Продолжаем публикацию воспоминаний об архиепископе Вологодском и Великоустюжском Михаиле (Мудьюгине), ректоре Ленинградских духовных школ в 1966-1968 гг. протоиерея Евгения Палюлина.
Архиерей
Центром жизни христианской является Божественная литургия. Владыка любил служить, и его горячая молитва всегда была примером для пастырей, сослуживших ему у Престола Божия. Молился сосредоточенно, нередко крепко сомкнув глаза. Стоящие рядом с ним священнослужители могли не пользоваться служебником, так как молитвы Владыка всегда произносил вслух, внятно и проникновенно. Отдельные моменты богослужения, такие как анафору, древнейшую по своему происхождению часть литургии, переживал очень глубоко, молился крепко, настолько, что нередко на лбу и лице выступала испарина. Особенно умилительно, прочувствованно звучали тексты евхаристического канона — на глазах Владыки блестели слезинки. «…Ты от небытия в бытие нас привел еси, и отпадшия возставил еси паки, и не отступил еси вся творя, дондеже нас на небо возвел еси, и Царство Твое даровал еси будущее…». Знавшие владыку и до сих пор говорят, что читая эти слова, слышится интонация и голос архиепископа Михаила… Это глубокое переживание передавалось не только стоящим рядом с архипастырем, но и всем молящимся в храме. Запомнились и иерейские хиротонии. Перед тем как возложить руки на главу ставленника, припавшего на колени у Престола, Владыка склонялся к нему и что-то горячо шептал на ухо…вероятно, призывая его к сердечной молитве Пастыреначальнику Иисусу. Владыка хорошо знал церковный устав, ценил труд и послушание регента и клирошан. При этом часто в шутку приговаривал: «Архиереем всякий стать может, а вот хорошим уставщиком — нет».
Бодрую атмосферу кафедрального собора поддерживал отец Константин Васильев — настоятель. Богослужения совершались красивые и уставные. Да и сам отец Константин был не лишен здорового юмора, что ценил Владыка. Запомнился забавный эпизод. Архиерей приехал в храм, мягко говоря, чем-то недовольный, молча проследовал в алтарь. Все притихли. Прошел шепоток — похоже, Владыка не в духе. Началось облачение. Иподиаконы облачают архиерея, протодиакон читает молитвы на поручи: « Десница Твоя, Господи, прославися в крепости, десная Твоя рука, Господи, сокруши враги, и множеством славы Твоея стерл еси супостаты…» Все, внимая, стоят в сторонке, отец Константин походит в этот момент к архиерею и певуче, с хитринкой в голосе, спрашивает: «…и много Вы их стерли, Владыка? Этих супостатов?»
— Знаете, дорогой отец Константин, боюсь, что ни одного, — уже весело улыбаясь, ответил Владыка. Обстановка разрядилась, Владыка оценил шутку. Владыка любил шутить.
Запомнился веселый рассказ отца Арсения, ныне клирика Архангельской епархии о первой встрече с архиепископом Михаилом. Узнав, что о. Арсений родом из Архангельской глубинки, Владыка спросил: «Отец Арсений, а Вы знаете, как звучит моя фамилия?..» — «Конечно, знаю, — недоуменно ответил о. Арсений, — Мудьюгин». — «А о чем это Вам говорит? — не унимается Владыка, но в голосе его уже слышна шутливая нотка. «Ну знаете, Владыка, о многом говорит, — так же шутливо отвечает отец Арсений. — Во-первых, в наших Архангельских краях, где я родился, есть поселок Верхняя Мудьюга, а еще река Мудьюга, а в Белом море, вблизи устья северной Двины, есть остров Мудьюг — поэтому о многом и говорит». Владыка от души рассмеялся, заразив смехом и отца Арсения: «Так, возможно, мы с Вами земляки, раз столько много мудьюг на архангелогородчине, а я Мудьюгин».
