Доклад магистранта II курса церковно-исторического отделения академии чтеца Владимира Тарасова на III Межрегиональной студенческой конференции, г. Новокузнецк, 14 мая 2012 года.

Летом 1921 года русский народ после перенесенных ужасов и лишений Гражданской войны постигла еще одна беда, не менее страшная: голод. Засуха выжгла посевы в Поволжье и Предуралье, запасы хлеба у крестьян истощились из-за политики военного коммунизма и продразверстки, в общей сложности голодало около 40 миллионов человек. Бедствие приняло огромные масштабы: обезумевшие толпы голодающих разбрелись куда глаза глядят, пытаясь выбраться из умирающего края. Случаи людоедства и трупоедства стали не единичными.

Государственные органы власти не могли в полной мере справиться с ситуацией. На известия, приходившие из бедствующих регионов, откликнулись общественные организации и движения, в том числе зарубежные и церковные. Одной из первых была Русская Церковь.

22 августа 1921 Святейший Патриарх написал воззвание «О помощи голодающим», в котором призвал верующих и духовенство к добровольным пожертвованиям в помощь пострадавшим жителям Поволжья и Предуралья. По инициативе Патриарха Тихона и под его председательством создается «Всероссийский общественный комитет помощи голодающим». 27 августа 1921 года ВОК Помгол был распущен и на его месте организована «Центральная комиссия помощи голодающим».

Данное обстоятельство до определенного момента не препятствовало Церкви сбору средств и свободе каких-либо действий.

Легитимное участие Церкви в сборе средств на нужды голодающих вскоре было прекращено. Так, 23 февраля 1922 года ВЦИК принял декрет «Об изъятии церковных ценностей», который кардинально переносил центр тяжести с добровольного участия Церкви в помощи голодающим на насильственное изъятие властью церковного имущества.

По существу, действующей властью был расставлен приоритет не на спасение жизни нуждающихся, а на скорую ликвидацию церковной власти, с целью ее обновления и беспрекословного подчинения правящей верхушке.

Декрет ВЦИК не только лишал Церковь возможности самостоятельной помощи голодающим, тем самым подрывая ее материальное состояние, но и создавал условия для неизбежного противостояния с советской властью. Этим нормативно-правовым актом большевики развязывали себе руки для скорейшего уничтожения Русской Церкви как организации.

5 марта 1922 года митрополит Петроградский Вениамин (Казанский) написал заявление в Петроградскую губернскую комиссию помощи голодающим «Об условиях изъятия из храмов святынь». Как следовало из заявления митрополита, мотивом, побудившим его написание, послужили неоднократные обращения и запросы населения по поводу отношения Церкви к помощи голодающим. Чтобы предупредить неправильные и ничем необоснованные обвинения в адрес духовенства и верующего народа, он написал буквально следующее:

«[…] Вся Православная Российская Церковь по призыву и благословению своего Отца, Святейшего Патриарха, еще в августе месяце прошлого 1921 г. со всем усердием отозвалась на дело помощи голодающим…

Однако недавно опубликованный в московских «Известиях» декрет (от 23 февраля) об изъятии на помощь голодающим церковных ценностей, по-видимому, свидетельствует о том, что приносимые Церковью жертвы на голодающих признаются недостаточными.

Останавливаясь вниманием на таковом предположении, я, как архипастырь, почитаю священным заявить, что Церковь Православная, следуя заветам Христа Спасителя и примеру великих святителей, в годину бедствий для спасения от смерти погибающих всегда являла образ высокой христианской любви, жертвуя все свое церковное достояние вплоть до священных сосудов.

Но отдавая на спасение голодающих самые священные и дорогие для себя по их духовному, а не материальному значению сокровища, Церковь должна иметь уверенность:

1) что все другие средства и способы помощи голодающим исчерпаны,

2) что пожертвованные святыни будут употреблены исключительно на помощь голодающим и

3) что на пожертвование их будет дано благословение и разрешение Высшей Церковной Власти.

