Всемирно известный бас, выступающий на лучших оперных сценах, он признается, что пение в храме не  сравнится ни с одной из этих сцен. Хотя сам впервые в церковь попал как экскурсант. С «Фомой» Владимир Анатольевич Маторин поделился воспоминаниями о своем пути к крещению, к Большому театру, о многочисленных поездках по русским городам и селам и о важных событиях в жизни своей семьи. Редакция журнала «Фома» поздравляет Владимира Анатольевича с 70-летием и желает помощи Божьей во всех его делах!

Крещение и Большой театр

В 1988 году, когда страна праздновала 1000-летие Крещения Руси, я впервые сопри­коснулся с молитвенным пением. Митрополит Питирим (Нечаев) устроил тогда в Колонном зале Дома Союзов Рождественский фестиваль духовной музыки. Помню, как меня ошеломила ее красота и ее разливы. Я слушал, и она проникала в каждую мою клеточку, наполняла чем-то таким, что мне тогда было совершенно неведомо. Я как будто вмерз в лед от удовольствия.

До моего собственного крещения оставалось еще несколько лет. Но тот вечер оказался решающим: я потихоньку начал петь православные песнопения и спустя некоторое время подготовил свою первую программу духовной музыки.

К самому же крещению я подступал долго: я вырос в семье коммунистов, сам был пионером, комсомольцем, членом партии. И в храм заходил только как экскурсант в историчес­кий музей: для роли Бориса Годунова мне надо было знать, как православные крес­тятся, как целуют иконы. Поэтому я очень внимательно разглядывал людей в храме, и бабушки, видя меня, молодого, красивого, конечно, думали — кагебешник: мне если бороду сбрить, то погоны прямо светятся — военная династия рода Маториных дает о себе знать. Но я женился и попал в семью, где и теща, которую я считаю своей второй мамой, и жена — верующие. И когда мама жены тяжело заболела, в нашем доме стали появляться священники, которые ее исповедовали, причащали, соборовали. Одним из них был протоиерей Порфирий Дьячек, человек невероятной доброты и, как мне казалось, — вылитый святитель Николай с икон: высокий лоб, седые волосы, огромные голубые глаза. Свой священнический долг он исполнял до последних дней жизни. Для меня он стал проводником в Церковь: крестил меня и стал моим духовным отцом. Сейчас, когда я оглядываюсь назад, для меня совершенно очевидна взаимосвязь двух важнейших событий в моей жизни: в 42 года я крестился, а в 43 стал солистом Большого театра. О Большом театре мечтали все… Сколько я ждал этого приглашения! Но меня звали туда только на отдельные выступления в операх, после которых говорили: «Жди звонка…» Но никто не звонил. И вдруг на одном из моих сольных концертов в театре Станиславского и Немировича-Данченко в первом ряду появился дирижер Евгений Светланов. После исполнения мною романса «Письмо Рахманинова Станиславскому» он встал и крикнул: «Браво!» В антракте он подошел ко мне и сказал: «Я в Большом дирижирую “Китежем” (оперой Н. А. Римского-Корсакова “Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии”. — Ред.)», — и пригласил меня на роль князя Юрия. Я, конечно, сразу согласился и с тех пор стал солистом Большого. И главное, я не просто попал туда — а попал сразу в надежные руки Мастера. Помню, как мы начали репетировать: я открыл ноты, и у меня волосы дыбом. В конце была длинная нота «ми» — «картошка», которую я не брал, потому что голос у меня кончался на «фа». Но Евгений Федорович сыграл так, что ни один человек не скажет, что я эту ноту не взял. Когда мы с ним репетировали, он спрашивал: «Вот так вам удобно?» Я сперва думал, что он с кем-то другим разговаривает. Но кроме меня никого не было. И я, помню, подумал: «Гений спрашивает, удобно ли мне!»

Петь ли духовную музыку на концертах?

Лично для меня духовная музыка важна настолько, что я не мыслю своей концертной программы без нее. А вот в публике я иногда встречаю явный протест. Пожилые люди говорят: «В церкви надо петь, а не на концертах». И кроме того, петь молитвы лицом не к иконам, а к зрителям, со сцены, непросто — нарушается таинство молитвы… Поэтому большим подарком стало для меня то, что по приглашению митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия я уже много лет участвую в концертах в Новодевичьем монастыре, пою в храме, где намолены стены, иконы, где люди молятся вместе со мной. На таких концертах у меня вырастают крылья. А еще я сделал потрясающее открытие. Обычно после оперного спектакля ночь не спишь: анализируешь ошибки, и, честно говоря, усталость такая, что единственное, чего хочется, — это выпить чего-нибудь крепкого. А после концерта духовной музыки приходишь домой, падаешь как подкошенный, а утром встаешь и чувствуешь — ты лук, на котором только что натянули тетиву. В этом секрет духовной музыки: ты много отдаешь, но взамен получаешь еще больше.