Владыка очень любил церковную жизнь, лучшие традиции которой впитал еще в отрочестве. Глубоко переживал злоупотребления духовной властью. Запомнилось, как с горечью в сердце он говорил одному из Вологодских священников о недопустимости такой меры церковного прещения, как поклоны. При этом приводил в качестве отрицательного примера случай, увиденный им в одном из известных монастырей — молодые послушники отбивали на солее, на виду у молящихся, по триста поклонов за какую-то церковную провинность. Возмущению владыки не было предела, запомнились его слова о том, что земной поклон — это высшее выражение почтения Богу. Поклониться Богу до земли — это акт свободной человеческой воли, это добровольный выбор человека. Земной поклон — это и видимый знак молитвенного почитания Бога, и дар человеческой любви. «Разве можно превращать эту радость молитвы в предмет наказания?» — продолжал возмущаться архиерей, отчитывая этого батюшку, видимо, любителя наказывать поклонами. Владыка приравнял такую меру прещения к физическому насилию над личностью, сказав при этом, что духовный руководитель тем самым наносит непоправимый вред самому себе, потому что так расписывается под своей духовной беспомощностью, заключив свою речь тем, что при таком поступке совершается глумление над Богом. «Влады-че-нь-ка», — пытаясь признать свою вину, произнес нараспев батюшка. Эх… и зря он это сделал. Это буквально взорвало успокоившегося было и выговорившегося архиерея. Он буквально подпрыгнул: «Не смейте при мне никогда произносить это слово, я его терпеть не могу! Никакой я вам не владыченька!» Это надо было видеть — отчитывая кого-либо, владыка бывал очень эмоционален, что не мешало ему, однако, впоследствии сохранять спокойное и доброе отношение к провинившемуся.
А вообще в архиепископе Михаиле сочетались детская простота и даже наивность с богословской начитанностью и светской эрудицией. Его интересовало все.
Должность первого лица епархии обязывала Владыку быть в курсе всех событий, в том числе и политических. Основную информацию о жизни страны и ее свершениях советские граждане получали, прежде всего, из программы «Время». Поэтому в учиненное время Владыка устраивался у телевизора. К утреннему кофе Владыке подавали свежие газеты. Вологодский архиерей скучно пролистывал «Правду» и «Советскую Россию», более внимательно изучал областные газеты и с неподдельным интересом читал Советскую культуру и журнал «Советский балет». Выписывал Владыка и зарубежную прессу, в основном, на немецком языке, который он знал превосходно.
Архиепископ был очень хлебосолен. В дни великих праздников всегда было по несколько приемов, архиерейский дом буквально ломился от гостей. В первый заход шли духовенство города с матушками и сотрудники епархиального управления, во второй — праздничные церковные хоры двух городских храмов (в то время в Вологде было только два храма — кафедральный собор и церковь праведного Лазаря). В третий заход шли певчие любительских хоров, и неважно, профессионалы это были или старушки, владыка находил возможность уделить внимание всем. Он понимал, что надо общаться с людьми в неформальной обстановке, так созидалось и укреплялось общество церковных людей. Владыка часто повторял: «Людей сплачивает общая молитва, общая работа и еда», — и он всегда этому следовал. С людьми он мог общаться до бесконечности.
Так сформировался в городе Вологде круг близких владыке людей.
Друзья владыки
Давняя добрая дружба связывала архиепископа Михаила (Мудьюгина) с отцом протодиаконом Георгием Рябининым и его матушкой Екатериной Александровной. Началась она еще в давние, очень непростые времена, которые теперь принято называть периодом хрущевских гонений на Церковь, — когда пострадали многие священнослужители и многие храмы были закрыты. Во время иерейской хиротонии батюшки Михаила, которую совершил над ним Вологодский архиепископ Гавриил (Огородников), диакон Георгий Рябинин водил ставленника, диакона Михаила Мудьюгина, вокруг престола. В городе Устюжна, где будущий Владыка служил священником на приходе, они жили в одном домике, общались семьями. «Бывало, — как вспоминает о. Георгий, — постучит батюшка Михаил в стенку, а я уже знаю: беру шахматы и бегом к нему».
