Их знали, любили и почитали в Киеве и далеко за его пределами. За подвижническую монашескую жизнь, исповедничество в непростые хрущевские времена, безграничную любовь к людям, милосердие и сострадательность. А еще – за мужество. Прошедшие огненное испытание 1941–1945 годов, они до конца дней оставались ветеранами Великой Отечественной войны, которая подвигла их стать в ряды монашеского воинства.

В формат православного портала не вместить жизнь и подвиги наших современников, дышащих святостью и высокими христианскими добродетелями. Воистину это были «несвятые святые», подтверждающие, что «не стоит град без праведника». И все же скажем несколько слов о трех ветеранах войны – рядовом пехотинце Василии Соломке (схииеромонахе Сергии), летчике-истребителе лейтенанте Василии Резвых (монахе Руфе) и артиллеристе-лейтенанте Леониде Соболеве (схиархимандрите Серафиме).

Отец Сергий Почаевский

Так в конце 1990-х называла 80-летнего иеромонаха Сергия (Соломку) киевская паства Свято-Михайловского храмового комплекса памяти жертв Чернобыля в Дарнице, где он поселился на время «по болезни» в воскресной школе. Батюшка покорил прихожан своим смиренным видом, детской простотой, тихой речью и ласковым взором. В его комнатушке стояла электроплитка, где он сам готовил себе нехитрую еду, несмотря на то, что на приходе действовала трапезная. Мы не видели старца праздно сидящим: между службами, на которых взял послушание подпевать тенорком, он тянул четки под чтение «псалтирьки», перелистывал пухлую зачитанную тетрадку с именами рабов Божиих, за которых молился, или старые церковные книги клеил, или обувь ремонтировал, или другим рукоделием занимался. И трудно было поверить, что за плечами этого добродушного, смахивающего на деда Мороза старичка – кровопролитная война, тюремное заключение во времена Хрущёва и более 50 лет монашеских подвигов.

Со временем у воскресной школы стали собираться верующие, чтобы побеседовать с батюшкой, получить духовный совет. Его духовным чадом стал даже бывший глава правительственного комитета строительства Украины, с которым он познакомился, когда с настоятелем и старостой приехал к тому решать церковно-строительные вопросы. Ласково взглянув на высокорангового чиновника, отец Сергий молвил: «Великое дело пред Богом – храм построить. Человека уже на свете нет сто, двести и пятьсот лет, а церковь молится “о строителях храма сего”».

Теперь черный «мерседес» главного строителя Украины часто останавливался у воскресной школы.

В летнее время старец облюбовал себе место за зеленым забором стройплощадки, под елью, где он с неизменной Псалтирью, как сам выражался, «выгревал косточки на зиму, чтобы силы были на службах стоять». Ребята усаживались вокруг и слушали удивительные рассказы о почаевских чудесах, свидетелем которых он был сам. О том, как в день Святой Троицы в 1958 году, когда в период «хрущевских гонений» над Почаевской Лаврой нависла угроза закрытия, во время богослужения Троицкий собор снаружи внезапно трижды озарился дивным, подобно блеску молнии, светом – и мозаичные изображения на стенах храма тут же обновились. Четко проступили лики святых, ранее почти неразличимые, нимбы над главами Царицы Небесной и Младенца засияли золотом. Милиция стала разгонять толпы людей, собравшихся увидеть чудо и прославить Господа.

– Так Матерь Божия свидетельствовала, что Она с нами, – заключил иеромонах.

– Батюшка, расскажите, как вы стали монахом, – попросил кто-то из юных слушателей.

С молитвой я прошел не одну атаку, и даже пуля ни разу не царапнула – так хранила Пресвятая Богородица

– Я был немного старше вас, когда началась война. Моя семья жила в селе под Станиславом, сейчас это город Ивано-Франковск. Западная Украина соединилась с Восточной перед войной в 1939 году. Немецкие оккупанты хозяйничали на нашей земле. А тут еще так называемые «воины УПА» стали содействовать немцам. Мои родители были глубоко верующими и не могли одобрять действия националистов. Когда Красная армия стала оттеснять гитлеровцев к западной границе, меня призвали в армию. И я стал пехотинцем. Нам, «желторотым», выдали по винтовке и сразу кинули в атаку. А стрелял так, что пули сыпались как град, – вспоминал отец Сергий. – Срезанные выстрелами листья осыпались, будто кто-то деревья трусил, и мои друзья падали один за одним, как эти листья. А я молитву творил Божией Матери вслух и вопиял к Ней: «Пощади, Владычица, пощади! А я Тебе обет даю: уйду в Почаев!» И так я прошел не одну атаку, и даже пуля меня ни разу не царапнула. Вот как хранила Пресвятая Богородица меня, грешного… Закончил войну в Германии. Пасха в 1945 году припала на день памяти великомученика Победоносца за два дня до подписания фашистскими генералами акта о капитуляции. Вернувшись домой, я пошел в монастырь, детки, как и обещал Богородице…

– Получается, Господь помогал нашим войскам? – спросил паренек.