Главный подарок Бога

На всех моих концертах обязательно присутствует мой главный критик и моя поддержка — жена. Мне повезло, моя супруга — талантливая пианистка, доцент Академии Гнесиных, где мы и познакомились. У нее удивительно тонкий слух, и, если она слышит какую-то фальшь или неустроенность голоса, никогда не промолчит. Что я очень ценю в ней, это тонкость, чистоту и удивительное бескорыстие. Никто, как мне кажется, еще не сформулировал, что это за труднейшая роль — роль жены певца. Если она тебя все время пилит: «Ты плохо спел», тебе скоро захочется уйти к той, которая будет хвалить. Если все время хвалит и говорит: «Ты лучше всех», ты потеряешься в тщеславии и будешь думать: «Ну не взял я эту ноту, ну заскрипел голос, ну не очень соблюдал пищевой режим перед концертом — ничего страшного». Опасность такой позиции велика: чем дольше ты репетируешь и выступаешь, тем больше этот процесс сводится к автоматизму. Бывает, ты даже не соображаешь, что сейчас за спектакль, кого ты играешь: бум — и поешь.

Моя супруга нашла «ножницы»: она хоть и строгий критик, но доброжелательный. Поэтому, если что-то в моем выступлении ей не нравится, она два дня пилит, а потом лелеет, убеждая, что таких певцов, как я, больше нет. Такое волнообразное движение — как бы от развода к медовому месяцу — мне как певцу очень помогает.

Вместе нам пришлось переживать не только радость творчества, но и очень трудные события — уход из жизни наших родителей и близких. И несмотря на всю сложность этого периода, он еще сильнее сблизил нас с женой и всей семьей. Я благодарю Бога за то, что Он подарил мне таких близких. Перебирая все свои успехи, победы, поражения, встречи и разлуки, могу сказать: человек, без которого я не смог бы жить, — это жена. Как не поверить в Бога, когда Он так все устроил: даровал жену-пианистку, и ее безмерная любовь к театру, к музыке, ко мне уже столько лет меня наполняет. Да, со временем разрушаются иллюзии, отношения меняются. Мне кажется очень верным то, о чем в одном из своих стихотворений говорит Степан Щипачев: Любовью дорожить умейте, С годами дорожить вдвойне. Любовь не вздохи на скамейке и не прогулки при луне. Все будет: слякоть и пороша. Ведь вместе надо жизнь прожить. Любовь с хорошей песней схожа, а песню не легко сложить. Крепкая и нежная дружба зацементировала наш союз и перевела любовь мужчины к женщине в любовь родителей к детям, а затем и бабушки-дедушки к внукам, которых полон дом.

Солист в русской глубинке

Многие у меня спрашивают, почему известный на весь мир оперный певец вновь и вновь едет выступать в малые города и села. Скажу честно, работа Фонда мне дается непросто, есть много организаторских обязанностей, которые мне, артисту, выполнять не хотелось бы, а приходится. Фонд небольшой, все делается своими силами и своими средствами. Но, несмотря на все нюансы, продолжать хочется — потому что на моих глазах происходит возрождение России. Я езжу и вижу: духовная жизнь малых городов никогда не замирала. Приезжаю в какую-нибудь деревню, а там — и танцевальные кружки, и музыкальные классы, и художественная самодеятельность. Люди, которые живут в глубинке, снова и снова тянут к себе. В Москве я этого не чувствую. А чем дальше от столицы и чем меньше денег, тем люди душевнее, радушнее, щедрее, хлебосольнее. Навсегда запомню недавний свой концерт в Рыбинске Ярославской области. В 2018 году исполняется 90 лет самодеятельному оркест­ру русских народных инструментов имени Петра Павлова. Вдумайтесь только! 90 лет оркестру, который существует без материальной помощи — только на энтузиазме. Его дирижер Адольф Константинович Павлов тяжело болел и лежал в больнице. Но, узнав, что я готов спеть с его оркестром, подготовил все партитуры, лежа в палате, — и на один вечер вышел к публике и продирижировал весь концерт. Такого бурного и теплого приема я никогда не испытывал. Нас забросали цветами. А через две недели Адольф Констанович ушел из жизни. А вот еще один случай, тоже в Ярославской области. Каждый раз его рассказываю — и трогает до слез. Это был благотворительный концерт в помощь восстановлению Казанского собора в Ярославле, мы приехали по приглашению архиепископа Ярославского и Ростовского Кирилла (ныне митрополит Екатеринбургский и Верхотурский — Ред.). Кончается концерт — он был бесплатный, но на выходе стоял ящик для благотворительных пожертвований. И вот, на моих глазах к ящику подошла бабушка, дрожащими руками открыла кошелек, достала пятьсот рублей, положила, а потом… опять открыла кошелек и положила еще две купюры по пятьдесят. Видно было, что у бабушки это последние деньги, но она готова была их отдать.

Любимый монастырь

Вот уже 15 лет я езжу, по дружбе с братией, в Николо-Шартомский мужской монастырь в селе Введенье в Шуйском районе Ивановской области. 15 лет назад здесь было запустение, у храма не было крыши, были разрушены стены. Теперь поля вокруг села вылизаны, как за границей. У монастыря все свое: хлеб, пруд с карасями, баня, квас, который они продают в городе, виноград, из которого они делают вино. Я приезжаю и всегда любуюсь, какие там люди — труженики. Монастырь содержит замечательную школу-интернат. Там 70 детишек. У них порядок как в армии: в 7 утра встают, молятся, идут на занятия, час пробежки в лесу, обед, молитвы и трудовое послушание. Кстати, совсем недавно, 10 ноября, я выступал вместе с хором из Владимира на благотворительном концерте в помощь этому интернату. Поэтому я и езжу по городам и селам — отогреваюсь душой русской провинции. И что могу для них сделать — делаю.

 Баринова Дарья

ФОМА