Только при этих главнейших условиях, выполненных в форме, не оставляющей никакого сомнения для верующего народа в достаточности необходимых гарантий, и может быть мною призван Православный народ к жертвам Церковными Святынями, а самые сокровища, согласно святоотеческим указаниям и примерам древних архипастырей, будут обращены, при моем непосредственном участии, в слитки»[1].

Кампания по изъятию церковных ценностей началась переговорами Петроградского совета с Правлением Общества православных приходов, председателем которого являлся Юрий Петрович Новицкий, профессор кафедры уголовного права Петроградского университета. Обе стороны были заинтересованы в избегании кровавых беспорядков, оскорблений религиозных чувств верующих.

Митрополит Вениамин также принимал участие в переговорах.[2] По воспоминаниям непосредственного очевидца тех событий, протоиерея Николая Чукова (в последующем митрополита Ленинградского Григория), переговоры первоначально шли по положительному для Церкви сценарию. Между участвующими сторонами было достигнуто соглашение о том, что церковные ценности принудительно отбираться не будут, верующим представится возможность лишь добровольных пожертвований, то есть Церковь будет самостоятельно открывать пункты выдачи продовольствия, приобретения хлеба и т.п. Складывалось ощущение, что жизнь Церкви приобретает мирное течение, как и раньше. Казалось, что это блестящая победа.[3]

Комиссия Помгола приняла обращение митрополита Вениамина, а 7 и 8 марта в «Известиях» даже была опубликована статья о желании Петроградского духовенства выполнить свой гражданский долг, повинуясь декрету ВЦИК от 23 февраля.

Но уже 10 марта представители митрополита — Ю.П. Новицкий и Н.М. Егоров, были вызваны на заседание Комиссии по изъятию ценностей, проходившее в помещении Государственного банка. На представителей было оказано давление в обсуждении способов изъятия, их обвинили в саботаже и т.п.[4]

12 марта митрополит отправил повторное заявление в Губисполком, отражавшее его позицию по процессу изъятия ценностей, где выразил сомнение в том, что пожертвованные святыни будут употреблены только лишь на помощь голодающим. В своем обращении он сделал ряд подробных пояснений к своему письменному заявлению от 5 марта 1922 года.[5]

В последующие мартовские дни обстановка в Петрограде накалялась. Большой президиум Петрогубисполкома в своем постановлении от 14 марта обязал комиссию по изъятию приступить к исполнению своих обязанностей не позднее недели. Начались столкновения верующих с членами комиссии по изъятию ценностей.[6]

Обстановку накаляло опубликованное 24 марта в газетах «Правда» и «Красная газета», а 29 марта в московских «Известиях», письмо 12-ти Петроградских священников, т.н. «Петроградской группы прогрессивного духовенства». Это был своего рода программный документ, в котором говорилось о двух взглядах среди церковных людей на помощь голодающим. С одной стороны, верующие, не желавшие по каким-либо причинам жертвовать некоторые ценности, с другой — верующие и духовенство, готовые, ради спасения умирающих, пойти на всевозможные жертвы, «вплоть до превращения в хлеб для голодного Христа и церковных ценностей»[7].

6 апреля в Смольном состоялось заседание Петрогубкома Помгола, в ходе которого был рассмотрен протокол особого совещания с участием будущих лидеров обновленчества, а на тот момент полномочных представителей митрополита Вениамина — А. Введенского и Боярского. По результатам заседания участвующие стороны заключили новое компромиссное соглашение [8]. Оно состояло из следующих пунктов:

«1) допустить представителя верующих к участию в изъятии и учете церковных ценностей, упаковки их для отправки в Гохран для ЦК Помгола.

2) Считать необходимым установить гласную отчетность о движении ценностей.

3) Допустить представителя верующих к участию в делегациях, сопровождающих предметы довольствия голодающим.

4) Разъяснить верующим, что они имеют право индивидуально принимать непосредственное участие в деле помощи голодающим, как личным трудом, так и работой на общих основаниях.

5) Комплекты священных сосудов и дарохранительницы, необходимые для совершения таинств, при невозможности заменить их немедленно теми же предметами из малоценных металлов оставить верующим по количеству престолов вплоть до замены»[9].