О. Георгий был свидетелем и трагической страницы в жизни о. Михаила Мудьюгина. Вот его рассказ:
«…когда у батюшки Михаила скончалась матушка. Похоронили ее. Была, конечно, великая скорбь: осталась маленькая дочка Ксения на руках. Через какое-то время его посылают в село Ивановское, причастить двух слепых старушек. Поехал туда батюшка, причастил, сказав перед этим: “Чтоб не ходить мне в один и другой дом, свезите их в один, чтоб удобнее было…” Вот к этому и прицепились. Приехали, значит, туда эти “товарищи”, чтоб узнать, кто сколько ему дал денег — три рубля, пять. А о. Михаил, когда вернулся, все эти деньги, что ему дали на проезд, на бензин, может, еще что-то… внес в церковную кассу. На другой день приходит в храм уполномоченный райфинотдела Лосев и разгуливает по храму, довольный такой. Подхожу к нему, спрашиваю: “Может, надо чего вам?” А он весь в улыбке расплылся… “А мне, — таким победным голосом говорит, — надо благодарственный молебен заказать” (вроде, ну поймали попа за руку!), — и вышел из храма. А когда подняли документы, оказалось, что всю полученную сумму батюшка внес в церковную казну. Не к чему придраться, так они прицепились к тому, что двух слепых старух свезли в одно помещение: общественный молебен вне стен храма — нельзя. Занимался пропагандой среди населения! Написали рапорт уполномоченному, тот отзывает регистрацию. А в те времена без регистрации ни один священник ни служить, ни требу какую исполнять не мог.
Что делать? Надо к Владыке ехать. Был один приход тогда без священника — свободный, в городе Белозерске. И поехал батюшка Михаил к тогдашнему Вологодскому архиерею Мстиславу, проситься на этот приход. А Владыка ему и говорит: “Для Вас у меня места нет!” Как быть? Матушки нет, дети на руках, отняли регистрацию, прихода нет. Позднее, когда он стал епископом, мы вспоминали эти дни, я говорил ему: “Владыка, так это же Голгофа. Случись такое со мной — я бы умер”. И тогда митрополит Никодим предлагает ему: “Давай, — говорит, — преподавай латынь в Академии”. Потом этот же митрополит Никодим предложил ему монашество, а впоследствии о. Михаил стал епископом, ректором Духовной Академии в Ленинграде». Добрую память хранил всегда владыка о Ленинградском Митрополите Никодиме. Известно и продолжение этого рассказа.
Уже в сане епископа владыке Михаилу надлежало принять участие в соборном архиерейском служении. В списке сослужащих святейшему патриарху значился и архиепископ Вологодский Мстислав. Владыка Михаил очень переживал по этому поводу. Как он будет сослужить вместе с человеком, который, как ему тогда казалось, нанес сильную душевную рану, оставив его без прихода, а семью и детей без средств к существованию? Но ничего не поделать, список составлен и утвержден патриархом. И вдруг, наутро владыка узнает, что архиепископа Мстислава не будет на богослужении, потому что этим утром он споткнулся и сломал ногу. Так вот разрешилась эта непростая ситуация.
Вот такая история этих хрущевских лет. А когда Никиту Сергеевича сняли с поста генсека, Владыка Михаил, перефразируя слова из церковнославянского варианта Писания, приговаривал: «Бе человек…» и не «бе человек». Позднее эти слова Владыки в качестве шутки многие вспоминали: бе и не бе…
Среди дружеских собеседников Владыки в этот период следует отметить протоиерея Василия Павлова, который отличался своей общей культурой и интеллектом. Очень скоро решилась моя задача: куда же по вечерам отправлялся Владыка, переоблачившись в светское, костюм и шляпу, с тростью Иоанна Кронштадтского в руке. Непременно нужно отметить еще один атрибут — калоши с красной замшей внутри, их Владыка надевал поверх лакированных ботинок. Позднее вспомнят: ничто не мешало ему быть архиереем — как в рясе, так и в костюме с шляпой был он прост, но всегда полон достоинства и оставался носителем высокого сана — архиереем.
Так вот, когда быстрым шагом, когда вальяжно, поигрывая тростью в руке, Владыка направлялся к остановке, где исчезал за дверями подъехавшего автобуса. И направлялся этот автобус в сторону, где жил отец Василий. Посещение дома отца Василия, а жил он на самом верхнем этаже девятиэтажного дома, переходило нередко из ужина и чаепития в богословские беседы и даже споры. Владыка был замечательным собеседником, умел слушать и ценил мнение человека, способного аргументировать свои доводы. Не обижался, если его мнение не совпадало с мнением собеседника, умел принимать поражение. Отец Василий имел первый разряд по шахматам, и владыка ему в подметки не годился, но они играли, и владыка Михаил умудрялся даже выигрывать. Рядом с шахматной доской и архиереем батюшка сидел, обхватив голову руками, делая вид, что владыка поставил его в трудное положение. Позднее отец Василий, который уже наперед знал все возможные ходы, открыл нам секрет архиерейских шахматных побед: иногда он позволял себе поддаваться, чтобы не обижать старого друга. Но это не важно, важно другое — владыка радовался, как ребенок.
