица, события, предметы и символы. – С. 74-75.
[28] Кожурин К. Я. 100-летие соборного храма Знамения в Петербурге… – С. 89.
Ранее опубликовано в журнале «История Петербурга», №5 (39). 2007. – С. 79-85