– Конечно, помогал, – улыбнулся старец. – Один солдатик верующий раздобыл где-то текст пасхального послания Патриарха Московского и всея Руси Сергия. И я на всю жизнь запомнил слова Святейшего: «Пасхальная радость Воскресения Христова соединяется ныне со светлой надеждой на близкую победу правды и света над неправдой и тьмой германского фашизма. Свету и силе Христовой не возмогли противиться и препятствовать темные силы фашизма, и Божие всемогущество явилось над мнимою силой человеческой».

Почил воин Христов схииеромонах Сергий (Соломка) в 2012 году 1 июня, в канун праздника Святой Троицы, в Свято-Троицком Почаевском скиту на 92-м году жизни; похоронен на монашеском кладбище. В День Победы духовные чада старца приносят на его могилу цветы.

Монах Руф – летчик-истребитель

Отца Руфа хорошо знал православный Киев. Небольшого роста, сухопарый, в поношенном плащике и подряснике, порыжевшей фетровой шляпе, с толстым желтым портфелем, набитым всевозможными газетно-журнальными вырезками, рукописями, эскизами иконостасов, он появлялся на службах в разных храмах Киева, во Флоровском и Покровском женских монастырях. Необыкновенно добродушное лицо, ласковый взгляд, быстрая речь. Подходя к незнакомым людям, спрашивал: «Венчаны?» Если слышал утвердительный ответ, отходил удовлетворенным, если нет, вступал в духовную беседу, пересыпанную изречениями святых отцов и евангельскими цитатами. Откуда молодым людям, впервые переступившим порог храма, было знать, что беседуют они с настоящим аскетом, прошедшим пять лет лагерей «за веру» при закрытии Лавры в 1961 году, художником-иконописцем, офицером военно-воздушных сил, ветераном войны.

Старец дружил с разного рода «блажненькими» и «юродиевыми», понимал их язык, записывал предсказания. Он хорошо знал блаженную Алипию Киевскую, пользовался советами старицы Марфы, жившей в миру, и много лет записывал ее откровения и духовные беседы. Киевская старица, между прочим, предсказала раскол Филарета и «войну» на Майдане.

…Они прикрывали Каспий. Нефть – золотые запасы, без которых ни в тылу, ни на фронте делать было нечего. И враг об этом знал и потому направлял своих бомбардировщиков в Азербайджан, к Каспийскому морю. Наши истребители вылетали посменно, как часовые у склада с горючим, только ангар этот, как говорил отец Руф, растягивался на сотни километров. Были столкновения и перестрелки, опасность поджидала каждый день. Но младший лейтенант Резвых «споткнулся» на другом: его самолет при посадке зацепился шасси за маскировочный трос и, перевернувшись несколько раз, ударился о землю кабиной вниз. Ребята бежали к дымящейся машине без всякой надежды, что пилот жив. Но тогда произошло чудо. Он остался жить. Отделался легким испугом.

«Почему, – думал он, – я остался жив, а земляк погиб в неравном бою? Господь для чего-то меня сберег…»

В полетной книжке, хранимой отцом Руфом, этот эпизод обозначен нарушением правил посадки, за что был получен выговор. Неделя в госпитале, и снова – полеты. Но жизнь уже воспринималась иначе. Что-то произошло. «Контузия, сотрясение мозга?» – думал про себя младший лейтенант. Внешне он оставался таким же – жизнерадостным и коммуникабельным, за что и любили его друзья. «Почему, – думал он, – я остался жив, а земляк Саня Скворцов погиб в неравном бою? Господь для чего-то меня сберег…»

Вернувшись с фронта после победы, Василий Резвых поступил в Ленинградский художественный институт. Но вскоре был отчислен «за религиозные убеждения». Работал лаборантом в Харькове, писал картинки и снова регулярно ходил на службы.

– Я все чего-то ждал, – рассказывал отец Руф. – Ждал воли Божией, как устроить свою жизнь.