Задушевные беседы иногда переходили в музыкальные вечера, Владыка и отец Василий садились за фортепиано. Начиналась игра в четыре руки, звучали вальсы Штрауса и Шопена, ведь отец Василий был замечательным музыкантом, в прошлом преподавателем Астраханской консерватории. Познакомился он с владыкой еще в Астрахани. Когда епископ Михаил занимал Астраханскую и Енотаевскую кафедру. Дружба с архиереем навсегда определила жизненный путь Василия Павлова. В 1979 году архиепископа Михаила переводят на Вологодскую кафедру и владыка приглашает Василия Павлова в Вологду видя в нем своего единомышленника и прозревая его в качестве священнослужителя.. Непросто было в то время доценту астраханской консерватории уйти в Церковь, но приглашение владыки переехать в Вологду для служения церковного было в силе. Всегда внимательный и деликатный по отношению к людям, боясь «подставить» консерваторию, он вначале устраивается аккомпаниатором в спортивную школу и уже после этого, спустя некоторое время, переезжает в Вологду.
Шел 1980-й год. После его переезда в Вологду в журнале «Наука и религия» появляется статья об усилении атеистической работы в астраханской консерватории, фамилии не были указаны, но все знали – связано это было с Василием Павловым. Условия проживания, которые ожидали в Вологде семью будущего о. Василия, были примитивными — старая деревянная сторожка недалеко от собора, под полом которой всегда стояла вода.
Хор кафедрального собора этого времени состоял в основном из старушек, нотной азбуки он не знали, пришлось, как вспоминал впоследствии о. Василий, попотеть. Нотный стан был нарисован на печке в этой же церковной сторожке, но это не упрощало задачу, ведь не все воспринимали ноты, потому бывшему доценту консерватории приходилось пользоваться мотивами народных песен, проводя таким образом аналогии с некоторыми церковными песнопениями. Как выяснилось позднее, бытовые условия и прочие сложности были всего лишь цветочками. Год спустя Василия Павлова вызывают к уполномоченному, однако слово взял не этот представитель власти, в комнате присутствовали еще два офицера. Один из них, видимо, прекрасно зная близость регента хора к вологодскому архиерею, начал издалека… Перечислив все достоинства и качества своего собеседника, упомянув о его способностях и тех возможностях, которые предоставила ему советская власть, давшая такое замечательное образование, он перешел к тому, что теперь, как патриоту своей страны, ему надо сделать небольшое одолжение, всего лишь изредка сообщать о том, с кем общается вологодский архиерей, какое у него настроение, ну и содержание некоторых бесед епископа. Такого оборота событий новый регент собора не ожидал и не сразу нашел, что ответить. Сказал, что такое предложение для него является полной неожиданностью и что вряд ли у него это получится, так как никогда этим прежде не занимался и не собирался этого делать. На этом, собственно, разговор и закончился, с ним вежливо попрощались, попросив, однако, не разглашать суть разговора.
Но история не завершилась. Таких вызовов и бесед было три. Вы подумайте, вы поймите, — убеждали Василия Павлова, — в этом нет ничего плохого. Вы патриот своей страны, вашим детям везде и всегда будет зеленый свет, они поступят куда хотят и получат такое образование, которого захотят сами… Попытка объяснить, что такая деятельность для него по-человечески чужда и что он не может это делать по целому ряду соображений, в том числе, что, как интеллигентный человек, не сможет так поступить с своей совестью, не привела к успеху, разговор был на разных языках — они его не понимали. С этого момента душевная тяжесть угнетала будущего отца Василия. Все разрешилось вечером 7-го ноября 1981 года. В гости пришел владыка Михаил. Заметив унылое настроение своего собеседника, владыка поинтересовался, чем это может быть вызвано. Василий Павлов не мог скрыть обрушившейся на него беды. «Ну, как мне от них отвязаться, подскажите, владыка…» -сказал он в заключение с интонацией измученного человека в голосе.
