Сегодня мы вспоминаем 25-летие со дня прославления в лике святых святого праведного отца Иоанна Кронштадтского.
В центре нашего храма лежит икона с изображением этого святого. Не часто так бывает, что мы имеем не только иконописное изображение святого, но и его фотографию. И первое что бросается в глаза когда сравниваешь два эти изображения – иконописные черты на фотографии живого человека. Смотришь на фотографию и понимаешь, что этот человек не похож на многих из тех, кого мы видим обычно. Это выдают его глаза, его облик — то, что не считывается словесно. Он в чем-то как будто «иномирен» нашему миру.
Я хотел бы сказать о четырех вещах которые, как мне кажется, важны в облике отца Иоанна.
Первая черта лежит на самой поверхности, она самая заметная и самая человеческая — большая доброта этого человека. Молодой 24-летний священник Иоанн Сергиев пришел в дом к семье, дети из которой учились в его классе в гимназии, где он преподавал Закон Божий. Это были трущебы Кронштадта. Отец семейства пил. Атмосфера была страшная. Он сел на стул, взял маленького ребенка на руки, обнял его, стал разговаривать с детьми и в этот момент вернулся с работы отец; как всегда в подвыпившем состоянии, готовый изливать злобу на самых близких и потому самых беззащитных перед ним. Отец Иоанн посмотрел на него и без тени страха и ожидаемого осуждения сказал: Как у вас хорошо, когда маленькие дети в доме, всегда хорошо. Не ожидая такой встречи, горе отец семейства заплакал.
Каждый год, учась в нашей Духовной Академии, на Светлой седмице мы совершаем паломничество по святым местам. Когда последний раз мы посещали Псково-Печерский монастырь, после экскурсии в келье отца Иоанна Крестьянкина мы спросили его многолетнего келейника: «Отче, Вы десятилетиями были самым близким человеком к отцу Иоанну, расскажите нам, как будущим священникам, что-то о нем, что вы не рассказываете обычным паломникам и что было бы важно для нас. Он остановился, помолчал, подумал и сказал тогда: «За все время что я был келейником отца Иоанна, он никогда не осудил меня, даже тогда, когда было за что, он только смотрел на меня взглядом любящего деда. У него был какой-то особый талант чувствовать человека рядом, чувствовать, когда ему тяжело. И тогда он начинал шутить с большой добротой и при этом наблюдательной проницательностью».
Митрополит Сурожский Антоний рассказывал, что самая первая встреча с христианством произошла еще даже до знаменитого чтения евангелия от Марка. Они были детьми, когда их летом собирали в скаутский лагерь. В этот лагерь приезжал священник который им, детям, из-за его бороды и длинных волос казался очень старым, хотя ему было тогда чуть больше 30 лет. «Он ничего не проповедовал, не навязывал, но все мы без исключения чувствовали, что он очень любил нас». Митрополит Антоний даже запомнил тогда его имя — отец Евгений Шумкин.
Каждый из нас, стоящих сейчас в храме, может вспомнить священника, доброта которого согревала многих вокруг как лучи весеннего солнца согревают замерзшую землю. Священника, которому мы благодарны за отцовское отношение к нам. Я много раз от своих друзей семинаристов слышал слова: «Я хочу быть священником как отец такой-то, и мне стыдно, что у меня нет такого любящего сердца как у него».
Второе, о чем я хотел сказать, глядя на образ отца Иоанна, очень связано с первым. Это оборотная сторона первого. В каком-то смысле это даже одно, потому что первого без второго не бывает. Какая-то неотмирность отца Иоанна. Неотмирность, которую нельзя скрыть, если она есть, и нельзя подделать, если ее нет. Неотмирность, которая всегда является тайной для другого человека. Какая-то особая связанность с Богом. Митрополит Антоний Сурожский говорил, что иногда ты видишь человека, и у тебя возникает чувство, что как-будто каменная статуя ожила.