В храме познакомился с матушками, пребывавшими в тайном постриге. Они сводили его к старице-схимонахине, которая при первой встрече молвила: «О-о! К нам монах киево-печерский пожаловал». И благословила Василия отправляться в Киев, в Лавру.

– Так Господь призвал меня к монашеству…

Его нарекли в честь преподобного Руфа, затворника Печерского, мощами почивающего в Дальних пещерах Лавры. Потом монах рассказывал, как кэгэбисты спровоцировали инцидент, подослав в Лавру фотокорреспондента «Правды Украины», снимавшего жизнь «тунеядцев в рясах» для написания очередного атеистического фельетона. Отец Руф с двумя монахами-фронтовиками отобрал фотоаппарат у горе-фотографа и засветил пленку. За углом уже дежурил милицейский «воронок». И увезли его на пять лет «в места отдаленные».

Вдовствующая мать монаха писал потом в Верховный Совет СССР:

«Как мать, прошу о помиловании моего сына Резвых Василия Филимоновича, 1922 г.р. Семь лет, с 1941 по 1947, Василий находился в рядах Советской армии, являясь лейтенантом, летчиком-истребителем; на протяжении Отечественной войны принимал активное участие в боевых операциях. Имеет правительственные ордена и медали. Мне 68 лет. После смерти мужа с 1934 года вырастила и воспитала пятерых детей, трое сыновей добровольно ушли на фронт. Убедительно прошу обратить внимание на мою материнскую просьбу и помиловать моего сына. Он не преступник, и об этом я, его мать, могу с чистой совестью заявить. Он всегда был кротким, послушным и добрым, являясь моим утешением. Я инвалид 2-й группы, и это горе совсем подкосило меня. Осушите мои слезы, верните моего сына, чтоб он был моей опорой в старости. Очень надеюсь на вашу чуткость к материнской просьбе».

Ходатайство осталось без ответа.

Вернувшись в Киев, фронтовик-монах поселился поблизости закрытой Лавры в подвальной комнатушке общественного туалета, где он 18 лет (!) проработал уборщиком. Духовные чада старца ходили в горисполком с наградными документами летчика-фронтовика и добились наконец выделения отцу Руфу однокомнатной «гостинки» на Оболони.

Когда в 1988 году была вновь открыта Киево-Печерская Лавра, отец Руф продолжал жить на Оболони, посещая богослужения. И лишь за год до смерти, очевидно предвидя ее, попросил наместника выделить ему келью. Почил старец-фронтовик 26 марта 2009 года на 88-м году жизни и похоронен на лаврском кладбище за храмом Рождества Богородицы на Дальних пещерах.

Автору этих строк довелось хорошо знать отца Руфа, неоднократно беседовать с ним. Однажды, узнав, что работаю в военно-патриотической газете ЦК ДОСААФ Украины, попросил посодействовать полетать на спортивном самолете киевского аэродрома «Чайка». К сожалению, мне не удалось исполнить его просьбу.

Летчика звало Небо, и оно приняло его наконец в обителях вечности.

Вечная тебе память, дорогой отец Руф!

Блаженный старец Серафим

Коренной киевлянин Леонид Соболев, будущий схиархимандрит Серафим, родился в семье потомственных дворян Соболевых в эпохальном 1917 году. Семья художника Аркадия Соболева проживала на старинной Трехсвятительской улице недалеко от Андреевской церкви и Софиевской площади. Дореволюционный дом сохранился и поныне. Отец Серафим (до великой схимы – Пимен) любил с духовными чадами навещать места своего детства, брал фотографии своей семьи и иллюстрировал ими воспоминания. На одной из фотографий запечатлены дедушка и бабушка батюшки на балконе их старинной квартиры. В доме этом соседствовали с Соболевыми великий художник Михаил Врубель и не менее великий русский историк искусства, археолог и художественный критик Адриан Прахов, руководитель строительства знаменитого Владимирского собора в честь 900-летия крещения Руси (ныне в плену раскола) и реставрации фресок известной Кирилловской церкви XII века.

После революции родители устроились преподавателями в одну из киевских школ: отец – учителем рисования, мама – преподавателем музыки. Маленький Леонид с детства прислуживал в древнем Трехсвятительском храме, построенном еще святым князем Владимиром и возрожденном святым митрополитом Петром Могилой после неоднократного разорения. Отец Серафим рассказывал, как старенький настоятель отец Николай перед взрывом храма безбожниками в 1935 году со слезами обошел любимую церковь, где прослужил не один десяток лет, целуя ее стены.

– А люди стояли на коленях и плакали, – повествовал старец и сам при этом утирал слезу.