Уже умудренный опытом современной ему церковной жизни, владыка произнес: «Я должен сказать, что обрабатывают всех, но, к счастью, не все соглашаются сотрудничать с ними. Жаль, что вы раньше мне об этом не сказали». Беседа была долгой, завершилась шахматной баталией и чаепитием. Владыка укрепил о. Василия и дал дельные советы, как вести себя у этих «товарищей». Что было дальше? Очередной вызов. Кабинет уполномоченного, двое в офицерской форме. — Вы подумали над нашим предложением?
— Как человек церковный и находящийся в подчинении архиерея, и об этом пишут каноны нашей Церкви, я ничего не могу делать без благословения епископа. Не могу же я что-то писать о владыке без его благословения. Вот я и вынужден был просить благословения у управляющего епархией на сотрудничество с вами. Владыка не благословил. Потому сотрудничать с вами не собираюсь.
Что тут началось в кабинете, они буквально подскочили со своих мест: «Мы же просили вас не говорить о нашей беседе!»
В общем, это был провал системы. Агент сорвался.
Впоследствии отец Василий и владыка с улыбкой вспоминали эти события. Время это уже ушло, и многие люди не знают, как это было не просто — быть в Церкви. Василия Павлова больше не трогали, правда, сказали напоследок, что всякие пути в институты его детям будут перекрыты. Что и действительно произошло впоследствии… благо, жить стране советской уже оставалось не долго.
Запомнилась беседа отца Василия с Владыкой, свидетелем которой мне пришлось оказаться. Это было время, когда отец Василий был клириком кафедрального собора и одновременно — регентом хора. Вторая половина 80-х, время непростое, казалось бы: начало перемен, советская власть загнивала, наметились какие-то изменения во взаимоотношениях государства и Церкви, власть уполномоченных уже пошатнулась, однако еще ничего не делалось без их согласия. Так, например, назначенный архиереем священник, после получения указа, должен был явиться к районному уполномоченному по делам религий для личной беседы и ценных указаний, как вести себя на приходе в советском государстве. Да и сам архиерейский указ рождался зачастую после согласования с областным уполномоченным. Видимо, не всегда Владыка следовал этому правилу, что рождало некоторые конфликты с уполномоченным по делам религий. Теперь уже, наверное, одному Богу известно, каких трудов, усилий, доводов, переживаний стоили те или иные архиерейские указы того времени и как сложно было отстоять священника или перевести наиболее опытного и эрудированного из глухой деревни в город. Так, в частности, отцу Василию пришлось нести нелегкое послушание настоятеля храма в селе Димитриево Устюженского района, в то время, когда семья жила за 200 километров — в Вологде, прежде чем он был переведен на служение в областной центр.
Так вот, в беседе отец Василий сетовал, как трудно ему создать архиерейский хор. В существующем хоре с музыкальным образованием были немногие, это было отлаженное, но, тем не менее, любительское пение. Профессиональные певцы из страха перед безбожной властью боялись петь в храме, это могло им стоить работы, об этом с горечью рассказывал отец Василий Владыке. Мне запомнился замечательный ответ архиепископа, который тепло взял за руку батюшку и произнес: «Неужели, дорогой отец Василий, Вы думаете, что Господь, Который печется о Своей Церкви, оставит без Своего попечения главный собор епархии? Да быть того не может…»
Помню, ушел в этот вечер отец Василий от Владыки с великим утешением.
Такую вот глубокую веру в присутствие Божие в святой Его Церкви Владыка пронес через всю свою жизнь, и к этому были основания.
Годы тесной дружбы связывали владыку Михаила с семьей отца Сергия Телицына. Вот его воспоминания:
Первая половина 80-х. Улица Ворошилова, запах дуста, скрипучая лестница на второй этаж деревянного дома. Приемная вологодского архиерея. Сергей Николаевич Телицын, врач-невропатолог Вологодского наркологического диспансера.
— Что Вас привело?
— Да, Бог привел. Вот, хочу быть ближе к церковной жизни, давно ощущаю себя верующим человеком и хочу приносить пользу Церкви.