Также было принято несколько решений, относящихся к частным моментам в изъятии ценностей на местах.

10 апреля митрополит Вениамин обратился с воззванием к пастве, опубликованном в прессе, в котором призывал избегать всякие проявления насилия и политических волнений во время изъятия ценностей. В нем говорилось следующее: «…если гражданская власть, ввиду огромных размеров народного бедствия, сочтет необходимым приступить к изъятию и прочих церковных ценностей, в том числе и святынь, я и тогда убедительно призываю пастырей и паству отнестись по-христиански к происходящему в наших храмах изъятию… Со стороны верующих совершенно недопустимо проявление насилия в той или другой форме. Ни в храме, ни около него неуместны резкие выражения, раздраженные злобные выкрики против отдельных лиц или национальностей и т. п., так как все это оскорбляет святость храма и порочит церковных людей, от которых, по апостолу, должны быть удалены всякое раздражение, и ярость, и гнев, и крик, и злоречие со всякою злобою (Еф. 4, 31)»[10].

Это воззвание было согласовано с Патриархом, направившим подобное послание председателю ВЦИК Калинину, которое так и не было опубликовано. Митрополит делал все возможное, чтобы избежать столкновения и кровопролития при изъятии ценностей. Действительно, кровавых событий, подобных волнениям в Смоленске и Шуйскому инциденту, в Петрограде не произошло. За 2 месяца, прошедших с момента выхода декрета, возникло 13 незначительных инцидентов, инициированных, как правило, не священнослужителями[11].

В результате действий митрополита Вениамина изъятие в Петрограде было проведено намного спокойнее, чем в Москве и в некоторых провинциальных регионах. Но комиссия Помгола не соблюдала соглашение, достигнутое с митрополитом Вениамином, и изъятие ценностей из церквей Петрограда шло в полном разгаре. Вскоре Преосвященному Вениамину предстояло пострадать за свои убеждения и стойкое радение за церковное имущество.

12 мая 1922 года в Москве протоиерей Александр Введенский и другие священники из обновленческих кругов Петрограда и Москвы посетили Святейшего Патриарха Тихона, содержащегося под домашним арестом. Они заявили о том, что необходимо немедленно созвать новый Поместный Собор для устройства церковных дел, и что разрешение на его проведение у гражданской власти уже получено. В то же время, они предложили патриарху отказаться от имеющейся власти в силу сложившихся обстоятельств[12] и невозможности исполнения своих обязанностей.

18 мая указанная группа священнослужителей снова побывала у Патриарха и испросила благословение на открытие канцелярии. Патриарх благословил открытие канцелярии, назначив ее руководителем епископа Клинского Иннокентия, а до прибытия последнего — епископа Верненского Леонида. Епископам было поручено принять, а по прибытии митрополита Агафангела[13], передать ему патриаршие и синодские дела. В случае невозможности митрополита Агафангела прибыть в Москву, вторым кандидатом на местоблюстительство назначался митрополит Петроградский Вениамин. Канцелярии Высшего Церковного Управления (как назвала себя новая незаконная церковная структура) фактически было разрешено действовать лишь до прибытия Ярославского митрополита, но лидеры обновленцев данный документ превратили в акт передачи власти в их руки из рук Патриарха.

25 мая 1922 года Введенский прибыл в Петроград для переговоров с митрополитом Вениамином, вторым кандидатом на должность Местоблюстителя Патриаршего престола. Его целью было любыми способами не допустить митрополита Вениамина в Москву.

В ходе состоявшейся встречи у Владыки сразу же возникли сомнения по поводу компетенции Введенского и правомочности его действий. Митрополит отказался принимать какие-либо решения, а 28 мая с церковного амвона зачитал обращение к пастве, в котором говорилось о запрете в священнослужении Введенского и группы Петроградских священников, связанных с ВЦУ.