Когда взбешенный уполномоченный, увидев росписи, спрашивал, кто осмелился на это, батюшка спокойно отвечал: «Бог помог»

Леонид унаследовал от родителей дары художественного творчества – рисования и музыки. Впоследствии он сам расписывал три храма, которые ему удалось построить под Киевом (ныне черта города), причем иконы писал на холстах, а потом наклеивал на стены и под своды купола. А когда взбешенный уполномоченный, увидев росписи, прилетал к старцу с вопросом, кто расписывал храм, батюшка спокойно отвечал: «Вот, Бог помог, люди пожертвовали…» Писал он и церковную музыку, оставив после себя несколько нотных тетрадей.

Война застала Леонида в Киеве. Бомбы упали на святой град уже утром 22 июня. Отец и старший брат Владимир были призваны в армию в первые дни войны, и буквально через месяц пришло две похоронки. Убитая горем мать умоляла Леонида, старшекурсника Гидрометеорологического института, не подавать заявление добровольца, но Леонид ответил: «Я должен, мама, занять место на фронте отца и брата. Благослови».

Под нажимом вражеских сил наши войска отступали, и 24-летний лейтенант артиллерии Соболев в смертельной схватке отражал атаки фашистов уже на подступах к Киеву в районе Жулян.

– Бои были страшными, – вспоминал старец. – Солнца не было видно из-за дыма пожарищ и разрывов снарядов. Мы подбили два вражеских танка, а потом я потерял сознание…

Мать Евдокия Соболева отыскала сына в палате для умирающих военного госпиталя № 408. Тяжелое ранение в голову и позвоночник не оставляло шансов для жизни. Но пришедший в сознание боец взмолился Богу со словами: «Если выживу, буду служить Тебе до конца дней». И он выжил «всем смертям назло», Господь принял молитву воина, уготовив ему путь священства и монашества, путь многолетнего сражения с врагом рода человеческого.

– В военкомате дали мне документ, что я не годен ни к какой службе, и вскоре, через год, принял я сан диакона, – как всегда просто и без пафоса рассказывал батюшка.

Интересный факт: тяжелое ранение Леонид Соболев получил 1 августа в день памяти преподобного Серафима Саровского, и именем преподобного, которого он очень почитал, его нарекут в великой схиме.

Вторую половину жизни отец Серафим провел на Троещине, живя при Троицкой церкви, которую сам построил. Свою киевскую квартиру еще при Союзе он продал и вырученные средства пожертвовал в Фонд мира.

На церковном дворе рос фруктовый сад и виноградник, старец сам изготовлял вино, на котором совершал литургии. Ходил в стареньком подряснике, в обуви на босу ногу, как правило, большего размера, привечал множество собак и кошечек, которых «доброму батюшке» подбрасывали люди. К тому же красил бороду и волосы в какой-то невообразимый рыже-каштановый цвет. Мясной и молочной пищи не употреблял, называя себя «вегетарианцем», спал по два-три часа в сутки, денег в руки не брал, отправляя всех к казначею, и никогда не сидел без дела. Между службами, совершавшимися регулярно, он строил, рисовал, писал музыку, принимал прихожан и паломников, ехавших к нему и из других городов.

Старец слегка юродствовал. Обличая Филарета еще до раскола, дал интервью для журнала «Огонек», в котором рассказал о злоупотреблениях будущего раскольника. Удивительно, но Филарет не наказал старца, лишь обозвав его «сумасшедшим».

А «сумасшедший» открывал грехи приходящим, ласково увещевая некоторых изменить образ жизни. Как-то пришел к старцу староста одного из строящихся храмов, страдающий духом сребролюбия, ушедший впоследствии в раскол. Старец, увидев вошедшего, обнял его, приговаривая: «Ох, доллары, доллары! Погубят они нас!..»

Вершиной его жизненного пути стало строительство Троицкого собора на Троещине и создание монашеского скита.

Уже болея, он принял великую схиму. Завещал похоронить себя у своего маленького деревянного храма, в котором промолился более 40 лет. Ему стало плохо во время службы. Вызвали «Скорую». Старец запротестовал: «Не желаю в больницу, хочу умереть здесь». Не успела машина скорой помощи со старцем отъехать от храма, как тот предал свою чистую душу Господу.

Скончался отец Серафим 22 августа 2000 года, в день памяти преподобного Лаврентия Черниговского († 1950), которого старец после войны посещал в Чернигове, получив благословение на монашество.

Вечная память нашим героям, подвижникам Церкви Христовой!