История воцерковления невропатолога заитересовала владыку. Оказалось, что родная тетушка Сергея Николаевича, монахиня Ермогена Телицына, была одной из последних насельниц Горицкого монастыря — состояла старшей монахиней организованного в обители медицинского сестричества. После закрытия монастыря с несколькими монахинями жила в деревне Сорово, при церкви святых Космы и Дамиана. В этой же деревне в двадцатые годы, до своего ареста, жил епископ Кирилловский Тихон (Тихомиров), викарий Новгородского архиерея. Монахиня Ермогена сопровождала владыку Тихона после ареста в череповецкую тюрьму и в ссылку — на лесоповал. Больной и измученный, доживал свои годы епископ Тихон в Ярославле, до конца опекала его монахиня Ермогена. Туда, на Базарную 63 в Ярославле, где жили епископ Тихон и монахиня Ермогена, для бесед и назиданий часто наведывался иеромонах Никодим (Ротов), секретарь тогдашнего Ярославского архиепископа Димитрия (Градусова).
Сергей Николаевич чтил этих исповедников, посещал их могилы, и рассказанная им история этого периода жизни Церкви произвела впечатление на архиепископа Михаила. Упомянутые имена известных святителей Церкви, в числе которых был и митрополит Никодим Ротов, которого владыка Михаил глубоко почитал до конца своих дней, также тронули владыку. Вероятно, в своем собеседнике вологодский архиерей уже провидел будущего священника. Как бы там ни было, по благословению владыки Сергей Николаевич начал учиться церковному чтению и пению на клиросе Лазаревской церкви. Дабы не смутить новоначального, через настоятеля и регента храма Владыка интересовался успехами доктора и, видимо, был доволен.
Дружба началась позднее. У владыки заболели ноги, ходили к нему разные вологодские светила, но так получилось, что правильное лечение пациенту сумел именно Сергий Телицын. После прихода воцерковляющегося доктора, неожиданно для всех, владыка просит снять с петель дверь от кладовки.
— Отныне, на этой двери, будет спать Влологодский и Великоустюжский архиерей, -важно, но с улыбкой заключает владыка. К слову говоря, владыка Михаил почивал на этой двери до самого последнего дня пребывания на Вологодской кафедре.
На второй день, после посещения архиерейского дома Сергея Николаевича вызывают к главному врачу диспансера.
-Ты чего там потерял в Церкви? У нас из всех сотрудников, только сантехник дядя Миша по попам ходит, и вы туда же…Бога нет, и вам, как образованному человеку, должно быть это известно.
-А я, как образованный человек, так не считаю, -ответил доктор, да и конституция страны позволяет мне иметь религиозные убеждения.
Похоже, вопрос исчерпан, но было видно: главврач не доволен, а значит, могут быть последствия. Это не значило, что дом владыки был под наблюдением, но означало другое: среди окружавших архиерея людей, может быть, сторожа или технический персонал, были люди, которые исполняли еще одну важную для некоторых граждан СССР обязанность.
При следующей встрече с архиереем Сергею Николаевичу пришлось рассказать о беседе с главврачом и спросить совета.
-Как быть, владыка? Но из Церкви я уходить не хочу.
Выслушав историю, уже видимо не первую в своей архиерейской жизни, владыка сказал: — Ну, что тут они тебя драконить будут… Давай, ходи, но не в городской храм, — и порекомендовал Крестовоздвиженскую церковь города Грязовца. Туда, за сорок километров от Вологды, вологодский врач и приехал по рекомендации архиерея. Веселый нравом, уже престарелый, грязовецкий отец Иаков Гончарук тепло принял нового чтеца. Но, не прошло и недели, как в епархию приехала некая грязовецкая прихожанка. Стандартный вопрос в приемной архиерея:
-Вы по какому вопрсу?
— Я лично к владыке.
— Может, секретарь решит вашу проблему?
— Нет, я по важному делу.
Доложили владыке. Ну, пусть, раз по важному…
— Владыка святый, — приняв благословение и не успев сесть на предложенный стул, — к нам в храм стал ходить какой-то молодой человек, хорошо одет, все норовит на клирос, да и учтив уж больно… Наверное американский шпион…
Надо было видеть владыку, откинувшегося в кресле и ухватившегося за живот от смеха…
— Учтив, и все на клирос норовит, говоришь?