Такой поступок митрополита для обновленцев был совершенно неприемлем. В связи с тем, что члены ВЦУ лишались каких бы то ни было церковных полномочий, требовалось изолировать митрополита, как ранее Святейшего, что и предстояло воплотить властям. Так, по факту агитации против изъятия церковных ценностей 18 мая состоялся допрос владыки Вениамина следователем Петроградского ревтрибунала, усматривавшим в деяниях митрополита преступный умысел. Постановлением трибунала Казанскому Василию Павловичу была избрана мера пресечения в виде подписки о невыезде из Петрограда. Расследование продолжалось. В Петроградское отделение ГПУ из Москвы пришла срочная телеграмма от начальника Особого отдела ГПУ В.Р. Менжинского, которая предписывала изменение меры пресечения митрополита Вениамина на арест. Оповещенный о появлении сотрудников Особого отдела ГПУ в его личном кабинете, митрополит пришел на место проведения обыска, где и был арестован. Когда арестанта выводили, к нему под благословение подбежал Введенский, но владыка отказал ему со словами: «Мы с вами не в Гефсиманском саду, отец Александр»[14].

Как только митрополит Вениамин был арестован, его викарий, епископ Ямбургский Алексий (Симанский), был вызван в ГПУ, где ему предъявили ультиматум: либо он, став управляющим делами Петроградской епархии, снимет прещение с обновленческих священников, либо митрополит Вениамин будет расстрелян. Ему было дано на размышление несколько дней.

4 июня, после оказанного со стороны ГПУ давления, епископ Ямбургский Алексий, в Троицком соборе Александро-Невской Лавры, произнес «Обращение к Петроградской православной пастве», в котором снял с обновленческих лидеров прещение, наложенное митрополитом Вениамином и восстановил их в священнослужении.

Сделав шаг навстречу советской власти, епископ Алексий хотел тем самым освободить из-под стражи заключенного митрополита. 6 июня 1922 года совместно с духовенством города он написал ходатайство в Петроградский губисполком с просьбой об освобождения митрополита Вениамина: «Ввиду сего считаю своим долгом ходатайствовать пред Губисполкомом об освобождении митрополита Петроградского Вениамина (Казанского) на поруки тех представителей духовенства, которые будут указаны гражданской властью в случае принципиального согласия ее на удовлетворение изложенной просьбы».[15]

От властей последовал отказ. Верующие также пытались защитить владыку-митрополита. В Петрограде состоялось несколько демонстраций протеста, но их разогнали силой.[16]

Слушания по делу митрополита Вениамина начались 10 июня в помещении здания бывшего дворянского собрания. Митрополита обвинили в том, что он вел переговоры с советской властью в целях отмены или смягчения постановлений декрета об изъятии церковных ценностей. Также в вину Владыке вменялось участие в сговоре со всемирной буржуазией и русской эмиграцией, подстрекание на сопротивление властям в распространенной копии своего заявления в Помгол 6 марта 1922 г., в котором говорилось о том, что Церковь готова жертвовать голодающим, но верующие должны жертвовать добровольно. Большое впечатление на публику произвел бывший присяжный поверенный Я.С. Гурович, прибывший из Швейцарии по приглашению Красного Креста и др. общественных организаций для защиты митрополита Вениамина в процессе. В своей речи он предостерегал суд от физического уничтожения Преосвященного Вениамина, заявив, что «на крови мучеников растет, крепнет и возвеличивается вера».[17] Гурович полностью доказал невиновность митрополита Вениамина, в том числе и в участии в карловацком монархическом заговоре. [18]

На суде также присутствовал и Введенский, который заявил, что берет митрополита под свою защиту. Однако выступить ему не дали, «он упал с окровавленной головой, потому что в него был брошен какой-то женщиной огромный булыжник, «пострадавшего» увезли в карете скорой помощи, а женщина кричала ему вдогонку, что он дьявол»[19].