Митрополит Вениамин (Федченков) в своих воспоминаниях писал о том как с друзьями по духовной академии он ездил в Кронштадт к отцу Иоанну. Первым чувством был страх, что ты встретишься с человеком который насквозь видит твою душу. Во-вторых, хотелось не забыть всего того о чем нужно было поговорить. Но когда они оказались в алтаре Андреевского собора рядом с отцом Иоанном, как-то внезапно пропал всякий страх и отпали все вопросы. Осталось только наблюдать как молился за Литургией кронштадтский пастырь.
Митрополит Сурожский Антоний рассказывал, как будучи еще был молодым человеком, он спускался по ступенькам в Трехсвятительский храм в Париже и на встречу ему шел священник, лицо которого излучало какое-то подлинное внутреннее сияние и собранность. Он тогда остановил его и сказал: «Я не знаю кто Вы, но я прошу Вас быть моим духовником».
До недавнего времени мне это казалось очень наивным. Но позавчера, на съезде духовенства по случаю 25-летия прославления отца Иоанна Кронштадтского, после торжественной Литургии и обеда, мы сидели и общались с группой знакомых священников. И я заметил, как недалеко от нас сидел священник, лет 60-ти, с длинной седой бородой и длинными волосами со своей семьей: матушка и две дочери. И лицо его действительно светилось. Это кажется очень сентиментальным, но это совсем не сентиментально. Я набрался смелости и подошел к ним. Я сказал: «Отец, простите что я обращаюсь к Вам, но у Вас какое-то особое лицо, Вы весь светитесь. Я не знаю что это, и я не очень доверчивый человек, но я этого никогда не видел раньше». Мы стали разговаривать. Он служит в селе Никольское в Ахтубинской епархии. Когда я спросил его, как ему город, он сказал: «Мне здесь все родное, я здесь рядом вырос. Я из Таллина». Я сразу же спросил: «Вы знали Святейшего Патриарха?» Он расплылся в улыбке и сказал: «Много лет был его иподиаконом. Его облик стал для меня образцом пастыря». Он поделился воспоминаниями о тогда митрополите Алексии. Я вспомню только одно: «В патриархе было что-то, что мы объяснить не могли, какое-то поразительное духовное обаяние, которое поражало всех. Перед ним пасовали без исключения даже все советские чиновники. Одно его появление приносило мир в самую напряженную ситуацию». Отец Александр Максимов — так зовут этого священника — сказал, что митрополит Алексий формировал их просто своим присутствием.
Когда через много лет уже патриарх Алексий посещал храм в селе Никольское, увидев отца Александра он перед телекамерами подошел к нему и сказал тихо «Саша, как ты здесь? Скучаешь по Таллину?» Отец Александр сказал: «По людям», — и в ответ патриарх сильно-сильно сжал его руку. От матушки позже я узнал, что у них 12 усыновленных детей. Мне сейчас стыдно, что, закончив Духовную Академию, я и не приблизился к такой неотмирности. Последнее, что я смог сказать ему, когда провожал на поезд в Суру, на родину о Иоанна Кронштадтского: «Отец Александр, вы поразили меня своей одухотворенностью. Я не знаю что это в Вас».
Третье — это благодарность. Люди, подобные отцу Иоанну, не жалуются на жизнь, а согревают ее своим присутствием. И мы, если встречаем их сами, заражаемся благодарностью. В своих дневниках с совершенно особой теплотой и благодарностью отец Иоанн вспоминал о годах обучения в нашей Академии и о своих преподавателях. Каждый из сегодняшних выпускников мог бы разделить подобные слова благодарности.
Митрополит Антоний вспоминал, как слушал рассказ о жизни одной горькой русской женщины. Рассказ о том как неблагодарна и несправедлива была по отношению к ней ее жизнь. Они остановились возле куста с колючками терна и владыка Антоний тогда сказал: «Вот так Вы и смотрите на жизнь, видите только этот терновый куст,а ведь за ним горы и все побережье южной Франции, залитое солнцем». Божьи люди как будто видят больше. Благодарны каждому кто рядом. Они не хватаются с жадностью за ситуации, а больше доверяют Богу.
Проповедь магистранта II курса библейско-богословского отделения Санкт-Петербургской православной духовной академии чтеца Сергея Шпагина, произнесенная в храме Святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова за Божественной литургией 15 июня 2015 года.