Успокоившись сам и успокоив прихожанку, владыка еще долго от души смеялся по этому поводу. К этому же времени относится довольно забавный случай, произошедший с архиепископом Михаилом. Дело было в финском городе Турку в 1984 году. Владыка читал цикл лекций в государственном университете этого города, после чего ему, «почета ради», была вручена степень доктора богословия «гонорис кауза». В день воскресный состоялось богослужение в храме, вероятно, муч. Царицы Александры в г. Турку. Владыка Михаил сослужил литургию предстоятелю Финской церкви. К любой заграничной поездке владыка готовился очень основательно. Вот и к поездке в Финляндию он решил подучить финский язык, дабы понимать и не оплошать в какой-нибудь ситуации. Такая возможность — блеснуть знанием финского языка — как раз и подвернулась. Во время богослужения владыке надлежало произнести важное литургическое благословение, обращенное лицом к народу. Каково же было изумление финнов, когда архиепископ Михаил, перепутав, и вместо «мир всем» («rauha kaikille» на финском языке) произнес схоже по произношению: raha kaikille («деньги всем»). С пониманием финны приклонили головы для принятия такого благословения.
Архиепископ Михаил был врожденным педагогом, педагогический талант архиерея испытал на себе и новый друг владыки. Одним из увлечений владыки Михаила было чтение книг на языке оригинала. Владыке показалось, что вологодскому врачу не стоит ограничивать себя выписыванием рецептов на латинском языке, латынь стоит того, чтобы на ней читать. В сентябре, как и все советские школьники, Сергей Николаевич, с учебником латыни в портфеле, полный грез о науке, направлялся в архиерейский дом. Он еще не знал до конца, что его ожидало. Педагог владыка был еще тот! «Он не давал мне никакого спуска, — вспомнит позднее отец Сергий Телицын, — мы учили склонения и спряжения, произношение и орфографию…довольно далеко ушли». Владыка не поленился, из очередной поездки в Ленинградскую академию привез учебник, в библиотеке набрал кучу книг… «LABOR OMNIA VINCIT IMPROBUS» — все побеждает упорный труд», — выкладывая из портфеля книги, произнес владыка вергилиевскую поговорку… Страдание можно было прочесть в глазах вологодского доктора, но ничего не поделаешь: взявшись за орало, не оглядываются назад — эти слова тоже любил владыка Михаил. Прошло немало времени, книги на латыни уже читали.
Нередко делился владыка с Сергеем Николаевичем и своими переживаниями. Руководствуясь своим опытом, подсказывал, как поступить в тех или иных ситуациях, например, при вызове в соответствующие советские инстанции. Владыка говорил: не надо делать вид убитого, пришибленного человека, но вести себя нужно спокойно и уверенно. Как показало время, эти наставления пригодились. Примечательно, что такой разговор владыки состоялся в ванной комнате, при включенных душе и водопроводном кране. Такова была особенность этого времени.
Позднее архиепископ Михаил рукоположит Сергея Николаевича Телицына во диакона и пресвитера, преподаст благословение сочетать служение Церковное с медицинской практикой в светских медицинских учреждениях. Вспоминая владыку Михаила, отец Сергий скажет: всегда поражали в нем его начитанность, эрудиция, энциклопедические знания. С полным знанием дела он мог рассказывать о механике и технике, физике и математике, о языках и богословии. Это удивительно, что знания владыки не были поверхностны, он мог свободно говорить с академиком и простой малообразованной старушкой. В любых ситуациях это был хороший, понимающий человек. Он мог спокойно пойти ночью и причастить умирающего человека, что было не раз на памяти отца Сергия. Это был богослов и пастырь.
Уже находясь на покое, владыка Михаил часто бывал в Вологде и останавливался на квартире Телицыных.
— Неприхотлив был владыка, — вспоминает архиепископа Михаила матушка отца Сергия, Галина Васильевна, — кушал, что ни подадут, был не привередлив. Как-то накрываю на стол и спрашиваю владыку: не хотите ли покушать? А владыка прямо с ходу цитирует мне на память «Старосветских помещиков Гоголя»: « А что, Пульхерия Ивановна, может быть, пора закусить чего-нибудь?» А грибочки, кушаете, владыка, говорю? А он с ходу продолжает: «Чего же бы теперь, Афанасий Иванович, закусить? разве коржиков с салом, или пирожков с маком, или, может быть, рыжиков соленых?» И часто так: чего-нибудь спросишь у него, а у владыки всегда ответ готов, с улыбкой, шутя, все из классики или поэзии. Глубокообразованный человек был.
Продолжение следует