Митрополит, как и Святейший, брал всю вину на себя. Через три недели прений, в которых принимали активное участие и обновленцы, сторона обвинения наконец «доказала» вину подсудимых. 4 июля суд удалился в совещательную комнату, а 5 июля десяти обвиняемым (митрополиту Вениамину, епископу Венедикту, архимандриту Сергию, протоиереям: Чукову, Чельцову, Богоявленскому, Бычкову, профессорам Новицкому, Огневу и Ковшарову) вынесен смертный приговор. Через некоторое время судебное решение было пересмотрено, после чего шестерых из подсудимых помиловали, остальных — или оправдали, или приговорили к различным срокам лишения свободы.

Вскоре после приговора Петроградского ревтрибунала постановлением ВЦУ митрополит Вениамин и другие священнослужители, проходившие по указанному уголовному делу, были лишены сана и монашества. В постановлении говорилось о том, что митрополит изменил своему архипастырскому долгу участием во враждебных действиях по отношению к голодающему народу, своими воззваниями волновал пасомых, отчего в среде верных ему мирян создавались мятежи и уличные столкновения. Он также обвинялся в антиканонических действиях против правил Церкви, нарушая христианский долг помощи голодающему народу, тем самым привел ряд подчиненных ему людей на скамью подсудимых.

«В ночь с 12 на 13 июля (с 25 на 26 по н. стилю — прим. авт.), видимо, где-то в районе Ржевки, был произведен расстрел. Их расстреливали тайно, предварительно побрив, чтобы в них не узнали священнослужителей»[20]. Приговор своей жестокостью шокировал многих, даже адвокат митрополита Гурович после процесса потребовал, чтобы ему разрешили уехать из Советской России, и конец жизни он провел во Франции, где зарабатывал чтением лекций о деле митрополита Вениамина[21].

Расстрел митрополита Вениамина избавлял от одного из кандидатов на Местоблюстительство патриаршего престола, тем самым давая власти больше шансов помочь обновленцам в дальнейшем захвате власти в Российской Церкви.

[1] ЦГА СПб.,Ф. 1000, Оп.81, Д.6, Л.42-43.

[2] «Дело» митрополита Вениамина. М.: Студия «ТРИТЭ»-«Российский Архив», 1991.

[3] Николай Чуков, прот. Дневник 1921-22 гг. Фрагменты. URL: http://pstgu.ru/news/smi/2010/11/05/25441/

[4] Там же.

[5] ЦГА СПб., Ф.1000, Оп. 81, Д.6. Л. 44-47.

[6] ЦГА СПб., Ф.1000, Оп. 81, Д.6. Л. 1.

[7] Николай Чуков, прот. Дневник 1921-22 гг. Фрагменты. URL: http://pstgu.ru/news/smi/2010/11/05/25441/

[8] Шкаровский М.В. Обновленческое движение в РПЦ ХХ в. СПб. 1999. С.16.

[9] ЦГА СПб., ф.578, оп.1, д.73, л.1.; Опубл. Санкт-Петербургская епархия в ХХ веке в свете архивных материалов 1917-1941. Сборник. С.83.

[10] ЦГА СПб.,ф.1000, оп.81, д., л.56.

[11] Шкаровский М.В. Указ.соч. С.16

[12] Введенский А., прот. Церковь и государство. М., 1922. С. 248-249.

[13]

[14] Щелкачев А.В. Новая и новейшая история Русской Православной Церкви, ч. 2, Издательство ПСТБИ. М., 1997. С. 80

[15] ЦГА СПб., ф.1000, оп.8, д.41, л.135-135об.

[16] Голикова Е.И., Надпорожняя О.С. Небесные покровители Санкт-Петербурга. Olma media group, 2003. С.264.

[17] Голикова Е.И., Надпорожняя О.С. Указ.соч. С.266.

[18] Поспеловский Д.В. Православная Церковь в истории Руси, России и СССР. М., 1996. С.246.

[19] Левитин-Краснов А., Шавров. В. Очерки по истории русской церковной смуты. М. 1996, С. 89

[20] Митрофанов Георгий, прот. История Русской Православной Церкви 1900-1927. СПб., 2002. С. 258

[21] Коняев Н.М. Священномученик Вениамин митрополит Петроградский. М., 2005. С. 259