В издательстве Санкт-Петербургской духовной академии вышла книга преподавателя СПбДА, кандидата исторических наук протоиерея Константина Костромина, посвященная эпохе принятия Русью христианства. Это издание получило диплом III степени в номинации «Лучшая историческая книга» на конкурсе «Просвещение через книгу».
Казалось бы, сама эпоха равноапостольного князя Владимира в отечественной историографии исследована вдоль и поперек. Однако история — эта такая книга, которую можно многократно перечитывать, и каждый раз находить для себя что-то новое. Подтверждением этому является и книга протоиерея Константина Костромина.
Прежде всего следует сказать о жанре этого исторического сочинения. На обложке издания указано, что данный труд является «учебным пособием», «монографией», а подзаголовок книги гласит: «Этюды об эпохе принятия Русью христианства». Действительно, книга «Князь Владимир и истоки русской церковной традиции» является монографией в том смысле, что она углубленно исследует одну тему, вернее, одну эпоху, но написана в форме этюдов, посвященных отдельным проблемам.
Сам жанр исторического этюда, на мой взгляд, является одним из самых подходящих для современного читателя. Он позволяет сфокусировать взгляд на отдельной проблеме, сконцентрироваться только на ней. К тому же этюд — это довольно краткое сочинение, что при структуре современного чтения является одним из плюсов. С точки зрения историка, преимущество этюда состоит в том, что на нынешнем этапе развития науки едва ли можно выдвинуть какую-то кардинально новую теорию, тем более относящуюся к столь далеким временам. А вот по-новому взглянуть на некоторые факты в рамках уже сложившихся концепций очень даже возможно, да и необходимо. Для такого «местного» анализа истории жанр этюда является одним из основных.
Очень интересным и важным в книге протоиерея Константина Костромина мне представляется один из лейтмотивов, который проходит через всю монографию. Автор настойчиво выступает против прочно укоренившегося шаблона о византийском «усыновлении» Русской Церкви. Он пишет: «Вера в раз и навсегда принятый шаблон настолько крепка, что ее практически невозможно поколебать — вера в то, что крещение Руси было результатом своеобразного “установлении” ее Византией, в результате чего все последствия крещения, какие можно только найти или придумать, являются прямым следствием появления на Руси византийской церковной иерархии. Пристальное изучение вопроса показывает, что реальная картина далека от идеальной». В частности, автор выступает против установки, когда «любой исследователь исходит из монопольного присутствия той или иной юрисдикции на определенной территории, забывая, что такое положение дел стало декларироваться только после эпохи Возрождения, падения Византии и окончательного разделения Церкви». В свете нового, «антимонопольного» взгляда эпоха принятия Русью христианства и деятельность князя Владимира представляет собой очень интересное поле для изучения.
Остановимся для начала на сюжете, который в историографии получил название «выбора веры». В «Повести временных лет» описывается, как к князю Владимиру приходили представители разных религий с проповедью. И как князь выбирал среди вер наиболее подходящую, в том числе посылая посольства в разные страны. Конечно, этот сюжет в летописи — литературное произведение. Поэтому в нем возможны даже и комические «отказы» от веры, вроде: «Руси есть веселие пити, не можем без того быти». Но сама литературность не исключает того, что проблема «выбора веры» и в самом деле стояла перед русскими государственными мужами в конце X века. Более того, протоиерей Константин на обширном историческом материале показывает, что «выбор веры» отнюдь не ограничивался 980-ми годами, а охватывал период примерно в 150 лет (начиная с середины IX века). И выбор этот был не так прост, как показано в летописи.
Сложность выбора заключалась в том — если отвергнуть шаблон византийского «усыновления» — что перед Русью и в религиозном, и прежде всего в геополитическом плане было довольно много возможностей, и византийское христианство отнюдь не было среди этих возможностей чем-то самим собой разумеющимся. Более того, Византия отчасти смотрела на жителей молодого русского государства как на варваров, и большого интереса к ним поначалу не проявляла. Гораздо более активными были западные миссионеры. Кстати, автор неоднократно показывает, что некоторые политические шаги князя Владимира были в большей степени ориентированы как раз на Запад, чем на Византию. И — что, пожалуй, самое главное — в отличие от шаблона «усыновления», в котором Русь мыслится как младшее и в каком-то смысле еще «недозрелое» государство, автор неоднократно показывает, что Русь «была не объектом, которым бы управляли внешние силы, а непосредственным творцом истории». И политика князя Владимира — это не попытка подстроиться под кого-то более старшего, а именно творчество истории в самом прямом смысле этого слова.
Так, например, в «Повести временных лет» есть известный рассказ о том, что князь Владимир после чудесного исцеления от слепоты крестился в Корсуни (будущий Херсонес). Естественно, этот рассказ — дань агиографии. А вот в историческом труде он истолковывается в ином ключе. Протоиерей Константин показывает, что «поход на Корсунь» в перспективе имел несколько иное направление — поход на крепость Таматарха (более известная русскому человеку как Тмутаракань): «именно этот город являлся настоящим центром межэтнического общения и перекрестком торговых путей». Князь Владимир, таким образом, вершил свою политику, которая впоследствии, ввиду византийской монополизации истории Церкви, была «прикрыта» неким агиографическим флером.
Есть в книге и этюды, посвященные проблемам, которые и сегодня являются актуальными. Например, проблеме церковной десятины. Правда, речь в этюде, посвященном десятине, идет только о происхождении этого явления, а не о всем его многообразии. И здесь автор тоже видит скорее польское (во всяком случае — западное), чем византийское влияние. Кстати, говоря о десятине, он затрагивает также и вопросы взаимоотношения Церкви и государства, которые так многих волнуют в наше время. «Связь князей и церковных иерархов в Киевской Руси была значительно сильнее связей Церкви и населения», — пишет отец Константин. В каком-то смысле на этапе становления — как государства, так и Церкви — характер таких связей неизбежен. Правда, дальше он эту тему не развивает, так как она не входит в проблемное поле его монографии.
Среди этюдов книги есть также и очерк, посвященный катехизации в Древней Руси. Эта тема особенно злободневна, на мой взгляд, в наше время — время поиска методов этой самой катехизации. Поиска, на мой взгляд, пока не очень успешного. Так вот, катехизация в Древней Руси существовала, но — прежде всего для князей. И существовала она недолго: как пишет автор, «момент “смерти” оглашения пришелся на пик расцвета Киевской Руси». Правда, в этой «смерти» виновата не столько становящаяся еще Русская Церковь, сколько как раз угасание традиции оглашения в христианском мире на рубеже тысячелетий вообще.
В заключение хотелось бы отметить, что книга написана простым языком, написана увлекательно (исторические труды, надо сказать, не всегда бывают такими), поэтому читать ее могут не только историки и семинаристы, а все, кто интересуется историей России и Русской Церкви. Думаю, вдумчивый читатель сможет найти в ней много полезного.
Николай Дегтерев
